Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.

– Зачем ты носишь с собой этот камень? – спросил даос у своего спутника.

– Нынче должно решаться дело влюбленных безумцев – хотя они еще не появились на свет, и, пользуясь случаем, я хочу отправить этот камень в бренный мир, – отвечал буддийский монах.

– Вот оно что! Значит, и ему суждено стать влюбленным безумцем в мире людей?! Где же это произойдет? – снова спросил даос.

Буддийский монах пояснил:

– Дело это на первый взгляд может показаться забавным. Когда-то богиня Нюйва, заделывая трещину в небосводе, бросила этот камень на произвол судьбы, поскольку он ей не пригодился, и с тех пор он бродит по белу свету как неприкаянный. Так он попал во дворец Алой зари, где живет фея Цзинхуань. Знавшая о происхождении камня, фея оставила его у себя, пожаловав ему звание Хрустальноблещущий служитель дворца Алой зари. Прогуливаясь однажды по западному берегу реки Душ, служитель заметил возле камня Трех жизней умирающую, но еще прелестную травку – Пурпурную жемчужину, и каждый день стал окроплять ее сладкой росой. Так травка прожила еще долгие годы, затем превратилась в девушку и оказалась за пределами Неба скорбящих в разлуке. Там она вкусила от плода тайной страсти и утолила жажду орошающей печалью водой. Лишь одна мысль ей не давала покоя: «Он орошал меня сладкой росой, чем же я ему отплачу за добро? Только слезами, когда спущусь вслед за ним в бренный мир». В нынешнем деле замешано много прелюбодеев, которым суждено перевоплощение в мире людей, и среди них Пурпурная жемчужина. Нынче же должна также решиться судьба этого камня. Вот я и принес его на суд феи Цзинхуань – пусть вместе с остальными запишет его в свои списки и вынесет приговор.

– История и в самом деле забавная, – согласился даос. – Впервые слышу, чтобы за добро платили слезами! Не спуститься ли и нам в бренный мир, помочь этим грешникам освободиться от земного существования? Разве не будет это добрым делом?

– Именно так я и собираюсь поступить, – ответил буддийский монах. – А пока пойдем во дворец феи Цзинхуань, узнаем, что ждет нашего дурня, и последуем за ним, как только его отправят в мир людей.

– Я готов, – отвечал даос.

Чжэнь Шиинь подошел к монахам и почтительно их приветствовал:

– Позвольте побеспокоить вас, святые отцы.

– Сделайте одолжение! – отозвался буддийский монах, отвечая на приветствие.

– Я только что слышал ваш разговор, вы толковали о причинах и следствиях, – продолжал Чжэнь Шиинь. – В мире смертных такое редко услышишь. Я человек невежественный и не все понял. Не соблаговолите ли просветить меня, я готов промыть уши и внимательно выслушать вас. Может быть, в будущем это избавит меня от тяжких грехов.

Монахи улыбнулись.

– Мы не вправе до времени разглашать тайны Неба. Не забывай нас, и в положенный срок мы поможем тебе спастись от мук ада.

– Что и говорить, небесные тайны нельзя разглашать, – согласился Чжэнь Шиинь. – Но нельзя ли узнать, о каком дурне вы толковали? Кого или что имели в виду? Хотя бы взглянуть.

– Если ты подразумеваешь эту вещицу – гляди, – и буддийский монах протянул ему небольшой камень.

Это была чистая прекрасная яшма, а на ней надпись – «Одушевленная яшма». Была еще одна надпись, на обратной стороне, но едва Чжэнь Шиинь собрался ее прочесть, как буддийский монах отнял камень, сказав:

– Мы у границы мира грез!

Он подхватил под руку своего спутника и увел под большую каменную арку с горизонтальной надписью наверху «Беспредельная страна грез» и вертикальными парными надписями [9]по обеим ее сторонам:

Чжэнь Шиинь хотел последовать за монахами, но не успел сделать и шага, как грянул гром – будто рухнули горы и разверзлась земля.

Чжэнь Шиинь вскрикнул и открыл глаза. Солнце ярко пылало, легкий ветерок колыхал листья бананов. Сон Чжэнь Шиинь наполовину забыл.

Вошла нянька с Инлянь на руках. Только сейчас Чжэнь Шиинь заметил, что девочка растет и умнеет не по дням, а по часам, становясь прелестной, как яшма, которую без устали полируют. Он решил прогуляться с дочкой и взял ее на руки. Побродив по улицам и поглядев на уличную сутолоку, он уже возвращался домой, когда увидел шедших ему навстречу монахов – буддийского и даосского, которые вели между собой разговор. Буддийский – босой, голова покрыта коростой, даос – хромой, всклокоченные волосы торчат в разные стороны.

Буддийский монах поглядел на Чжэнь Шииня и запричитал:

– Благодетель, зачем ты носишь на руках это несчастное создание? Ведь оно навлечет беду на своих родителей!

Чжэнь Шиинь решил, что монах сумасшедший, и не обратил на него внимания. Но монах не унимался:

– Отдай ее мне! Отдай!

Чжэнь Шиинь покрепче прижал к себе дочь и хотел уйти. Тут вдруг монах расхохотался и, тыча в него пальцем, прочел стихи:

Слова эти смутили душу Чжэнь Шииня, но не успел он порасспросить монаха, как в разговор вмешался даос.

– Давай пока расстанемся, – сказал он буддийскому монаху. – Пусть каждый сам себе добывает на пропитание. А через три калпы я буду ждать тебя в горах Бэйманшань. Оттуда отправимся в Беспредельную страну грез и вычеркнем запись из списков бессмертной феи Цзинхуань [12].

– Прекрасно! Прекрасно! – воскликнул буддийский монах, и они разошлись в разные стороны.

«Неспроста эти монахи явились, – подумал Чжэнь Шиинь. – Надо было их обо всем расспросить, но теперь уже поздно».

Так, размышляя, Чжэнь Шиинь пришел домой, когда увидел соседа – ученого-конфуцианца, жившего в храме Тыквы горлянки. Звали его Цзя Хуа, но известен он был под именем Цзя Юйцунь. Родился он в округе Хучжоу, в образованной чиновной семье, которая к этому времени разорилась, и от нажитого предками состояния почти ничего не осталось. Со временем родственники Цзя Юйцуня либо отправились в мир иной, либо разбрелись по свету, и он оказался совершенно один. Оставаться на родине не было никакого смысла, и Цзя Юйцунь отправился в столицу, надеясь выдержать экзамены и возродить славу семьи [13]. В эти места он попал два года назад и застрял здесь, найдя приют в храме. На жизнь он зарабатывал перепиской и составлением деловых бумаг, поэтому Чжэнь Шииню часто приходилось с ним сталкиваться.

Завидев Чжэнь Шииня, остановившегося у ворот, Цзя Юйцунь поздоровался с ним и спросил:

– Что это вы, почтенный, так внимательно смотрите на улицу? Что-нибудь интересное заметили?