Иван Рак - Зороастрийская мифология [Мифы древнего и раннесредневекового Ирана]

Райская обитель помещалась на небо или на «край света», но хотя души-фраваши пребывали там, осенённые божьей милостью, они [17] нуждались в регулярных жертвоприношениях и молитвах со стороны потомков. Во признательность за радение о себе фраваши носили воду своим живым родственникам и охраняли их от злых духов. Здесь отчасти мотив двуединства миров: боги сильны благодаря людям — их молитвам и жертвам, а люди, в свою очередь, сильны благодаря заботе богов (сравн. с мифом о Тиштрии — с. 12-13), — но не только это: двойственность, логическое (с нашей точки зрения) несоответствие верований и обычаев проистекали в конечном счёте из-за смутности представлений о том, что же всё-таки уготовано человеку в потустороннем мире (полной «ясности» в этом вопросе не было, кажется, ни в одной религии); религиозное «обоснование» иных ритуалов давно было забыто, но они исполнялись — по традиции и «на всякий случай» (как нередко атеисты на всякий случай крестят детей). Рай, как уже говорилось, мыслился таким же иерархическим, как земное общество: загробная участь — мера благ, которых удостаивайся покойный, то, насколько он становился приближен к богам, — зависели от сословия, к которому он принадлежал на этом свете, и только уже внутри сословия — от «благих мыслей, слов и дел». Идея воздаяния за грехи и награды за праведность была ещё на довольно примитивном уровне: ад, мрачная безжизненная пустыня, предназначался главным образом изгнанникам и людям из враждебных племён.

Установлено, что арийцы и ранние индоиранцы хоронили своих покойников в землю. Но потом погребальный обряд сменился: у индоариев — кремацией, у иранских (авестийских) арийцев — обычаем выставлять труп в пустынном месте на съедение птицам и зверью. Этот обычай впоследствии ревностно соблюдатся зороастрийцами; они считали, что, едва тело покидает жизненная сила-огонь, в мёртвую плоть сразу вселяется скверна, и всякий, прикоснувшийся к трупу или даже только побывавший близ него, должен очиститься. Весьма вероятно, что такое поверье — отголосок стародавнего бедствия, чумной или ещё какой-то эпидемии, косившей индоиранцев: было замечено, что те, кто пластался по телу мертвеца, оплакивая его, заболевали и уходили следом (сравн.: зороастризм запрещает оплакивание трупа — только «заочные» рыдания и не свыше трёх дней). Развивая гипотезу дальше: можно догадываться, почему очистительные омовения совершались коровьей мочой: мочевина не только удобрение, но и очень хорошее обеззараживающее средство при некоторых воспалительных процессах (нынешней уринотерапией целебные свойства мочи превозносятся, как другими направлениями нетрадиционной медицины — мумиё и прополис). [26] Слабое место этой гипотезы: эпидемии распространяются при густой плотности населения, особенно в условиях городской жизни.

Новое представление — что мёртвая плоть заключает в себе зло — [18] не могло не повлиять на загробные верования. Умерший должен был предстать перед богами чистым, поэтому скверну надо было уничтожить: «душа» ещё не мыслилась чем-то совершенно отдельным от телесной оболочки. Индоарии избрали огонь; иранцы же, «как кажется, слишком почитали огонь, чтоб использовать его для уничтожения оскверняющего вещества». [27] Бойс М.-2. С. 24. Обычай выставления трупов, скорей всего, подсказала им сама природа: неглубокие захоронения в каменистой земле раскапывали хищники... После уничтожения плоти огнём или зверьём собирали и погребали кости; но хотя считалось, что душа на том свете может облечься в новую (неземную) плоть только при сохранности костей, — религиозное сознание индоиранцев вскоре окончательно «отделило» душу от её телесного мирского вместилища, в которое проникает зло. Логично полагать, что из-за этого «не получили» земных тел-идолов и бессмертные небожители: иранцы не изображали своих богов. [28] Исключения оговариваются далее (с. 51, 53, 144). Силы Зла (дэвы), напротив, очень часто (хотя далеко не всегда) описываются в зороастрийских источниках имеющими телесное обличье. [29] Британская исследовательница зороастризма Мэри Бойс считает, что не изменения погребального обряда обусловили новые загробные верования, а наоборот: новые верования повлекли изменения обряда. См.: Бойс М.-2. С. 24.

По мере территориального и этнического разделения индоиранцев происходило и их религиозное размежевание. Племенные культы, до этого сливавшиеся в общую религию, постепенно обособлялись; божества других племён стали мыслиться как враждебные и противопоставляться богам своего племени. Очевидно, примерно в это время в пантеоне иранцев появился бог войны и победы Вертрáгна, заменивший отвергнутого индийского Индру и получивший имя по эпитету Индры «виртрахан». До прямой противоположности расходились иногда представления о благостном и злом: например, у авестийских иранцев ад далеко на севере — у ведийских ариев там рай. В иранской традиции ахуры однозначно благие силы мироздания, а их противоборцы дэвы — порождения Лжи; в «Ригведе» наоборот: дэвы — боги, áсуры — эпитет некоторых богов, но одновременно и обозначение класса демонов, выступающих против богов, позднейшие же «Веды» именуют асурами уже только демонов.

У иранцев, по-видимому, религиозные представления менялись медленней, чем у индоариев. Во многих иранских областях дэвы продолжали почитаться наряду с ахурами вплоть до V в. до н.э., когда культ дэвов был насильственно искоренён Ксерксом (прилож. 3-А). Однако резкое противопоставление ахуров и дэвов началось раньше — с реформой Заратуштры. [19]

Имя « Заратýштра» (среднеперс. Заратýшт; в поздних источниках и в «Шахнаме» Зардýшт, в грецизированной передаче Зороáстр) буквально означает «Староверблюдый», «Обладающий старым верблюдом» — простое крестьянское имя, типичное, в частности, для Ирана времён Ахеменидов.

«Это, на первый взгляд немного странное, значение приобретает особый смысл, если вспомнить ещё несколько древнеиранских имён, в том числе и упоминаемых в ,Авесте", имеющих явно уничижительный оттенок: „Не-быстро-верблюдый“, „Тоще- лошадный", „Тоще-быкий“... Подобные имена относятся к так называемым „именам- оберегам", защитным, охранительным именам, непривлекательность которых рассчитана на то, чтобы отвлечь от ребёнка враждебные силы. Такие имена до сих пор встречаются у иранских и других народов Средней Азии». [30] Стеблин-Каменский И.М. Предисловие // Авеста. С. 3-4.

Он был сыном Порушáспы, из рода Спитáмы. Разные источники относят время его жизни: самое раннее — к XV, самое позднее — к VI в. до н.э.