Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.

…в годину, принесшую зло… – Имеется в виду упадок семьи.

…с «деревом» вдруг «человек»… – Знаки «дерево» («му») и «человек» («жэнь»), объединенные в один иероглиф, дают новое понятие – «разлука», «отчуждение», «развод» («сю»).

И, плача, в слезах устремилась к Цзиньлину… – Цзиньлин – название гор близ Нанкина, в древности – место отшельничества буддийских и даосских монахов.

…нет никакого толку вновь повторять, что знатен этот род… – Речь идет о Цяоцзе, которую ждет нелегкая участь после разорения семьи.

…нет худа без добра! Ей повезло! – Когда Цяоцзе окажется в бедственном положении, бабушка Лю приютит ее в деревне.

У персиков и груш весною почки… – Персик и груша в лексике поэтической классики Китая символизируют цветенье, юность, расцвет, орхидея же – холодную красоту, расцвет перед увяданьем. После рождения сына Цзя Ланя муж Ли Вань, Цзя Чжу, умрет. Она рано останется вдовой. Отсюда и сравнение ее с цветами персика и груши, которые весной недолго цветут.

Цинь – китайский музыкальный инструмент.

Цилинь – мифическое животное, единорог.

Таньбань – ударный музыкальный инструмент.

…Чтобы о золоте печали… – Под «золотом» подразумевается Баочай, под «яшмой» – Дайюй.

Жизнь – заблуждение… – Тема стихотворения – тоска Баоюя по Дайюй, которой суждено рано уйти из жизни, а также – несбывшиеся надежды Баочай.

«Где золото, там и нефрит!» – Здесь имеются в виду сложные отношения, которые возникнут в будущем между Баоюем и Дайюй.

Союз деревьев и камней – намек на слова, которые Баоюю суждено в будущем произнести во сне (см. гл. XXXVI): «Разве можно верить этим буддийским и даосским монахам? Выдумали, будто яшма и золото предназначены друг для друга судьбою. Нет! Судьбой связаны только камень и дерево!»

…Тот, кто вознесся выше гор… – намек на Баочай.

Небесных фей вся жизнь порой – унылый, скучный лес… – Слово «лес» по-китайски звучит «линь». Уже это раскрывает намек на страдальческую жизнь Линь Дайюй.

…Смежая веки, вечно быть игрушкой с пиалой… – У сунского поэта Су Ши (XI в.) в стихотворении «Вторя Ду Фу, воспеваю красавицу» есть фраза: «Смежала веки Мэн Гуан за чаем, прикрыв лицо квадратной пиалой…» Когда Мэн Гуан (эпоха Хань – 206 г. до н.э. – 220 г. н.э.) пила из квадратной пиалы чай в присутствии супруга Лян Хуна, пиала закрывала все ее лицо, до бровей, что, по разумению Лян Хуна, придавало ей вид кроткой и нежной жены. Притча о Лян Хуне и Мэн Гуан раскрывает фальшь будущих супружеских отношений Баоюя и Баочай.

Зачем в печали хмуришь брови? – В стихотворении предсказывается трагический исход любви Баоюя и Дайюй.

Цветок волшебный – Дайюй; нефрит прелестный – Баоюй.

Печалюсь: рок неотвратим. – Стихотворение предрекает скорую кончину Юаньчунь.

…торжествуя, природа цветет… – Имеется в виду возвышение семьи Цзя после ухода Юаньчунь в императорские покои и нависшая над этой семьей беда после ее кончины.

Отторгнута родная кровь. – Стихотворение посвящено разлуке Таньчунь с родной семьей.

…Нефритовый она собою среди туч являет Храм! – то есть ярко выделяется на фоне заурядных невест.

…красивый отрок с чистою душой. – Имеется в виду Цзе Жолан, юноша из аристократической семьи, жених Сянъюнь.

Но к детству повернул зловещий рок… – Сянъюнь с детства лишилась родителей, испытывала тяготы сиротства; переживания того времени возвратятся к ней после крушения надежд на счастливую жизнь.

Словно облака, развеян иллюзорный Гаотан… исчезла, как мираж, река Сянцзян… – В предисловии к оде «Дворец Гаотан» древний поэт Суп Юй упоминает о том, как однажды во время путешествия правитель (ван) княжества Чу в местности Гаотан увидел во сне снизошедшую к нему на ложе небесную фею; эта притча дала повод подразумевать под названием «Гаотан» брачную ночь молодоженов. Сянцзян – река, которая на пути из провинции Гуанси к озеру Дунтинху сливается с другими реками, меняя названия. Олицетворение превратностей любви, недолговечности супружеского счастья. Согласно одной из легенд, жены императора Шуня Нюйин и Эхуан оплакивали на берегу этой реки мужа после его кончины.

Мир такого не прощает… – В стихотворении предсказывается судьба Мяоюй.

…счастье зря теряет и благородный господин… – то есть Баоюй.

Корень жизни человечьей… – Сунь Шаоцзу, муж Инчунь, отплатит семье Цзя неблагодарностью за добро.

Деревня белых тополей, Роща кленов темных – названия мест захоронения родственников.

Бремя разума. – Стихотворение посвящено Ван Сифэн. Современный китайский исследователь романа «Сон в красном тереме» Цай Ицзянь расценивает его как отклик на стихотворение Су Ши «Мою дитя»:

Когда сторицей воздаешь… – В стихотворении воздается благодарность тетушке Лю, приютившей Цяоцзе в трудное для нее время.

Мнимый блеск запоздалого расцвета. – Стихотворение говорит о том, что слишком поздно судьба принесет Ли Вань удачу.

…Груз золотой печати… – то есть знак императорского благорасположения.

Так кончаются земные радости. – Речь идет о Цинь Кэцин.

…скудна и худосочна твердь… – Эта фраза – итог стихотворного цикла: судьбы двенадцати обитательниц красного терема (Баочай, Дайюй, Инчунь, Кэцин, Ли Вань, Мяоюй, Сянъюнь, Сичунь, Таньчунь, Фэнцзе, Цяоцзе, Юаньчунь) окажутся трагичными; большая феодальная семья в будущем распадется, «птицы» разлетятся в разные стороны; по разумению автора, в несправедливом обществе им не найти твердой почвы для счастливой жизни.