Адам Олеарий - Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию

По этому поводу я вспоминаю, что рассказывает о себе флорентийский дворянин Фердинанд Капон. Он будто бы был монахом и так же точно злоупотребил историею Марии Магдалины, чтобы прикрыть свой позорный поступок, — если только верить его словам. В 7 главе своего рассужденьица о жизни монахов, написанного им по-тоскански, а в Лейпциге переведенного по-немецки, он говорит: «Когда я постом проповедовал в Мессане и был здесь влюблен в замужнюю даму, называвшуюся г-жа Магдалина, я ей как-то признался в любовной страсти. Она же сказала мне, что не любит монахов: слишком они некрасивы. Думая день и ночь о том, как бы ее настроить иначе, чтобы она ответила на мою страсть согласием, я выдумал, наконец, следующее. Я обратил прилежное внимание на ее розового цвета одежду, которую она обыкновенно надевала по праздникам. В следующее воскресенье я решил, что история о Марии Магдалине годилась бы для моей цели, а именно в той части, где говорится, как она шла в церковь послушать проповедь Христа. Желая описать одежду и красоту Марии Магдалины, я по всем статьям описал одежды и красоту этой иной г-жи Магдалины, а чтобы быть увереннее, что и она понимает, как в этом описании я о ней говорю, я постоянно пристально устремлял свои глаза на нее, говоря так: „Прекрасная Магдалина ходила в храм, одетая в пурпур, который, при виде издали, ясно показывал, что эта красивая заря являлась не иным чем, как предтечею чрезвычайно прекрасного солнца. Когда она подходила ближе, то не было ни одного, кто бы, посмотрев в звезды ее глаз, не почувствовал сразу влияние любовной страсти на свою душу. Не было человека, который, при виде роз ее щек, не чувствовал бы, как вырастают сладкие шипы в груди у него, и не было глаз, которые не были бы ослеплены снегом ее белых грудей. У левого уха носила она серебряную лилию, которая, играя среди золотистых волос ее, придавала красоте ее особую прелесть. Шею ее, цвета слоновой кости, украшал драгоценный пироп, казавшийся красным от гнева, так как он видел, что слава его помрачалась живыми кораллами ее губ“. Когда я это сказал, я увидел, что эта госпожа стала мило улыбаться и что щеки ее в то же время окрашивались в пурпур; по этим красным буквам я лучше всего мог прочесть, что она прекрасно поняла смысл моей речи».

Наших планов не касается и поэтому я здесь не желаю более рассказывать, какие Капон еще говорил речи с этой женщиною в ее доме. Он был человек жизнерадостный и шесть лет тому назад умер у нас в Шлезвиге. Я сделал это отступление с тою целью, чтобы видели, что имеются люди, в особенности — русские, которые так скверно обращаются со Словом Божиим, искажают библейские истории и пользуются ими как покрышкою своих грехов…

(Книга III, глава 26)

О крестном знамении русских, о том, как они себя благословляют, и об иконах святых, перед которыми они кладут поклоны

Слушая чтение некоторых глав из Библии, русские одновременно стоят с обнаженными головами перед своими иконами (как ведь и вообще никто, ни даже сам великий князь, не смеет находиться в церкви с покрытою головою, кроме лишь священника, сохраняющего на голове свою «скуфью», или шапочку, в которой он посвящался), очень часто кладут поклоны и благословляют себя, как это описано Герберштейном: для этой цели они пользуются первыми тремя пальцами правой руки, касаясь ими сначала лба, потом груди, затем проводя справа налево и приговаривая каждый раз: «Господи, помилуй».

Петр Микляев, недавний русский посол в Голштинии, дал мне объяснение крестного знамения и того, о чем разумные люди при этом вспоминают: три пальца знаменуют собою Св. Троицу, поднятие руки ко лбу — Вознесение Христа, приуготовляющего нам место на небе, прикосновение к груди указывает на сердце и на заключение в нем слова божия; движение же справа налево [указывает] на свойство Страшного Суда, когда благочестивые будут поставлены направо, а злые налево, первые будут вознесены к блаженству, а вторые низвергнуты в ад.

Подобного рода крестное знамение применяют они при всех своих начинаниях, и в светских и в домашних делах так же, как и в духовных; без него они не берутся ни за еду, ни за питье, ни вообще за какое-либо дело.

Что касается почитания икон, то нет указаний на то, чтобы оно было обычно в церкви в течение первых трехсот лет до времен императора Константина Великого, хотя, вероятно, как видно из Тертуллиана, и изображались живописью или резцом духовного содержания картины, притчи и истории, тем не менее эти изображения не почитали как святых, и не молились им, как это делают русские. Русские говорят, что научились этому от Дамаскина; я, однако, думаю, что они приняли и это из греческой церкви. Они не признают резных изображений, говоря, что Бог воспретил приготовлять резные, а не живописные изображения, и поклоняться им. Поэтому приходится удивляться, что они так высоко почитают резное изображение Николы Чудотворца в Москве — может быть, потому, что он, кажется, не из древних, а из новых святых у них. В прочих случаях у них употребляются исключительно живописные картины, которые без особого искусства и изящества коричнево-желтой краскою написаны на досках, обыкновенно длиною в 1/4 или 1/2 локтя и несколько более узких.

Они не почитают и не уважают икон, помимо тех, которые написаны русскими или греками, как бы другие нации ни приготовляли их прекрасно и искусно. Как будто религия мастера могла бы передаться и иконе!

У них в Москве имеются особые рынок и лавки, где они продают подобные иконы, или, как они это говорят, «выменивают на деньги и серебро», так как ведь было бы неприлично покупать богов.

Они никогда также не оставляют икон на попечении людей, которые не их религии, опасаясь, что с ними не будут обращаться с должным почетом.

Когда несколько лет тому назад немецкий купец Кароль Мёллин купил у русского каменный дом, русские начисто выскребли все иконы, написанные на стенах, на штукатурке, и пыль от них унесли с собою. Они сильно нас бранят за то, что мы духовного содержания картины, особенно же распятие Христа, изображаем на печках и становимся к ним заднею частью тела.

Крестьяне в деревнях не желали допустить, чтобы мы касались руками их икон или, лежа на лавках, обращались к ним ногами. У некоторых из них, после нашего постоя, должен был являться поп с кадилом и вновь освящать иконы, точно они были нами загрязнены.

В их церквах висит на стенах большое количество икон, из которых самые многочисленные и самые знаменитые должны представлять Господа Христа, Св. Деву Марию и Николая, главного их патрона. У каждого здесь имеется свой святой или своя икона, перед которою он молится. Если кто-либо совершит грубое преступление, достойное отлучения, то его святой [его икона] удаляется из церкви; этой иконою он может после этого пользоваться дома, так как отлученный не смеет более входить в церковь. Те, у кого есть средства, убирают и украшают свои иконы великолепнейшим образом жемчугом и драгоценными камнями. Икона непременно требуется для молитвы; поэтому они должны у них быть не только в церквах и во время публичных процессий, но и у каждого в его доме, комнате и каморке, чтобы во время молитвы иметь ее перед глазами. Когда они собираются молиться, они зажигают одну или две восковые свечи и прикрепляют их перед иконою; от этой причины часто, когда они забудут потушить свечу, происходят пожары. До сих пор и немцам приходилось, ради русских, держать такие иконы в своих домах, так как иначе русские неохотно с ними сносились, да и нельзя было получить русской прислуги без этого. Теперь же патриарх не желает допускать, чтобы их иконы еще встречались в немецких комнатах, по его мнению, недостойных этой чести. Когда русский отправляется к другому в дом или комнату, он сначала воздает честь Богу и произносит свое «Господи». Только после этого он начинает говорить с людьми. В дом он входит как немой, ни на кого не обращая внимания, хотя бы даже 10 и более человек находились в помещении. Лишь только войдя в комнату, он, прежде всего, обращается к иконе, которая обыкновенно поставлена за столом в углу; если ее ему не видно, он спрашивает: «Есть ли Бог?». Лишь только заметив ее, он, с поклонами перед нею, трижды совершает крестное знамение. Затем он оборачивается к людям, здоровается с ними и справляет свое дело.