Сэй Сёнагон - Записки у изголовья

Кипарис-хинокѝ тоже чуждается людских селений. Он так хорош, что из него строят дворцы, «где крыты кипарисом кровли крыш у трех иль четырех прекрасных павильонов». А в начале лета он словно перенимает у дождя его голос. В этом есть особая прелесть.

Туя-каэдэ̀ невелика ростом. Концы листьев, когда они только-только распускаются, чуть отливают красным. И вот что удивительно! Листья у нее всегда повернуты в одну и ту же сторону, а цветы похожи на сухие скорлупки цикад.

Асунаро̀ [103] Туопсис японский. — это кипарис. Не видно его и не слышно о нем в нашем грешном мире, и только паломники, посетившие «Священную вершину» [104] «Священная вершина» — гора Митакэ. , приносят с собой его ветви. Неприятно к ним прикоснуться, такие они шершавые. Зачем так назвали это дерево — асунаро — «завтра будешь кипарисом»? Не пустое ли это обещание? Хотела бы спросить у кого-нибудь. Мне самой смешно мое ненасытное любопытство.

«Мышьи колобки» [105] «Мышьи колобки» — Бирючина; дуб-сиѝ — итокарпус Зибольда; белый дуб — дуб мирзинолистный, вечнозеленое дерево. — такое дерево, само собой, должно быть ниже человеческого роста. Оно и само маленькое, и листья у него крохотные, очень забавный у него вид.

Ясенка. Горный померанец. Дикая яблоня.

Дуб-сиѝ — вечнозеленое дерево.

Как много деревьев сохраняет круглый год свою листву, но почему-то если нужен пример, то всегда называют лишь один дуб-сии.

Дерево, которое зовут белым дубом, прячется всех дальше от людей, в самой глубине гор. Видишь разве только его листья в те дни, когда окрашивают церемониальные одежды для сановников второго и третьего ранга, потому не скажешь о белом дубе, что он поражает своей красотой или великолепием. Но, говорят, он может обмануть глаз, такой белый-белый, словно и в летнее время утопает в снегу. И чувствуешь глубокое волнение, когда его ветка вдруг напомнит тебе старинное предание о том, как Сусаноо̀-но мико̀то прибыл в страну Ѝдзумо [106] Древний японский миф гласит, что Сусаноо, младший брат богини солнца Аматэра̀су, изгнанный с неба за свой буйный нрав (он был богом ветра), прибыл в страну Идзумо, где победил восьмиглавого змея, которому должны были принести в жертву прекрасную деву. Неизвестно, какое отношение имеет белый дуб к этой легенде. , или придет на память стихотворение Хитомаро [107] Оно гласит: «Пускай дорога в горах Длинна словно хвост фазана, Теперь её не узнать. Белого дуба ветви Снегом занесены». .

Если ты услышал о каком-нибудь прекрасном, необыкновенном явлении года, то уже никогда не останешься к нему равнодушным, хотя бы речь зашла всего только о травах или деревьях, цветах или насекомых.

У дерева юдзуриха̀ [108] Вечнозеленое дерево, дафнифиллум пышная глянцевитая листва, черенки листьев темно-красные и блестящие, это странно, но красиво. В обычные дни это дерево в пренебрежении, но зато в канун Нового года ему выпадает честь: на листья юдзуриха кладут кушанья, которые подносят, грустно сказать, душам умерших, а на второй день Нового года, напротив того, кушанья, которые должны «укрепить зубы» для долгой жизни.

В чье правление, не знаю, была сложена песня. В ней любящий дает обещание:

Очень красив дуб-касива̀ги — с вырезными листьями. Это священное дерево: в нем обитает бог — хранитель листьев. Почему-то начальникам гвардии дают кличку «касиваги». Забавный обычай.

Веерная пальма не слишком хороша на вид, но она в китайском вкусе, и ее, пожалуй, не увидишь возле домов простолюдинов.

Попугай — птица чужеземная, но очень мне нравится. Он повторяет все, что люди говорят.

Соловей. [110] Соловей (угу̀ису) — короткохвостая камышовка, лучшая певчая птица Японии. В переводах на европейские языки традиционно называется соловьем. Пастушок. Бекас. «Птица столицы» — миякодо̀ри. [111] Дальневосточный кулик-сорока, прославлен в японской поэзии.

Чиж. Мухоловка.

Когда горный фазан тоскует по своей подруге, говорят, он утешится, обманутый, если увидит свое отражение в зеркале. Как это грустно! И еще мне жаль, что фазана и его подругу ночью разделяет долина.

У журавля чванный вид, но крик его слышится под самыми облаками, это чудесно!

Воробей с красным колпачком. Самец черноголового дубоноса. Птица-искусница. [112] Такумидо̀ри) — разновидность иволги.

Цапля очень уродлива, глаза у нее злые, и вообще нет в ней ничего привлекательного. Но ведь сказал же поэт: «В этой роще Юруги даже цапля одна не заснет, ищет себе подругу…»

Из всех водяных птиц больше всего трогают мое сердце мандаринки. [113] Любовь мандаринских уток прославлена в поэзии Китая и Японии. Селезень с уточкой сметают друг у друга иней с крыльев, вот до чего они дружны!

А как волнует жалобный крик кулика-тидо̀ри. [114] Кулик-тидо̀ри — ржанка из семейства куликов. Воспета в японской поэзии Соловей прославлен в поэзии. Не только голос, но и повадка, и весь его вид — верх изящества и красоты. Тем досадней, что он не поет внутри Ограды с девятью вратами. Люди говорили мне: «В самом деле, это так!» — а я все не верила. Но вот уже десять лет я служу во дворце, а соловей ни разу и голоса не подал. Казалось бы, возле дворца Сэйрёдэн густеют рощи бамбука и алой сливы, как соловьям не прилетать туда?

Так нет же, они там не поют, но стоит только покинуть дворец, и ты услышишь, какой гомон поднимают соловьи на сливовых деревьях самого невзрачного вида возле жалкой хижины.

По ночам соловей молчит. Что тут поделаешь — он любитель поспать. Летней порой, до самой поздней осени, соловей поет по-стариковски хрипловато, и люди невежественные дают ему другое имя — «пожиратель насекомых». Какое обидное и жуткое прозвище!

Про какую-нибудь обыкновенную пичугу, вроде воробья, не станут так дурно думать.

Соловья славят как вестника весны. Принято восхвалять в стихах и прозе то прекрасное мгновение, когда соловьиные голоса возвестят: «Весна идет, она уже в пути…» Но если б соловей запел много позже, в середине весны, все равно его песня была бы прекрасна!

Вот и с людьми то же самое. Будем ли мы тратить слова, осуждая недостойного, который потерял человеческий образ и заслужил общее презрение?

Ворон, коршун… Кто в целом мире стал бы ими любоваться или слушать их крики? А о соловье идет громкая слава, потому и судят его так строго! При этой мысли невесело становится на душе.

Однажды мы хотели посмотреть, как с празднества Камо возвращается в столицу торжественная процессия, и остановили наши экипажи перед храмами Уринъѝн и Тисокуѝн. Вдруг закричала кукушка, словно она в такой день не хотела таиться от людей. Соловьи на ветках высоких деревьев начали хором, и очень похоже, подражать ее голосу, это было восхитительно!