без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 7

И я преисполнился к ней почтения, о повелитель правоверных, и приблизился к ней, чтобы её приветствовать, и вдруг почувствовал, что и дом, и проход, и улица пропитаны запахом мускуса. И я пожелал ей мира, и она ответила мне неслышным голосом, с сердцем, сожжённым пламенем любви, и я сказал ей: "О госпожа, я - старик, чужеземец, и меня поразила жажда. Не прикажешь ли ты дать мне глоток воды, за который ты получишь небесную награду?" - "Отстань от меня, о старец, - ответила девушка, - мне некогда думать о воде и пище..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала шестьсот девяносто четвёртая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка ответила: "О старец, мне некогда думать о воде и пище". И я спросил её: "По какой причине, госпожа?" - "Потому что я люблю того, кто ко мне несправедлив, и хочу того, кто меня не хочет, - отвечала девушка, - и при этом я испытана наблюдением соглядатаев". - "А разве есть, о госпожа, на всей шири земли кто-нибудь, кого ты хочешь и кто тебя не хочет?" - спросил я. И девушка сказала: "Да, и это из-за избытка вложенной в него красоты совершенства и чванства". - "А чего ты стоишь в этом проходе?" - спросил я, и девушка сказала: "Здесь его дорога, "и теперь ему время проходить". - "О госпожа, - спросил я её, - встречались ли вы когда-нибудь и вели ли беседу, которая вызвала эту тоску?"

И девушка тяжело вздохнула и пролила на щеки слезы, подобные росе, падающей на розу, и произнесла такие стихи:

"Мы были как пара веток ивы одной в саду, Вдыхали мы запах счастья, жизнь была сладостна, Но ветвь отделил одну нож режущий от другой - Кто видел, что одинокий ищет такого же?"

"О девушка, - спросил я, - до чего дошла твоя любовь к этому юноше?" И она отвечала: "Я вижу солнце на стенах его родных и думаю, что это - он сам, а иногда я внезапно его вижу и теряюсь, и кровь и душа убегают из моего тела, и неделю или две я остаюсь без ума". - "Прости меня, - сказал я, - я влюблён так же, как ты, мой ум занят любовью, и я похудел телом, и силы мои ослабли. Я вижу у тебя перемену цвета лица и тонкость кожи, которая свидетельствует о муках любви; да я как могла любовь не поразить тебя, когда ты находишься на земле Басры". - "Клянусь Аллахом, - отвечала девушка, - пока я не полюбила этого юношу, я была до крайности чванлива, прекрасная красотой я достоинством, и пленяла всех вельмож Басры, пока не пленился мной этот юноша". - "О девушка, - спросил я, - а что же вас разлучило?" - "Превратности судьбы, - отвечала девушка, - и моя история с ним удивительна. В день Нейруза я сидела у себя и пригласила несколько басрийских девушек, и среди них была невольница Справа, которая стоила ему в Оматае восемьдесят тысяч дирхемов. А эта девушка меня любила и была в меня влюблена, и, войдя, она бросилась на меня и едва меня не растерзала щипками и укусами. А потом мы остались одни, наслаждаясь вином, в ожидании, пока будет готово кушанье и радость наша станет полкой, и девушка играла со мной, я играла с нею, и то я была наверху, то она была наверху. И опьянение побудило её ударить рукой по моему шнурку, и она развязала его без того, чтобы между вами было что-нибудь сомнительное, и мои шальвары спустились в игре, и когда это было, вдруг, неожиданно вошёл тот юноша и, увидав это, разгневался и убежал, как убегает арабская кобылица, услышав лязг удил. И он вышел..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала шестьсот девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка говорила Хусейну-аль-Хади: "И когда мой возлюбленный увидел, что мы играем с невольницей Сирана, как я тебе рассказывала, он вышел от меня, разгневанный, и вот уже три года, о старец, как я прошу у него прощения и подлаживаюсь к нему и стараюсь его смягчить, но он не дарит меня втором, не пишет мне ни одной буквы, и не передаёт мне ничего с посланным, и не хочет слышать от меня даже малого". - "О девушка, - спросил я её, - он из арабов или из персов?" - "Горе тебе, - воскликнула девушка, - он из числа вельмож Басры". - "А он - старик или юноша?" - спросил я, и девушка посмотрела на меня искоса и сказала: "Поистине ты дурак! Он точно месяц в ночь полнолуния, гладкий и без бороды, и ничто его не порочит, кроме неприязни ко мне". - "Как его имя?" - спросил я. "А что ты будешь с ним делать?" - молвила девушка. И я сказал: "Постараюсь встретиться с твоим возлюбленным, чтобы добиться между вами сближения". - "С условием, что ты отнесёшь ему записку", - сказала девушка. "Я не прочь это сделать", - ответил я. И девушка сказала: "Его имя - Дамра ибн аль-Мугира, а прозвище Абу-с-Саха, а дворец его на Мирбаде". И она крикнула тем, кто был в доме: "Подайте чернильницу и бумагу!" И, засучив рукава, обнажила руки, подобные серебряным ожерельям, и написала после имени Аллаха: "О господин мой, пропуск молитвы в начале моего письма возвещает о моем бессилии, и знай, что, будь моя молитва принята, ты бы со мной не расстался, - ведь я часто молилась, чтобы ты не расстался со мной, а ты со мной расстался. И если бы усердие не перешло пределов бессилия, было бы то, что взяла на себя твоя служанка при писании этого письма, ей помощью, хоть она и потеряла надежду на тебя, так как знает, что ты пренебрежёшь ответом. И самое далёкое её желание, о господин, - один взгляд на тебя, когда ты проходишь к дому по улице, этот взгляд оживит умершую душу. А ещё дороже для неё, если ты начертаешь своей рукой (да одарит её Аллах всеми достоинствами!) записку и сделаешь её заменой тем уединениям, что были у нас в минувшие ночи, которые ты помнишь. О господин мой, разве я не люблю тебя и не изнурена? Если ты согласишься на эту просьбу, я буду тебе благодарна, хвала Аллаху, и конец".

Я взял письмо и вышел, а наутро я отправился к ворогам Мухаммеда ибн Сулеймана и нашёл его приёмную залу наполненной вельможами. И я увидел там юношу, который украшал собрание и превосходил всех там бывших красотою и блеском, и эмир возвысил его над собравшимися. И я спросил про него, и оказалось, что это Дамра ибн аль-Мугира, и тогда я сказал себе: "По правде, постигло бедняжку то, что её постигло!"

И я вышел и направился на Мирбад и стал у ворот дома Дамры, и вдруг он подъехал со свитой, и тогда я подскочил к нему и стал усердствовать в пожеланиях блага и подал ему записку. И когда Дамра прочитал её и понял её смысл, он сказал мне: "О старец, мы уже заменили её; не хочешь ли ты посмотреть на заменившую?" - "Хорошо!" - сказал я. И Дамра крикнул девушку, и оказалось, что это красавица, смущающая солнце и луну, высокогрудая, которая ходит походкой спешащего, не робея. И Дамра подал ей записку и сказал: "Ответь на неё!" И когда девушка прочитала записку, цвет её лица пожелтел, так как она поняла, что в ней написано, и она воскликнула: "О старец, проси у Аллаха прощения за то, для чего ты пришёл!"