Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.

– Я тебя в обиду не дам! – засмеялся Баоюй.

Минъянь привел коня, и через задние ворота они выехали из дворца.

К счастью, Сижэнь жила близко, и, проехав едва половину ли, они очутились у ворот ее дома. Минъянь вошел первым и позвал Хуа Цзыфана – старшего брата Сижэнь.

Мать Сижэнь как раз угощала дочь, племянников и племянниц, когда вдруг снаружи кто-то позвал:

– Брат Хуа Цзыфан!

Хуа Цзыфан вышел и, увидев хозяина и его слугу, переполошился и бросился помогать Баоюю сойти с коня, на ходу крикнув:

– Второй господин Баоюй приехал!

На это сообщение никто не обратил особого внимания, только Сижэнь встревожилась, выбежала и, схватив Баоюя за руку, спросила:

– Ты зачем приехал?

– Скучно стало, – ответил Баоюй, – вот и решил посмотреть,' что ты поделываешь.

Сижэнь успокоилась и сказала:

– Вечно ты со своими глупостями! Нечего было ехать сюда! С вами еще кто-нибудь? – обратилась она к Минъяню.

– Нет! Никто ничего не знает, – ответил тот.

Сижэнь снова встревожилась.

– Ну куда это годится! А если бы вас заметили или старый господин повстречался? Или лошадь вас задавила, их здесь полно! Да мало ли какая могла выйти неприятность – этим не шутят! Чересчур вы храбрые! Это все Минъянь подстрекает! Вот погоди, вернусь, все мамкам расскажу! Они тебе, разбойнику, зададут трепку!

– Господин меня отругал и заставил сюда привезти! – перебил ее Минъянь. – А теперь, выходит, я во всем виноват! Говорил ему, нечего ехать! Ладно, сейчас вернемся домой!

– Ничего, – стал уговаривать их Хуа Цзыфан. – Раз приехали, не о чем толковать. Только в нашей убогой хижине тесно и грязно, как же мы можем принять господина?

Мать Сижэнь тоже вышла встречать Баоюя. А Сижэнь взяла его за руку и повела в дом. Там было еще несколько девочек. Едва он вошел, они потупились и покраснели от смущения.

Баоюю, чтобы он не озяб, предложили сесть на кан; поставили перед ним фрукты, налили чаю.

– Не хлопочите напрасно, – сказала Сижэнь. – Я знаю, что надо делать.

Она принесла подушку, на которой до этого сидела сама, положила на табурет и усадила Баоюя. Подставила ему под ноги свою грелку и дала две ароматные лепешки, которые вытащила из сумочки. Затем зажгла свою грелку для рук и повесила Баоюю на шею. Наконец налила чаю в свою чашку и поднесла ему.

Мать и сын расставили на столе угощение.

Видя, что среди кушаний нет ничего подходящего для Баоюя, Сижэнь с улыбкой сказала:

– Раз ты приехал, отведай хоть что-нибудь!

Она взяла горсточку тыквенных семечек, потерла между ладонями, сдула с них шелуху и на платочке подала семечки Баоюю. Баоюй заметил, что у девушки покраснели глаза, а пудра на лице в нескольких местах смазана.

– Ты почему плакала? – тихонько спросил он.

– Я не плакала. Соринка попала в глаз, – солгала Сижэнь.

Баоюй был в халате с узкими рукавами, из темно-красного шелка, вытканного четырехпалыми драконами, подбитом лисьим мехом; поверх халата – темно-зеленая курма на соболином меху, отороченная бахромой. Сижэнь улыбнулась:

– Неужели никто не заметил, как ты переодевался, и не спросил, куда ты собрался?

– А я переодевался, чтобы идти на спектакль, господин Цзя Чжэнь меня пригласил, – ответил Баоюй.

– Посиди немного, – сказала Сижэнь, – и возвращайся обратно – ведь в такие места, как это, тебе не разрешают ездить.

– И ты со мной поезжай, – предложил Баоюй, – я оставил для тебя дома кое-что вкусное.

– Тише! – промолвила Сижэнь. – Я не хочу, чтобы они слышали!

Она сняла с шеи Баоюя яшму и сказала сестрам:

– Вот, поглядите! Вы часто толкуете об этой редкостной вещице, сокрушаетесь, что ни разу ее не видели. Полюбуйтесь же на нее! Ничего красивее вы никогда не увидите!

Она показала им яшму и снова надела ее Баоюю на шею. Затем попросила брата нанять крытую коляску почище и поприличнее и проводить Баоюя домой.

– Пусть едет верхом, – отозвался Хуа Цзыфан, – я буду рядом. Ничего не случится.

– Лучше нанять коляску, на случай, если кто-нибудь встретится по пути, – возразила Сижэнь.

Хуа Цзыфан послушался совета сестры, и все вышли проводить Баоюя к коляске.

Сижэнь дала Минъяню фруктов, денег на хлопушки и наказала:

– Смотри, никому ни слова, а то на себя же накличешь беду!

В дом Сижэнь возвратилась, лишь когда Баоюй опустил занавески и коляска отъехала.

За коляской шли Минъянь и Хуа Цзыфан, ведя на поводу лошадь Баоюя.

Когда доехали до улицы, где находился дворец Нинго, Минъянь приказал остановить коляску и обратился к Хуа Цзыфану:

– Мы со вторым господином сначала пройдем незаметно в восточный дворец, там побудем немного, а потом уже отправимся в западный, чтобы не вызывать подозрений.

Хуа Цзыфан помог Баоюю выйти из коляски, после чего отвел на место его коня.

– Извини, что доставил тебе столько хлопот, – сказал ему Баоюй на прощанье и исчез за воротами дворца Нинго. Но об этом мы рассказывать не будем.

Служанки между тем после ухода Баоюя стали вовсю развлекаться. Одни играли в облавные шашки, другие – в кости, грызли тыквенные семечки и засыпали весь пол шелухой.

Неожиданно вошла мамка Ли справиться о здоровье Баоюя, но, увидев, что его нет, а служанки увлечены играми, сказала:

– Я здесь редко бываю, потому вы совсем распустились, другие мамки боятся вам слово сказать. Это все Баоюй, он как фонарь на длинном шесте, на других светит, а сам в темноте; думает, все плохие, один он хороший. Смотрите, что вы натворили у него в комнате, все перевернули вверх дном!

Служанки знали, что Баоюй их не станет ругать, а мамка Ли им теперь не указ, поэтому не обращали на нее внимания.

– Как сегодня спал Баоюй? Как ел? – стала выспрашивать мамка.

Но служанки в ответ несли всякий вздор и ворчали:

– Вот назойливая старуха!

– Я вижу в той чашке сладкое молоко, почему вы мне его не дали? – не унималась мамка Ли и, не получив ответа, сама взяла чашку.

– Эй, эй, не трогай! – крикнула одна из служанок. – Это молоко для Сижэнь, узнает Баоюй, что его выпили, – рассердится. А хочешь – скажи ему, что это ты сделала! Мы за тебя не в ответе!

Мамка Ли оробела было, а потом рассердилась:

– Не верю, что Баоюй такой мелочный! Подумаешь – молоко! Я и получше что-нибудь заслужила! Да и кто такая Сижэнь! Баоюй не помнит разве, кто его выкормил своим молоком? Так неужто пожалеет для меня чашку коровьего молока? Вот возьму и выпью нарочно, посмотрим, что он сделает! Вы носитесь с этой дрянной девчонкой Сижэнь, а ведь это я ее воспитала! Скажите на милость, какая персона!

И мамка Ли в сердцах выпила молоко. Тут другая служанка сказала с улыбкой:

– Не удивительно, что вы рассердились! У этих девчонок никакого уважения к старшим! Разве может Баоюй рассердиться из-за чашки молока? Да он вам еще пришлет угощений!