Адам Олеарий - Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию

Пока теперь трудились над стаскиванием корабля, вода заметно поднялась и ветер, дувший до сих пор с юго-запада, перешел на северо-запад и помог подвинуть судно в сторону. Когда оно снова попало на глубокое место, ветер опять подул с юго-запада; с этим ветром мы и смогли потом проехать через Кальмарзунд, притом не без опасности — ввиду неровностей дна у Кальмарских окопов. У Кальмара судно дожидалось послов, которые 1 ноября подошли сушею с некоторыми из своих людей; при Ферштадте, у старых окопов, они переправились к судну и вступили снова на борт его. Остров [Эланд] имеет 18 миль в длину и только одну в ширину. В нижней своей части, где нас выбросило на берег, остров каменист и скалист, вследствие чего здесь мало лесу и пашен; зато подальше вверх он покрыт елями и другими деревьями, имеет хорошие пастбища и много мелкой дичи. Здесь в каменоломнях добывается много красных и белых плит и камней, идущих на мостовые и здания; их отсюда вывозят и в другие места. Насупротив Кальмара на острове стоит укрепленный замок Борхгольм. Раньше на острове были 32 церкви, теперь часть их закрылась. Проезжающие могут еще видеть 18 колоколен, стоящих в ряд. Остров находится в подданстве у короны шведской.

Кальмар — важнейший город в Смоланде, в 40 милях от Копенгагена, на берегу моря. Он невелик и состоит из плохих деревянных домов. В нем, однако, находятся королевский дворец и хорошо укрепленная валами крепость: год тому назад город был почтен королевским шведским торжеством.

Из Кальмара Иоганн Фохт и Стен Иенсен опять были посланы обратно, через Данию, в Готторп, чтобы привезти новые верительные грамоты, так как прежние испортились в морской воде.

После этого совещались, что лучше: морем ли ехать дальше или сушею через Швецию, и, наконец, по многим причинам, было решено, принаняв опытного штурмана к нашему, отважиться и дальше через море. Так как, однако, в Кальмаре нельзя было достать штурмана, то мы взяли двух лоцманов, которые должны были на протяжении полумили показывать нам путь через мелкие места. И вот 3 того же месяца мы, во имя Божие, опять стали под паруса и проехали мимо большой круглой скалы, прозванной Шведскою Девою, которую мы оставили по левую руку от себя в море. Ее расстояние от Кальмар-зунда определяется в 8 миль. Около полудня в стороне от нас показался замок Борхгольм, лежащий на Эланде. К вечеру мы достигли оконечности острова Эланда и в эту ночь обогнули ее при таком жестоком северо-восточном шторме, что передняя часть судна шла скорее под водою, чем над нею, а волны ударяли до парусов. При таком шторме и корабельный насос стал плохо действовать, и его пришлось с большим трудом распутывать и приводить в ход; между тем вода вычерпывалась деревянными посудинами и котелками, что делалось ужасно плохо, так как никто не мог стоять на судне. Буря продолжалась до полудня, и так как едва шесть румбов попадало в наши паруса и мы из-за этого не подвигались вперед, но придвигались все больше к берегу Эланда, то шкипер наш стал очень беспокоиться: он говорил, что стоит буре продлиться еще два часа и корабль будет прибит к подветренному берегу и погибнет. Поэтому мы снова были в немалой боязни, но, когда потом ветер стал прибавлять нам то по три, то по четыре румба, мы опять, обрадованные, могли преследовать свой курс дальше. К вечеру увидели мы большой остров Готланд [87] остров Готланд . Нами опущена глава, заключающая описание его, как не имеющая никакого отношения к России. В главе этой (книга II, гл. 3) выказано очень много учености. Между прочим упоминается датская хроника Ганса Нильсона Стрелова (Hans Nielssons Strelow «Gottlandische Chronica»), где рассказано, что в XIV в. до Р. X. вооруженное население Готланда, Эзеля и Даго прошло по России до Танаиса или Дона, и, смешавшись там с гетами, образовало много племен, в том числе и готское. Олеарий как бы верит этим басням. Перечисляя в той же главе народы, съезжавшиеся в Висби на Готланде для торговли, Олеарий не забывает упомянуть и русских. .

(Книга II, глава 4)

О дальнейшем ходе нашего опасного мореплавания

5 ноября, когда мы проехали мимо Готланда, опять поднялся сильнейший шторм с ЗЮЗ, так что волна за волною заливала корабль. Вечером около 10 часов мы бросили лот и нашли глубину в 12 сажень. Боясь наскочить на сушу, мы ночью опять взяли направо в открытое море. В течение этих дней мы, ввиду постоянной бури, пользовались изо всех парусов одним гротом.

6 того же месяца около полудня мы встретили голландское судно, которое сообщило нам о расстоянии и о правильном курсе к острову Дагерордту [Даго], который мы и увидели к вечеру. К ночи, однако, буря опять погнала нас налево к открытому морю.

7 того же месяца, когда мы к полудню увидели Дагерордтский мыс, штурман принял его за Этгенсгольм [Оденсгольм], полагая, что сильная буря должна была в предыдущую ночь загнать нас слишком далеко к северу. Поэтому, в незнании, направили мы наш курс на опасный залив Гундсвик, где не раньше заметили, что перед нами лежит Дагерордт, как подойдя к земле столь близко, что могли узнать башню [на острове]; пришлось поэтому с большою опасностью опять выходить из залива. В этот день к нам подошла сбившаяся с пути барка и узнав, что мы идем к Ревелю, последовала за нами. К вечеру, однако, она нас оставила и стала на якоре у Дагерордта; на следующий день она, наверное, прибыла в Ревель. Однако, невзирая на то, что все послеобеденное время мы имели перед глазами лифляндский берег, а именно — Большой Рогге, а к вечеру находились от острова Наргена, лежащего у ревельской гавани, не более чем в доброй миле расстояния, наши шкипер и штурман все-таки не решались, руководствуясь одним лотом, въехать в залив или хотя бы, подобно барке, бросить якорь, несмотря на то, что их к тому побуждали. Поэтому мы опять направились в открытое море при весьма бурном ветре.

Вечером около 10 часов начал страшно свирепствовать ветер, и раньше, чем мы успели спохватиться, со страшным треском сломались грот- и бизань-мачты и немедленно же повалились за борт, как раз через место, где спал наш доктор. Боцман, по несчастию своему стоявший на палубе, получил такой удар канатом, что у него кровь пошла носом и ушами и вплоть до третьего дня он не мог ни прийти в полное сознание и подняться, ни объяснить, что с ним именно случилось; на Гохланде ему пришлось из-за этого несчастия распроститься с жизнью. При этом падении был вырван и шпиль, несмотря на громаду и тяжесть свою, может быть — оторвавшимся напряженным канатом. Следовало удивляться тому обстоятельству, что бизань-мачта, которая, вырвавшись, разбила всю каюту, все-таки не повредила нактоузика [88] нактоузика . В подл. Nachthausgen, маленькие нактоузы — помещения компаса. , в котором стояли компасы, несмотря на то, что бизань-мачта именно к нактоузу была прикреплена. Это было большим для нас счастьем: если бы компасы были разбиты, то мы не знали бы, куда нам направиться.