Ашвагхоша - Жизнь Будды

Там царит покой и тишина,

Прасэнаджит — царь страны той мирной,

Род его зовется родом Льва.

Это имя всюду знаменито,

Славен он вдали, как и вблизи.

Там желаю я найти Обитель

И молю тебя ее принять.

В сердце Будды — это твердо знаю —

Предпочтений нет; не ищет он,

Где бы отдохнуть; но эту просьбу

Не отринь во имя всех живых».

Будда, зная, что владело сердцем,

Побудившим эту речь держать,

Видя помысл чистый милосердья,

Молвил благородному в ответ:

«Истинный Закон теперь ты видел,

Сердце безобманное твое

Любит щедрость, зная, что богатство

Шатко и к нему не нужно льнуть.

Если кладовая загорелась,

То, что ускользнуло от огня,

Мудрый отдает другим охотно,

Не держась за шаткое добро.

Лишь скупец хранит его тревожно,

Все его боится потерять,

Позабыв закон непостоянства,

В смертный час теряя разом все.

Время есть для щедрости и способ,

Как есть время в бой идти бойцу,

Человек, способный быть щедротным,

Сильный и способный есть боец.

Тот, кто щедр, любим везде и всеми,

В имени его широкий свет,

Дружбу с ним благие ценят сердцем,

В смертный час он полон тишины.

Он не знает боли угрызений,

Не терзает жалкий страх его,

Демоном не может он родиться,

Призраком не будет он бродить.

Из щедрот — цветок произрастает,

Милосердье — золотистый плод,

Между кем бы щедрый ни родился,

Светлый след его идет за ним.

До бессмертной доходя дороги,

Мы ведомы щедростью былой,

Восьмикратный путь воспоминанья

Озирая, радуемся мы.

Любящий и щедрый, отдавая,

Что имеет, гонит тени прочь,

Устраняет жадное желанье,

Копит мудрость зрячую в душе.

Щедрый человек нашел дорогу,

Чтоб достичь конечного пути:

Кто взрастит растенье, тень имеет,

И Нирвана щедрому дана.

Отдавая платье — мы красивей,

Разлучаясь с пищей — мы сильней.

Основавши тихую обитель,

Над цветком мы видим спелый плод.

И дают не все красиво-щедро:

Так дают, чтоб радости найти,

И дают, чтоб получить сторицей,

И дают, чтоб славу приобресть,

И дают, чтоб счастье ведать в Небе,—

Но давая, ты даешь не так:

Истинная щедрость вне расчетов,

Ты, давая, просто лишь даешь.

Что задумал, сделай это быстро!

Бродит сердце, если ждет чего,

Но, когда глаза открыты благу,

Сердце возвращается домой!»

Благородный принял поученье,

Добрым сердцем просветлел еще,

Друга своего позвал в Кошалу,

Высмотрел пленительный там сад.

Князь наследный Джэта был владельцем,

В роще были чистые ключи.

К князю во дворец пришел спросить он,

Не продаст ли эту землю он.

Князь ценил тот сад необычайно,

Не хотел сперва его продать,

А потом сказал: «Коли покроешь

Золотом весь сад,— бери его».

Благородный, в сердце восторгнувшись,

Золотом стал землю покрывать.

Джэта же сказал: «К чему ты тратишь

Золото,— ведь сад я не отдам».

Щедрый отвечал: «Не дашь? К чему же

Ты сказал — все золотом покрой?»

Спорили они и препирались,

Наконец отправились к судье.

Между тем в народе говорили:

«Щедрости такой примера нет».

Джэта знал, что в щедром чисто сердце,

И спросил: «Что здесь задумал ты?»

Тот сказал: «Хочу создать Обитель.

Чтобы Совершенному отдать».

Князь, едва услышал имя Будды,

Тотчас озаренье получил.

Золота он взял лишь половину,

Чтоб в Обитель часть свою внести:

«Пусть — земля твоя, мои — деревья,

Я деревья Будде отдаю».

Так и согласились, стали строить,

Строили и день они и ночь,

Высоко хоромина взнеслася,

Как дворец, один из четырех.

Вымерены были направленья,

Правильность их Будда подтвердил.

Диво несравненное сияло,

Совершенный в свой уют вошел.

С ним вошли все верные толпою,

Не было поклонов службы там.

Лишь одно богатство в нем сияло:

Золотом горела мудрость в нем.

Щедрый же снискал свою награду,

Кончив жизнь, взошел на Небеса,

Сыновьям и внукам оставляя

Поле плодотворное заслуг.

Будда был в стране Магадха,

Он неверных обращал,

Он Законом единичным

Соглашал различность душ.

Изменяя словом мудрым,

Души вел он к одному:

Так, когда восходит Солнце,

Звезды тонут все в заре,

И, покинув Раджагригу,

Пятигорный этот град,

Он пошел с учениками,

Верных тысяча с ним шла.

Он пошел с толпой великой

До Нигантхи до горы,

Что вблизи Капилавасту,

Там к решенью он пришел.

Он замыслил благородно

Приготовить светлый дар,

Приготовить дар молельный

Для родителя-царя.

А учитель и советник

Должных выслали людей

И направо, и налево,

Чтобы Будду увидать.

Вскоре Будда был увиден,

Точно высмотрен был путь,

Тотчас вестники вернулись

С этой вестью во дворец.

«Бывший долго так в отлучке,

Чтобы светоч обрести,—

Получивши озаренье,

К нам царевич держит путь».

Царь обрадован был вестью,

И с блестящей свитой он,

Окруженный всею знатью,

Вышел сына повстречать.

И, неспешно приближаясь,

Будду издали узрел,

Красота его сверкала,

В ней удвоенный был блеск,

В средоточии великой

Кругом сомкнутой толпы

Был он словно вышний Брама

На превышней высоте.

Царь покинул колесницу

И с достоинством пошел,

Сердцем мысля и тревожась,

Так ли делает он все.

Красоту родного видя,

В тайне сердца ликовал,

Все же слов, достойных мига,

Не нашли его уста.

И о том он также думал:

«Я в слепой еще толпе,

Сын же мой великий Риши,—

Как мне с ним заговорить?»

Также думал он, как долго,

Как давно уж он желал

Этой встречи, что случилась

Неожиданно теперь.

Сын его меж тем, приблизясь,

Сел, молчание храня,

В совершенство облеченный,

Не меняяся в лице.

Так мгновенья истекали,

И один перед другим,

Хоронили чувства оба,

И с тоской подумал царь:

«Как он делает печальным

И безрадостным меня,

Сердце ждавшее — пустыня,

Был родник — и где родник?

Я похож на человека,

Что давно искал воды,

И ручей увидел светлый,

Подошел — и нет ручья.

Так теперь я вижу сына,

Те же, прежние, черты,

Но душой как отчужден он,

В лике, весь он, как взнесен!

Сердце он явить не хочет,

Чувства спрятал он свои,

Он сидит как не сидит там,

Пред иссохшим я руслом».

Отдаленно так сидели,

Мысли билися в уме,

Их глаза вполне встречались,

В сердце ж радость не зажглась.

Так смотрели друг на друга,

Как мы смотрим на портрет,

О далеком вспоминая,

Чью лишь тень здесь видит взор.

Мыслил царь: «О ты, который

Должен был бы быть царем,

Мог бы целым царством править,