Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.

Долго заниматься с девочкой не приходилось – она была еще слишком мала и слаба. Вместе с ней учились две девочки-служанки. В общем, Цзя Юйцуню это не стоило больших трудов, и вскоре он совсем поправился.

Так пролетел еще год. Но тут случилось несчастье – мать девочки, госпожа Цзя, заболела и умерла.

Заботы о матери во время ее болезни, траур, который Дайюй строго соблюдала, слезы и переживания подорвали и без того слабое здоровье девочки, и она никак не могла возобновить занятия.

Цзя Юйцунь скучал от безделья и в погожие солнечные дни после обеда прогуливался. Однажды, желая полюбоваться живописным деревенским пейзажем, он вышел за город и, бродя без цели, очутился в незнакомом месте. Вокруг высились крутые, покрытые лесом горы, в ущелье бурлила река, ее берега сплошь поросли бамбуком, а чуть поодаль, утопая в зелени, виднелся древний буддийский храм. Ворота покосились, со стен обвалилась штукатурка, и только надпись над входом сохранилась: «Кумирня постижения мудрости». По обе стороны ворот тоже были надписи, но полустертые:

Цзя Юйцунь прочел и подумал: «Такие простые слова, а такой глубокий смысл! Нигде не встречал я подобного изречения, ни на знаменитых горах, ни в монастырях, которые обошел. Видимо, здесь живет человек, постигший истину. Уж не зайти ли?»

В храме Цзя Юйцунь увидел монаха, тот варил рис. Не заметив, что монах совсем дряхлый, Цзя Юйцунь стал задавать ему вопрос за вопросом, но монах оказался глухим, беззубым, да к тому же и невежественным и в ответ бормотал что-то невразумительное.

Цзя Юйцунь потерял терпение, покинул храм и зашел в сельский трактир, чтобы взбодрить себя чаркой-другой вина, а затем полюбоваться здешним живописным пейзажем.

Едва Цзя Юйцунь переступил порог трактира, как из-за столика поднялся один из посетителей и с распростертыми объятиями, громко смеясь, бросился к нему:

– Вот так встреча! Глазам своим не верю!

Цзя Юйцунь пригляделся и узнал Лэн Цзысина, хозяина антикварной лавки, с которым знался когда-то в столице.

Цзя Юйцунь восхищался энергией и способностями Лэн Цзысина, а тот часто прибегал к услугам Цзя Юйцуня, так они и сдружились.

– Давно ли пожаловали сюда, почтенный брат? – заулыбавшись, спросил Цзя Юйцунь. – Такая приятная неожиданность! Сама судьба нас свела!

– В конце прошлого года я ездил домой, – отвечал Лэн Цзысин, – а сейчас, возвращаясь в столицу, решил завернуть по пути к старому другу, и он оставил меня погостить на два дня. Кстати, у меня нет неотложных дел, и я мог бы здесь задержаться до середины месяца. А сюда я забрел совершенно случайно, от нечего делать, мой друг чем-то занят сегодня. И вот встретил вас!

Он пригласил Цзя Юйцуня сесть рядом, заказал вина и закусок, и они принялись рассказывать друг другу о том, что пришлось пережить за время разлуки.

– Нет ли у вас каких-нибудь новостей из столицы? – спросил Цзя Юйцунь.

– Пожалуй, нет, – отвечал Лэн Цзысин, – если не считать весьма странный случай, который произошел в семье вашего уважаемого родственника.

– Моего родственника? – улыбнулся Цзя Юйцунь. – Но у меня в столице нет родственников.

– Зато есть однофамильцы. А однофамильцы все принадлежат к одному роду! Разве не так?

– Какой же род вы имеете в виду?

– Род Цзя из дворца Жунго, – ответил Лэн Цзысин. – Уж не считаете ли вы для себя зазорным иметь такую родню?

– Ах, вот вы о ком! – вскричал Цзя Юйцунь. – В таком случае род наш весьма многочислен. Отпрыски рода Цзя появились еще при Цзя Фу, во времена Восточной Хань [28], и расселились по всем провинциям. Как же теперь установить, кто кому и каким родственником приходится? Ведь род Жунго и в самом деле принадлежит к той же ветви, что и наш. Но он так возвысился, что нам даже неудобно напоминать об этом родстве. Мы постоянно чувствуем отчуждение.

– Зря вы так говорите, почтенный учитель! – вздохнул Лэн Цзысин. – Род Жунго, как и род Нинго, постепенно оскудевает.

– Почему же оскудевают? – удивился Цзя Юйцунь. – Ведь еще недавно они были многочисленны и сильны!

– История эта, право же, длинная, – отвечал Лэн Цзысин.

– В прошлом году, – продолжал Цзя Юйцунь, – по пути к историческим памятникам эпохи Шести династий [29]я проезжал через Цзиньлин и побывал в Шитоучэне, где расположены эти дворцы. Они стоят рядом и занимают чуть ли не половину улицы: дворец Нинго – восточную сторону, дворец Жунго – западную. У главных ворот действительно было безлюдно. Но за каменной оградой по-прежнему высились парадные залы, роскошные гостиные, палаты и башни, а в саду все так же пышно зеленели деревья, громоздились искусственные горки. Ничто не напоминало о разорении и упадке.

– Удивляюсь, как это вы, опытный чиновник, ничего не заметили! – воскликнул с усмешкой Лэн Цзысин. – Еще древние говорили: «Сороконожка и мертвая стоит на ногах». Прежней роскоши в этих дворцах уже нет, но обитатели их живут не так, как простые чиновники. Людей у них прибавляется, дел невпроворот, господа и слуги по-прежнему в почете, а хозяйство в запустении, расточительство достигло предела, экономить никто не желает. Слава пока не померкла, но в кармане давно уже пусто. Но и это бы еще ладно! Гораздо страшнее, что потомки в этой семье от поколения к поколению становятся все хуже и хуже – вырождаются!

– Неужели в этих высокопоставленных семьях пренебрегают воспитанием детей? – усомнился Цзя Юйцунь. – Не знаю, как остальные ветви рода Цзя, но семьи Нинго и Жунго, казалось мне, в этом смысле всегда служили примером. Как же могло такое случиться?

– Но именно об этих двух семьях и идет речь, – вздохнул Лэн Цзысин. – Сейчас я вам все расскажу. Нинго-гун [30]и Жунго-гун – единоутробные братья. Нинго-гун, старший, имел двух сыновей. После его смерти должность перешла по наследству к старшему – Цзя Дайхуа, а у того тоже было двое сыновей. Старший, Цзя Фу, умер не то восьми, не то десяти лет. Поэтому титул и должность отца унаследовал младший, Цзя Цзин. Так вот, этот Цзя Цзин стал почитателем даосов, плавит киноварь, прокаливает ртуть, пытается найти эликсир бессмертия, и ничто больше его не интересует в мире. Счастье еще, что в бытность его молодым у него родился сын – Цзя Чжэнь, и Цзя Цзин, которым владела единственная мечта – стать бессмертным, передал ему свою должность, а сам свел знакомство с даосами и все время проводит с ними за пределами города. У Цзя Чжэня тоже есть сын – Цзя Жун, в нынешнем году ему минуло шестнадцать лет. Цзя Цзин делами не интересуется, а Цзя Чжэню заниматься ими недосуг – на уме у него одни развлечения. Он перевернул вверх дном весь дворец Нинго, и никто не смеет его одернуть. А теперь послушайте о дворце Жунго: именно здесь и случилась странная история, о которой я только что упомянул. После смерти Жунго-гуна должность его по наследству перешла к старшему сыну Цзя Дайшаню, который в свое время женился на девушке из знатного цзиньлинского рода Шихоу. Она родила ему двух сыновей, старшего – Цзя Шэ и младшего – Цзя Чжэна. Цзя Дайшаня давно нет в живых, и жена его вдовствует. Должность унаследовал старший сын Цзя Шэ, человек весьма заурядный, к тому же равнодушный к хозяйственным делам. Лишь один из сыновей Цзя Дайшаня – Цзя Чжэн – с детства отличался честностью и прямотой, любил науки, и отец, не чаявший в нем души, мечтал, чтобы он сдал государственные экзамены и получил должность. Перед смертью Цзя Дайшань написал прошение императору, и государь, всегда милостиво относившийся к своему преданному слуге, повелел ему передать титул и должность старшему сыну, а младшего немедленно представить ему. Так Цзя Чжэн получил должность лана [31]. Его жена – урожденная Ван – родила ему сына Цзя Чжу, который четырнадцати лет поступил в школу и вскоре женился. У него родился мальчик, а сам он заболел и умер, не дожив и до двадцати лет. Спустя некоторое время госпожа Ван родила дочь, – ребенок появился на свет в первый день Нового года, весьма примечательно. А еще лет через десять у нее родился сын. И представьте, появился на свет с яшмой во рту. Яшма эта излучала радужное сияние, а на поверхности виднелись следы иероглифов. Ну, скажите, разве это не удивительно?