Адам Олеарий - Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию

Русские некоторое время после этого были смирны и покорны ему и, таким образом, внушили своему великому князю чувство полной безопасности, вплоть до дня брака, который совершен был в 1606 г. 8 мая. Когда в это время, вместе с невестою, в город вступили многие поляки и другие иностранцы, большею частью в полном вооружении, то это русским вновь открыло глаза. Князь Василий Шуйский опять призвал знатнейших в городе тайно во двор свой, повторил о великой опасности, которой подвергается их отечество при настоящем великом князе, и говорил, что дальнейшее оставление управления в его руках привело бы, несомненно, к их окончательной гибели. [Он сказал: ] лично сам он уже однажды жертвовал жизнью ради греческой религии и благополучия отечества; готов он и впредь делать то же и изыскивать средства для предупреждения несчастия, если только и они готовы помогать ему. Остальные, не долго думая, обещали и клялись пожертвовать, заодно с ним, имуществом и кровью, только бы он начал то, чего желал.

Это решение держали в тайне и стали ждать случая, который и нашелся в последние дни брачных празднеств. 17 мая, в 9 день брака, ночью, когда великий князь и его приближенные находились в опьянении и сне, — русские поднялись, велели бить в набат во все колокола и быстро вооружили весь город. Прежде всего пошли на Кремль, перебили польскую стражу у ворот, открыли ворота, ворвались в великокняжеские покои, все разграбили и расхитили; великий князь, который думал спастись через окно на площадь среди оставшейся стражи, был схвачен, избит и со многими насмешками вновь отведен в покои. Когда его предполагаемая мать это узнала и, с крестным целованием, спрошена была Шуйским, истинный ли это ее сын, она тотчас ответила: «Нет; она родила лишь одного сына, который в ранней молодости вероломно был умерщвлен». После этого Лжедимитрия застрелили из пистолета. Затем слуги, свадебные гости и другие иноземцы, в том числе многие ювелиры с великолепными драгоценностями, в общей сложности 1700 человек, были немилосердно перебиты. Великую княгиню с ее отцом, воеводою, с братом, равно как и королевских польских послов, отправленных на торжество бракосочетания, захватили в плен и обошлись с ними столь дурно, что, например, благородных женщин насильно валили наземь и бесчестили. Тело Димитрия раздели донага, потащили на площадь перед Кремлем и оставили в течение трех дней лежать нагим, на столе, так что каждый мог видеть и проклинать обманщика. После этого его, правда, закопали в землю, но вскоре вновь выкопали и сожгли.

Так как все это дело удалось вполне по мысли русских, то они вожака своего, князя Василия Ивановича Шуйского, сделали великим князем и короновали его 1 июня 1606 г. Едва только он вступил в управление, как вновь поднялся новый обманщик, по имени князь Григорий Шаховской, вздумавший воспользоваться хитросплетением бывшего Димитрия. Во время сумятицы в Кремле он достал печать великого князя, отправился вместе с нею, в сопровождении двух поляков, в Польшу, распространяя по дороге, во всех постоялых дворах, слух, будто он Димитрий, и якобы в свалке хитростью спасся от русских: «Так как дело происходило ночью, то они другое лицо приняли за него и убили на его месте; теперь же он желает в Польше собрать новое войско и отомстить московитам за испытанные позор и убытки». Везде он раздавал при этом хозяевам (постоялых дворов] щедрые подарки. Не бывшие в Москве верили этому и сообщали в Москву. Слухи эти опять вызвали не малую смуту. Русским пришлось вести теперь большие войны против этого обманщика, и еще другого, стало быть — уже третьего самозванца. Последний называл себя также Димитрием, родным сыном Ивана Васильевича, но, на самом деле, был сначала в Москве простым писцом. Будучи очень остроумен и красноречив, он приобрел достаточное количество сторонников не только из беглого люда, но и среди больших городов. Сюда присоединялись еще польские вельможи, немало помогавшие ему с тем, чтобы отомстить московитам за испытанный позор. Так как русские зачастую сильно страдали при этом, то они стали винить великого князя Шуйского, полагая, что он несчастлив в правлении своем, так как победа как бы бежит его и склоняется в сторону врагов. «Кровопролития в России, — [думали они], — не прекратятся, пока власть принадлежит ему». Поэтому они, подстрекаемые тремя московитскими господами, а именно: Захарием Ляпуновым, Михаилом Молчановым и Иваном Ржевским [147] , в третий год правления его, отняли у него скипетр и корону, отправили в монастырь и здесь, против его воли, постригли в монахи. После этого решили уже не брать из собственной своей среды государя, а иметь великим князем иностранного высокого монарха, рожденного от королевских или великокняжеских родителей. Со стороны величия, близости по языку, нравам и одежде и по другим причинам они не знали более удобного кандидата, как польского королевича Владислава. Поэтому они сделали соответствующее предложение королю польскому, который, на известных условиях, его и принял. Случилось это в 1610 г. по Р. X.

Тут русские опять извлекли своего великого князя Василия Шуйского из монастыря и послали его, вместе с братом его Димитрием Шуйским, русским полководцем, а также еще с третьим братом и несколькими другими русскими господами из рода Шуйских, в плен, к Смоленску, к королю польскому. Под властью короля польского и умер в заточении великий князь и, как говорят, похоронен, близ дороги, между Варшавой и Торном.

Король польский дал своему полководцу Станиславу Жолкевскому, стоявшему в это время с войском, с враждебным намерением, перед Москвою, приказание, чтобы, по заключении перемирия, он принял, именем королевича, присягу, стал править делами и оставался в Москве до тех пор, пока Владислав не прибудет лично. Русские согласились на это, присягнули полководцу на имя Владислава и в свою очередь взяли с него присягу, ввели Жолковского с 1000 человек в великокняжеский столичный дворец и оказали ему прием со всякого рода роскошными подарками и угощением. Польское войско, тем временем, мирно стояло вне города, между московитами и польским лагерями была большая дружба, ежедневно обе стороны сходились, и происходил торг. Тем временем поляки поодиночке стали входить в город, ища у горожан пристанища; в конце концов, до 6000 человек оказалось в Кремле и вокруг него; они стали весьма в тягость русским в домах, церквах и на улицах, и горожане предпочитали лучше не иметь никаких дел с поляками, тем более что время приезда нового великого князя, несколько замешкавшегося, показалось им слишком далеким, да и все дело начало казаться подозрительным. Поэтому московиты собрались 20 января 1611 г. на площади перед Кремлем в числе нескольких тысяч, стали сильно жаловаться на большие насилия и распутные действия солдат, совершавшиеся ежедневно по отношению к дочерям, женам и в особенности к святым их; в [иконы] этих последних поляки стреляли из пистолетов. Кроме того, ежедневное содержание 6000 человек в городе стоило больших денег. Они жаловались также, что испытывают помеху во всех своих делах и крайне истощаются поборами; не знают они, далее, что и думать о причинах неприезда вновь избранного великого князя; поэтому они не в состоянии долее выдержать, должны сами позаботиться о своем благополучии и прибегнуть к другим средствам.