Лим Чже - Мышь под судом

— Живу я в расщелинах скал, летаю высоко в голубом небе. Когда взмываю ввысь и расправляю крылья, тень моя — словно облако средь ясного дня. Когда вихрем мчусь навстречу врагу — в дремучих лесах низко склоняются деревья. Люди страшатся, как бы я не клюнул их в голову, а звери — те и на глаза мне показаться не смеют. Сожалею лишь об одном: что не заклевал эту тварь и понапрасну слушал ее грязные речи.

Повелел Дух-хранитель сковать Беркута и Орла железными цепями и в гневе сказал Мыши:

— Орел и Беркут — хищные птицы, разве стали бы они якшаться с такими ничтожными и подлыми тварями, как ты? Назовешь ли ты, наконец, истинных подстрекателей!

Призадумалась Мышь: «Могучих пернатых хищников мне все равно не перехитрить, назову-ка я лучше птиц красивых и безобидных!»

И указала она на Зимородка, Мандаринского Селезня и Утку.

Ясным весенним днем миловались на берегу реки Зимородок и Зимородка, удивляя друг друга изысканным обращением. Вдруг откуда ни возьмись нагрянули Воины и потащили обоих в суд. Влюбленные обиженно залепетали:

— Выходцы из Вьетнама, мы редкие гости в этих краях. Наши красивые перья напоминают малахит, который китайцы так и называют «зимородковым камнем». Изображения наши вытканы на дворянских одеждах. Если Человек не поймает нас в шелковые тенета, мы радостно порхаем в весенних облаках, проплывающих над реками и озерами. Нет у нас ничего общего с такими гнусными животными, как Мышь, и потому сговориться с преступницей мы никак не могли.

Весело перекликаясь, беспечной и дружной парой летали над водами рек и озер Мандаринский Селезень и Утка. Нежданно-негаданно схватили их Воины Духа и доставили в суд.

— Живем мы вблизи рек и озер, — начали они в свое оправдание, — имена наши хорошо знакомы Человеку [90] …имена наши хорошо знакомы Человеку. — Мандаринские утки на Дальнем Востоке символ супружеской любви и верности. . Весенним днем выводит Утка на реку деток и резвится с ними и Селезнем в зеленых волнах. Красоту нашего оперения воспевают поэты; верность наша неколебима: женщин, угождающих двум мужьям, мы презираем; душа наша целомудренна — неизменно принадлежит она единственному избраннику. Можем ли мы участвовать в скверных поступках?

Отправил Дух Зимородков и Селезня с Уткой в темницу, а сам опять обратился к Мыши:

— Птицы, столь прекрасные с виду и чистые душой, не могли быть в сговоре с такой, как ты. Признавайся, кто подбил тебя на воровство?!

Назвала Мышь Ночную Цаплю и Крахаля.

Длинноногая Цапля с длинным клювом и в шапочке из красных перьев, издавая громкие вопли, предстала перед судьей. Сдерживая волнение, проговорила она:

— У меня острый алый клюв и мягкие перья, украшенные зелеными узорами. Когда выдается теплый день, вхожу я в голубые воды реки и призываю друга; когда у дамбы вырастают ароматные травы — веселюсь со своими собратьями, празднуя это событие; не обращая внимания на моросящий дождик, вылавливаю я рыбешку, спрятавшуюся в тине, поедаю креветок, зарывшихся в водоросли. Я и понятия не имею, что такое зерно. Как можно возводить на меня подобную напраслину?

Завязав тесемки шляпы, поводя хвостом, словно рулем, к судье подошел Крахаль:

— Весной, когда вода в реке прибывает, спасаюсь я в ней от жары: плещусь в волнах и плаваю, окруженный легкой пеной; когда лодочник опускает весло, крылья мои намокают от брызг; криком отзываюсь я на песни рыбаков о луне. Жилище мое — в зарослях камыша и осоки, на землю я и мельком не погляжу!

Отправил Дух-хранитель Ночную Цаплю и Крахаля в темницу, а сам призвал Мышь и стал сурово укорять ее во лжи.

Призадумалась Мышь. «Птицы, что плавают в реках, озерах и морях, упорно отрицают свою вину. Это потому, должно быть, что в них живет светлая, могучая душа Воды! Остается только назвать птиц, летающих высоко в облаках или обитающих в темном лесу». И назвала она Луаня и Журавля.

Луань, чья слава не уступает славе Феникса, — не менее мудрый, чем Священный Журавль [91] Священный Журавль . — По китайским поверьям, бессмертные — герои даосских легенд — ездили верхом на журавле, потому-то журавль и считался священной птицей. , — услыхал зов Духа, сел на облако, спустился на землю и в своем пятицветном наряде предстал перед судьей:

— Обитель моя на небесах, там веду я дружбу со святыми и потому далек от дел мирских. По утрам срываю я цветы коричного дерева, что растет на Луне, и питаюсь ими, ночью засыпаю там же, на Луне, у Перламутрового озера. В мире природы различаю я подлое и благородное, в мире Людей — доброе и злое. Имя мое известно всякому. Случается, меня понапрасну порочат, обвиняя во всяких мерзостях, но я то знаю, что невиновен, и не считаю нужным оправдываться.

Затем к судье подошел Журавль: в белой кофте, черных штанах, с красной шапочкой на голове спустился он на небесном облаке.

В давние времена покинул он землю и с тех нор не ведал превратностей судьбы: падений и взлетов, умирания и расцвета, бедности и богатства, позора и славы. Вздохнув трижды, заговорил он печальным голосом:

— Родился я в горах Циньтянь, теперь же обитаю в белоснежных облаках. При лунном свете тоскую я в одиночестве; найдя Цветок Сливы, грациозно танцую. Отшельника, поселившегося в горах, известил я о приходе гостя [92] Отшельника, поселившегося в горах, известил я о приходе гостя . — По преданию, китайский отшельник Линь Бу (420–479 гг.), катаясь на лодке, заметил летящего журавля. Решив, что к нему едет гость (а гость действительно ехал), отшельник поспешил домой. , у крепостных ворот Ляодуна вздыхал о судьбах мира [93] …у крепостных ворот Ляодуна вздыхал (я) о судьбах мира. — По преданию, на столб у ворот главного города китайской провинции Ляодун уселись журавли и произнесли стихи о величии минувших дней. . Друг святых, я не стану отвечать на клевету этой подлой Мыши. Гнусная тварь покрыла меня позором… Лучше буду молчать.

Допросив Луаня и Журавля, Дух-хранитель поселил их в саду подле кладовой, повелел Воинам строго охранять пленников и призвал к себе Мышь.

— Луань и Журавль — священные птицы, не могли они быть сообщниками столь ничтожной земной твари, как ты. Довольно лгать! Признавайся во всем!