без автора - Повесть о прекрасной Отикубо

— Так вы все-таки думаете, что я знала! Какая жестокость! Я много лет служила вам верой и правдой. Неужели я решилась бы на такое бесчестное дело! Вас покинули одну дома, я пожалела вас, отказавшись от чудесной поездки, и вот награда! Вы даже не хотите слушать никаких оправданий. Если ваше сердце ничем нельзя тронуть, то как могу я служить вам? Уйду куда глаза глядят! — плакала Акоги.

Отикубо стало жаль ее.

— О нет, я не думаю, что ты об этом знала заранее. Все случилось так неожиданно, так внезапно! Но как ни велико мое отчаяние, к нему еще примешивается стыд, ведь он видел меня в таком жалком тряпье. Если б жива была моя матушка, разве могло бы со мной случиться такое несчастье? — говорила Отикубо, роняя слезы.

— Это сущая правда. У вас презлая мачеха. Наверно, господин сакон-но сесе услышал о том, как она бессердечна, и проникся сожалением к вашей участи. Понимаю, каково у вас сейчас на душе. Но все же если только чувство молодого господина к вам останется неизменным, то радоваться надо тому, что случилось, а не плакать.

— Ах, на что я могу надеяться! Он видел меня в лохмотьях… Кто может полюбить такое пугало! А что скажет моя строгая мачеха, когда слухи дойдут до ее ушей? «Если она взяла себе мужа и собирается без моего ведома шить на чужую семью, — скажет мачеха, — то нечего ей оставаться в моем доме».

Увидев, в каком страхе находится Отикубо, Акоги стала ее успокаивать:

— Ну и пусть, вот еще беда! Что же вам весь свой век, что ли, здесь мучиться! Да это счастье, если она вас выгонит! До каких пор можно терпеть! Разве не пугает вас мысль о том, что вам придется все время шить на ее зятьев?

Между тем посланец попросил дать ответ на письмо.

— Скорее прочтем это послание. Ведь слезами теперь горю не поможешь.

Акоги раскрыла письмо и показала его своей госпоже. Она пробежала его глазами, не подымая головы.

В письме было лишь это стихотворение, и больше ничего. Отикубо не стала отвечать, сославшись на нездоровье.

Акоги написала меченосцу:

«Не по сердцу мне твои поступки. Что все это означает? Вчерашнее твое поведение отвратительно, подло, чудовищно! Ты обнаружил такую бездну душевной низости, что я не смогу доверять тебе в будущем. Госпожа моя так жестоко страдает, что до сих пор не может подняться с постели. Письмо молодого господина осталось непрочитанным. Мне так жаль мою госпожу! Душа надрывается глядеть на нее!»

Меченосец поспешил рассказать обо всем Митиери. Тот не поверил, что он настолько противен девушке, а подумал, что она стыдится своего нищенского наряда, пожалел ее и еще больше затосковал по ней.

В тот же день он написал ей другое письмо: «Отчего бы это? Вы по-прежнему суровы ко мне, а между тем моя нежность к вам все растет.

В письме меченосца говорилось:

«Будет очень плохо, если барышня твоя и на этот раз не даст ответа. Надо постараться, чтоб они полюбили друг друга всей душой. Чувство молодого господина, как я вижу, долговечное. Он и сам так говорит».

Акоги стала упрашивать свою госпожу на этот раз непременно ответить на письмо. Но при мысли о том, какое впечатление должен был произвести ее жалкий вид на Митиери, Отикубо не помнила себя от стыда и отчаяния и никак не могла собраться с духом написать ответ. Она лежала на постели, накрывшись с головой одеялом.

Устав уговаривать ее, Акоги написала мужу:

«Госпожа моя прочла письмо, но так страдает, что не в силах отвечать. Ты пишешь, что любовь молодого господина прочна и долговечна. Как можно об этом судить? Ведь не прошло и дня со времени их первой встречи… Если господин сакон-но сесе рассердится на то, что ответа опять не было, постарайся как-нибудь смягчить его досаду».

Меченосец показал Митиери письмо своей жены.

— О, жена у тебя умница, умеет кстати сказать слово, — улыбнулся Митиери. — А химэгими [15], должно быть, почувствовала легкую дурноту от избытка застенчивости и смущения…

Между тем Акоги была одна, посоветоваться ей было не с кем. Сердце у нее разрывалось на тысячу частей от тревоги. Ей не сиделось на месте. Она принялась смахивать пыль, но прибрать покрасивее комнатку Отикубо никак не удавалось: не было ни ширм, ни занавеса. Отикубо все лежала неподвижно. Акоги хотела было поднять ее, чтобы привести в порядок постель. Лицо девушки опухло от слез, глаза покраснели до того, что она стала сама на себя не похожа. Акоги, пожалев ее, заботливо сказала ей тоном старшей:

— Причешите волосы.

Но Отикубо только проронила в ответ:

— Мне совсем худо, — и даже не подняла головы.

У Отикубо было несколько цепных вещей, доставшихся ей по наследству от покойной матери, и среди них очень красивое зеркало.

«Хорошо, что хоть зеркало есть! — подумала Акоги и, обтерев его, положила у изголовья Отикубо. Акоги хлопотала, выполняя одна за двоих работу и камеристки и простой служанки. — Сегодня он придет непременно», — думала она с тревогой.

— Простите за смелость, но эти хакама еще совсем новые… Как досадно! Первая встреча, и вдруг он увидел вас в таком жалком уборе…

На Акоги были нарядные хакама, которые она надела всего раз-другой во время ночного дежурства в господских покоях. Она решила тайком от всех подарить их Отикубо.

— С моей стороны это, конечно, большая дерзость… Но ведь никто не узнает. Пожалуйста, не отказывайтесь.

Отикубо стыдилась принять подарок, но в то же время ей слишком горько было думать, что и нынешней ночью она предстанет перед своим возлюбленным в таком жалком виде, и она, поблагодарив, нехотя надела их.

— На празднике по случаю совершеннолетия вашей сестры Саннокими мне подарили две-три палочки для возжигания ароматов. Сейчас они нам пригодятся.

Акоги зажгла палочки и окурила ароматом платье Отикубо.

«Необходим широкий занавес, чтобы загородить постель, — думала она. — Как быть, ума не приложу. Может, взять в долг на время у кого-нибудь? Ночная одежда у нее совсем плохая, тонкая… У кого бы попросить красивую одежду?…»

У Акоги голова пошла кругом от забот. Она решила срочно послать письмо своей тетке, муж которой раньше служил в императорском дворце, а теперь был назначен правителем провинции Идзуми.

«Прошу вас не отказать мне в неотложной просьбе. Одна важная особа должна провести ночь в нашем доме, потому что дорога грозит ей бедой [16]. Нужен занавес. А ночная одежда моей госпожи мне кажется совсем не подходящей для такой важной гостьи. Нет ли у вас хорошей? Пожалуйста, одолжите на время. Я бы не стала тревожить вас по пустякам…» — торопливо писала Акоги.