Мурасаки Сикибу - Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

В стражу Крысы на юную госпожу надели мо. Светильники горели тускло, но от взора Государыни не укрылась редкостная красота дочери Великого министра.

– Надеясь на вашу будущую благосклонность, я осмелился показать вам эту весьма далекую от совершенства особу, – сказал министр. – К тому же у меня была тайная мысль, что этот случай станет примером для грядущих поколений.

– О, я и не помышляла… Право же, я вряд ли заслуживаю. – отвечала Государыня, пытаясь умалить свое значение. Как молода и прекрасна была она в тот миг! Да и остальные обитательницы дома на Шестой линии были безупречны. И нельзя было не радоваться царящему в доме согласию.

Мать юной госпожи, лишенная возможности увидеть свое дитя в такой день, предавалась отчаянию, и министр из жалости хотел было пригласить и ее, но тут же передумал, опасаясь, что ее присутствие возбудит нежелательные толки.

В доме на Шестой линии даже самые обычные церемонии проходили с необыкновенным размахом, но, не желая отягощать вас подробным описанием, я многое опускаю, тем более что при свойственной мне вялой и несвязной манере изложения повествование может стать слишком утомительным.

В Весенних покоях Дворца церемония Покрытия главы прошла в двадцатые дни той же луны. Принц казался старше своих лет, и все знатные вельможи готовы были оспаривать друг у друга право ввести в его покои своих дочерей. Зная о том, сколь высоки устремления Великого министра, Левый министр и Садайсё отказались от мысли отдавать своих дочерей во Дворец, ибо понимали, что их положение там будет весьма незавидно. Слух об их колебаниях дошел до Великого министра.

– Непростительное малодушие. – возмутился он. – Во Дворце должно служить много разных дам, соперничающих между собой в любой мелочи. Только это и придает блеск придворной жизни. Глупо иметь прекрасных дочерей и держать их дома.

И он нарочно отложил церемонию представления дочери ко двору.

А надо сказать, что многие, не осмеливаясь опережать Великого министра, ждали, когда он первый отдаст дочь в Весенние покои, но как только разнесся слух о том, что церемония отложена, ко двору была представлена Третья дочь Левого министра. Ее прозвали Рэйкэйдэн – дама из дворца Живописных видов.

Для дочери Великого министра обновили его прежние дворцовые покои, Сигэйса. Узнав о том, что церемония отложена, принц изволил проявить нетерпение, поэтому Великий министр положил ввести дочь во Дворец на Четвертую луну. К старой утвари, уже имеющейся в Сигэйса, решено было добавить новую, причем Великий министр лично изволил ознакомиться с образцами и рисунками. Собрав искуснейших мастеров, он поручил им заняться убранством покоев. Особенное внимание министр изволил уделить выбору рукописных книг для личного хранилища юной госпожи, полагая, что она сможет использовать их еще и как прописи. В его распоряжении имелось множество образцов, созданных несравненными мастерами прошлого, которых имена до сей поры живут в мире.

– Век подходит к концу, и все мельчает, с древними нам не сравниться, – говорил он госпоже Мурасаки. – Пожалуй, только слоговое письмо «кана» [14]достигло удивительного совершенства именно в наши дни. Древние стили были довольно однообразны, ибо требовали строгого следования правилам и тем самым ограничивали свободу самовыражения. В нынешние времена многие отличаются удивительным изяществом почерка.

В молодости я проявлял интерес к «женскому стилю» и собрал множество прекрасных образцов. Одни из самых ценных принадлежат кисти покойной миясудокоро, матери нынешней Государыни-супруги. Сама она, по всей видимости, не придавала написанному особого значения, писала быстро и небрежно, но даже случайные строки, ее рукой начертанные, поражают удивительным совершенством. И как знать, уж не потому ли стало ее имя достоянием дурной молвы?.. Разумеется, она очень страдала, чувствовала себя оскорбленной, но, поверьте, я никогда и не помышлял… Впрочем, миясудокоро была особой чрезвычайно благоразумной, что и доказала, доверив моим попечениям собственную дочь. Я уверен, что сейчас, уже в ином обличье пребывая, она изменила свое мнение обо мне. Что касается нынешней Государыни-супруги, то ее почерк весьма изящен и благороден, но ему недостает той свободной уверенности, которая всегда чувствовалась в почерке ее матери, – шепотом добавил он.

– Почерк ушедшей Государыни-супруги при всей его утонченности отличался некоторой неуверенностью, не говоря уже о скудости оттенков. В наши дни лучше многих владеет кистью Найси-но ками из дворца Красной птицы, но и ее можно упрекнуть в чрезмерной изощренности, вычурности. Все же если говорить о лучших из лучших, то я бы выделил ее, бывшую жрицу Камо и вас.

– О, я не заслуживаю такой чести, – возразила госпожа.

– Вы недооцениваете себя. Ваш округло-изящный почерк очень хорош. К сожалению, совершенствуясь в истинных знаках, люди часто начинают пренебрегать «каной».

Собрав отдельно тетради с не исписанными еще листами, министр сам подобрал к ним красивые обложки и шнуры.

– Отдам часть принцу Хёбукё и Саэмон-но ками. Да и себе оставлю одну или две тетради. Как ни кичатся они своим мастерством, смею думать, что я владею кистью не хуже, – не без гордости заявил он и, приготовив лучшие кисти и тушь… По обыкновению своему он разослал соответствующие письма разным особам, а как некоторые из них не сразу решились участвовать в столь трудном состязании, ему пришлось проявить настойчивость. Отобрав тетради с тончайшей корейской бумагой, привлекающей удивительным благородством оттенков, министр заметил:

– Эти я отдам молодым любителям прекрасного, пусть покажут свое мастерство. – И отослал их к Сайсё-но тюдзё, Сахёэ-но ками, сыну принца Сикибукё, и То-но тюдзё из дома министра Двора, предложив: «Можете писать в любой манере, пусть это будет «тростниковое письмо» [15]или «рисунки к песням» [16].

И юноши принялись за дело, изо всех сил стараясь превзойти друг друга.

Великий министр, уединившись в главных покоях, тоже взялся за кисть.

Весенние цветы давно отцвели, безмятежно сияло ясное небо, а министр все размышлял над старинными песнями, снова и снова переписывая их различными скорописными почерками, в усложненном, простом или «женском» стиле, пока плод его усилий не начинал удовлетворять его. Рядом с ним не было никого, кроме двух-трех дам. Он нарочно выбрал самых достойных, надеясь, что, помогая растирать тушь, они сумеют дать ему полезный совет при выборе песен из благородных старинных собраний. Подняв занавеси, министр расположился у выхода на галерею и, разложив листы на скамеечке-подлокотнике, писал, время от времени в раздумье поднося к губам кончик кисти. Трудно себе представить более прекрасное зрелище. Настоящий ценитель получил бы истинное наслаждение, любуясь неповторимо-изящными движениями его руки, когда он снова опускал кисть, чтобы набросать несколько строк на белой или красной бумаге, прекрасно оттеняющей сочность туши.