Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.

Голос то становился громче, то снижался до шепота. Девушка изливала в слезах тоску, даже не подозревая, что кто-то слышит ее и вместе с ней страдает.

Если хотите знать, кто это пел, прочтите следующую главу.

Итак, Дайюй была уверена, что это Баоюй не велел Цинвэнь пускать ее во двор Наслаждения пурпуром накануне вечером. И на следующий день, когда провожали Духа цветов, она, терзаемая печалью, собрала опавшие лепестки и пошла их хоронить. Так грустно было смотреть на увядшие цветы и думать о том, что проходит весна. Девочка даже всплакнула и прочла первые пришедшие на память стихи.

Ей и в голову не могло прийти, что неподалеку стоит Баоюй. А он, слушая, лишь вздыхал и кивал головой.

Баоюй в изнеможении опустился на землю, уронив лепестки, которые держал в руках. Он подумал о том, что настанет день, когда увянет несравненная красота Дайюй, а сама она уйдет навсегда из этого мира, и сердце сжалось от боли. А ведь следом за ней суждено уйти Баочай, Сянлин и Сижэнь. Где же тогда будет он сам, кому будут принадлежать этот сад, эти цветы, эти ивы? Тщетно искал он ответов на свои вопросы. Печальные мысли тянулись одна за другой, и не было сил отогнать их, рассеять.

Поистине:

В этот момент погруженная в скорбь Дайюй услышала горестный стон и подумала:

«Все надо мной смеются, считают глупой. Неужели нашелся еще глупец?»

Она огляделась, но, увидев Баоюя, плюнула в сердцах.

— Я-то гадаю, кто бы это мог быть, а оказывается, этот изверг… Ах, чтоб ты пропал…

Последние слова ненароком сорвались с губ, и Дайюй, спохватившись, зажала рот рукой, вздохнула и пошла прочь.

Баоюю стало не по себе, он понял, что Дайюй его не желает видеть, поднялся, оправил одежду и в полном унынии побрел домой. Вдруг впереди он заметил Дайюй, ускорил шаги и догнал ее.

— Погоди, сестрица! Я знаю, ты избегаешь встречи со мной, но все же позволь сказать тебе всего одно слово, а потом можешь меня презирать.

Девушка хотела убежать, но, услышав это, обернулась.

— Что ж, говори!..

— А можно, я скажу два? — с улыбкой спросил Баоюй. — Ты не убежишь?

Дайюй круто повернулась и пошла дальше.

Баоюй остановился, с грустью поглядел ей вслед и вздохнул:

— Неужели все, что между нами было, должно прийти к такому печальному концу?

Дайюй замерла на месте и спросила с удивлением:

— А что такого между нами было? И что произошло?

— Ах! — сокрушенно произнес Баоюй. — Ведь мы всегда вместе играли, с первого дня твоего приезда сюда! И если тебе чего-нибудь хотелось из моих любимых кушаний, я сам не ел, тебе оставлял. Мы вместе садились за стол, в одно время ложились спать. А сколько раз я выполнял твои просьбы, которые не могли выполнить служанки? Мы вместе росли, и я был уверен, неважно, любишь ты меня или нет, что на твою учтивость могу рассчитывать, что ты лучше других. Но ты становишься все более гордой и заносчивой, не замечаешь меня, признаешь только Фэнцзе и Баочай. А у меня никого нет, кроме брата и сестры от других матерей, — я так же одинок, как и ты, и надеялся на твое сочувствие. Но напрасно. Ты обижаешь меня, а кому я пожалуюсь?

По его лицу заструились слезы. Гнев Дайюй сразу улетучился, глаза увлажнились, она опустила голову и молчала.

Баоюй между тем продолжал:

— Конечно, я поступил плохо, но не нарочно, поверь! Я не стал бы причинять тебе неприятности. В таких случаях говори мне все прямо, если надо, поругай, даже побей, — я обижаться не стану. Только не отворачивайся от меня, не мучай, не заставляй теряться в догадках. Право, я не знаю, как быть! Умри я сейчас, ведь стану неприкаянным духом, меня не спасут молитвы самых праведных и благочестивых буддийских и даосских монахов, и к новой жизни я смогу возродиться только после того, как ты объяснишь причину моей смерти!

Дайюй больше не сердилась.

— Если так, — сказала она, — почему вчера вечером ты не велел служанкам меня впускать?

— С чего ты взяла? — вскричал Баоюй. — У меня и в мыслях ничего подобного не было! Умереть мне на этом месте!

— Ты с самого утра твердишь о смерти, — с укором сказала Дайюй. — Говори просто, да или нет, к чему эти клятвы?

— Поверь, сестрица, я тебя не видел, — сказал Баоюй. — Приходила сестра Баочай, посидела немного и ушла.

Дайюй подумала и как-то неуверенно ответила:

— Возможно, это так! Наверное, служанки просто поленились мне открыть!

— Ну конечно! — воскликнул Баоюй. — Вот увидишь, вернусь домой, найду виновницу и хорошенько проучу!

— Твоих служанок, конечно, надо проучить, — согласилась Дайюй, — но только не мне надо было говорить тебе об этом. То, что со мной так обошлись, пустяки, а была бы на моем месте Баочай или какая-нибудь другая «драгоценная барышня» [247], неприятностей не избежать.

Дайюй усмехнулась. Баоюй уловил в ее словах скрытый намек и ничего не сказал, только улыбнулся. За этим разговором их застали служанки, которые пришли сказать, что пора обедать. Баоюй и Дайюй пошли вместе.

Увидев Дайюй, госпожа Ван спросила:

— Девочка моя, стало тебе легче от лекарства, которое прописал доктор Бао?

— Нет, — ответила Дайюй. — Теперь бабушка велит мне пить лекарство доктора Вана.

— Вы, матушка, не знаете, — вмешался в разговор Баоюй. — Сестра Дайюй слаба здоровьем и часто простуживается, а при простуде лучше всего помогают пилюли.

— Недавно доктор мне говорил о каких-то пилюлях, — заметила госпожа Ван, — но я забыла их название.

— Я знаю, что это за пилюли, — промолвил Баоюй. — Наверняка укрепляющие, из женьшеня.

— Нет, — покачала головой госпожа Ван.

— Может быть, это «восемь жемчужин», или «восемь ароматов лютии», либо пилюли из правого и левого корня анжелики? — спросил Баоюй.

— Нет, что-то вроде «Цзиньган», — сказала мать Баоюя.

— Никогда не слышал о пилюлях «Цзиньган»! — всплеснул руками Баоюй. — Ведь если есть пилюли «Цзиньган», значит, есть и порошок Бодхисаттвы!