без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 1

Помедли и не спеши к тому, чего хочешь ты, И к людям будь милостив, чтоб милость к себе найти, Над всякою десницею десница всевышнего, И всякий элодей всегда злодеем испытан был".

"О господин мой, - сказал он потом, - я не думаю, чтобы ты знал моё высокое положение: моя рука упадёт на головы царей, эмиров, визирей, мудрецов и достойных, ибо мне сказал поэт:

И я воскликнул: "Оставь то, что тебя не касается, ты стеснил мою грудь и обеспокоил моё сердце!" А цирюльник спросил: "Мне кажется, ты торопишься?" - "Да, да, да!" - крикнул я; и тогда он сказал: "Дай себе время: поспешность - от сатаны, и она порождает раскаяние и разочарование. Сказал кто-то - приветствие и молитва над ним! - лучшее из дел то, в котором проявлена медлительность! А мне, клянусь Аллахом, твоё дело внушает сомнение. Я желал бы, чтобы ты мне сообщил, на что ты вознамерился: я боюсь, что случится нечто другое. Ведь до времени молитвы осталось три часа. Я не хочу быть в сомнении насчёт этого, - добавил он, - но желаю знать время наверное, ибо, когда мечут слова в неведомое, - это позор, в особенности для подобного мне, так как среди людей объявилась и распространилась слава о моих достоинствах, и мне не должно говорить наугад, как говорят обычно звездочёты".

И он бросил бритву и, взяв астролябию, пошёл под солнце и долгое время стоял, а потом возвратился и сказал мне: "До времени молитвы осталось три часа - ни больше, ни меньше".

"Ради Аллаха, замолчи, - воскликнул я, - ты пронзил мою печень!" И цирюльник взял бритву и стал точить её, как и в первый раз, и обрил мне часть головы и сказал: "Я озабочен твоей поспешностью, и если бы ты сообщил мне о её причине, это было бы лучше для тебя: ты ведь знаешь, что твой отец и дед ничего не делали, не посоветовавшись со мною". И я понял, что мне от него нет спасения, и сказал себе: "Пришло время молитвы, а я хочу пойти к девушке раньше, чем народ выйдет с молитвы. Если за держусь на минуту - не знаю, каким путём войти к ней!"

"Сократись и оставь эти разговоры и болтовню, - сказал я, - я хочу пойти на пир к одному из моих друзей". И цирюльник, услышав упоминание о пире, воскликнул: "Этот день - день благословенный для меня! Вчера я пригласил несколько моих приятелей и забыл позаботиться и приготовить им что-нибудь поесть, а сейчас я подумал об этом. О, позор мне перед ними!"

"Не заботься об этом деле, раз ты узнал, что я сегодня на пиру, - сказал я. - Все, что есть в моем доме из кушаний и напитков, будет тебе, если ты закончишь моё дело и поспешишь обрить мне голову".

"Да воздаст тебе Аллах благом! Опиши мне, что у тебя есть для моих гостей, чтобы я знал это", - сказал цирюльник; и я ответил: "У меня пять родов кушанья, десять подрумяненных кур и жареный ягнёнок". - "Принеси это, чтобы мне посмотреть!" - воскликнул цирюльник; и я велел принести все это. И, увидев кушанья, он сказал мне: "Остаются напитки!" - "У меня есть", - отвечал я; и цирюльник воскликнул: "Принеси их!" И я принёс их, и он сказал: "Ты достоин Аллаха! Как благородна твоя душа! Но остаются ещё курения и благовония". И я дал ему свёрток, где был алоэ и мускус, стоящие пятьдесят динаров.

А времени стало мало, и моя грудь стеснилась, и я сказал ему: "Возьми это и обрей мне всю голову, и заклинаю тебя жизнью Мухаммеда, - да благословит его Аллах и да приветствует!" Но цирюльник воскликнул: "Клянусь Аллахом, я не возьму этого, пока не увижу всего, что там есть!" И я приказал слуге развернуть свёрток, и цирюльник выронил из рук астролябию и, сел на Землю, стал рассматривать благовония, куренья и алоэ, бывшие в свёртке, пока у меня не стеснилась грудь. А потом он подошёл, взял бритву и, обрив небольшую часть моей головы, произнёс:

Клянусь Аллахом, о дитя моё, - сказал он, - не знаю, благодарить ли тебя, или благодарить твоего отца, так как весь мой сегодняшний пир - это часть твоей милости и благодеяния. Но у меня нет никого, кто бы этого заслуживал, - у меня почтённые господа вроде Зваута - баневладельца, Салия - зерноторговца, Салита - торговца бобами, Суайда - верблюжатника, Сувейда - носильщика, Абу-Мукариша - банщика, Касима - сторожа и Карима конюха, Пкриши - зеленщика, Хумейда - мусорщика; и среди них нет человека надоедливого, буйного, болтливого или тягостного, и у каждого из них есть пляска, которую он пляшет, и стихи, которые он говорит. Но лучше в них то, что они, как твой слуга и невольник, не Знают многоречивости и болтливости. Владелец бани - тот поёт под бубён нечто волшебное и пляшет и распевает: "Я пойду, о матушка, наполню мой кувшин!" Зерноторговец показывает уменье ещё лучшее: и пляшет и поёт: "О плакальщица, владычица моя, ты ничего не упустила!" - и у всех отнимает душу, - так над ним смеются. А мусорщик так поёт, что останавливает птиц: "Новость у моей жены - точно в большом сундуке", и он красавец и весельчак, и о его красоте я сказал:

И каждый из них в совершенстве развлекает ум весёлым и смешным. Но рассказ - не то, что лицезрение, - добавил он, - и если ты предпочтёшь явиться к нам, это будет любезнее и нам и тебе. Откажись от того, чтобы идти к твоим друзьям, к которым ты собрался; на тебе ещё видны болезни, и, может быть, ты пойдёшь к людям болтливым, которые говорят о том, что их не касается, или среди них окажется болтун, и у тебя заболит горло".

"Это будет когда-нибудь в другой день, - ответил я к засмеялся от гневного сердца. - Сделай моё дело, и я пойду, хранимый Аллахом всевышним, а ты отправляйся к своим друзьям: они ожидают твоего прихода".

"О господин, - сказал цирюльник, - я хочу только свести тебя с этими прекрасными людьми, сынами родовитых, в числе которых нет болтунов и многоречивых. С тех пор как я вырос, я совершенно не могу дружить с чем, кто спрашивает о том, что его не касается, и веду дружбу лишь с теми, кто, как я, немногословен. Если бы ты сдружился с ними и хоть один раз увидал их, ты бы оставил всех своих друзей". - "Да завершит Аллах благодаря и твою радость! Я непременно приду к ним в какой-нибудь день", - сказал я. И цирюльник воскликнул: "Я хотел бы, чтобы это было в сегодняшний день! Если ты решил отправиться со мною к моим друзьям, дай мне снести к ним то, что ты мне пожаловал, а если ты непременно должен идти сегодня к твоим приятелям, я отнесу эти щедроты, которыми ты меня почтил, и оставлю их у моих друзей, - пусть едят и пьют и не ждут меня, - а затем я вернусь к тебе и пойду с тобою к твоим друзьям. Между мной и моими приятелями нет стеснения, которое помешало бы мне их оставить; я быстро вернусь к тебе и пойду с тобою, куда бы ты ни отправился". - "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! - воскликнул я. - Иди к твоим друзьям и веселись с ними и дай мне пойти к моим приятелям и побыть у них сегодня: они меня ждут". - "Я не дам тебе пойти одному", - отвечал цирюльник. И я сказал: "Туда, куда я иду, никто не может пойти, кроме меня". Но цирюльник воскликнул: "Я думаю, ты условился с какой-нибудь женщиной, иначе ты бы взял меня с собою. Я имею на это больше права, чем все люди, и я помогу тебе в том, что ты хочешь; я боюсь, что ты пойдёшь к чужой женщине и твоя душа пропадёт. В этом городе, Багдаде, никто ничего такого не может делать, в особенности в такой день, как сегодня, п наш вали в Багдаде - человек строгий, почтённый".