Беовульф

проникнуть сверху
в ее пределы;
и, выпустив когти,
в охапку воина
она схватила,
но был в кольчуге,
в наряде ратном
неуязвим он —
не по зубам ей,
кровавогубой,

сбруя железная,
сеть нагрудника, —
и потащила
пучин волчица
кольцевладельца
в свой дом подводный,
и зря он пытался,
страха не знающий,
достать врагиню,
его влекущую,

мечом ужалить;
морские чудища,
клыками лязгая,
грызли железо.
Так в скором времени
он оказался
в неведомом зале,
который кровлей
был отмежеван
от вод прожорливых,

от бездн холодных,
чертог обширный;
и там при свете
огня, в сиянье
лучистого пламени
пред ним предстала
пучин волчица,
женочудовище.
Тогда он с размаху,
сплеча обрушил

железо тяжкое —
запело лезвие
о голову чудища
погудку бранную, —
но тут же понял он,
что луч сражений
над ней не властен,
ее не ранит
меч остролезвый,
он бесполезен

здесь, в этой битве,
шлемодробитель,
издревле слывущий
острейшим в сечах,
всесокрушающий —
впервые слава
меча лучистого
тогда помрачилась!
Но тверд был духом
и помнил о славе

вершитель подвигов,
родич Хигелака:
он прочь отбросил
искуснокованый,
наземь кинул
клинок свой бесценный,
и сам, разгневанный,
себе доверился,
мощи рук своих.
(Так врукопашную

должно воителю
идти, дабы славу
стяжать всевечную,
не заботясь о жизни!)
Не устрашился
гаутский витязь:
схватил за плечи
родитель Гренделя
и, гневом кипящий,
швырнул врагиню,

тварь смертоносную
метнул на землю;
она ж немедля
ему ответила:
в него кровавыми
впилась когтями
и тут, уставший,
он оступился,
муж могучий,
он рухнул наземь.

Уже, пришельцу
на грудь усевшись,
она готовилась
ножом широким
воздать за сына;
но были доспехом
покрыты прочным
плечи героя,
была кольчуга
ножу преградой,

и сгинул бы воин,
потомок Эггтеова,
вождь гаутский,
в водной пучине,
когда б не спасла его
сбруя ратная,
сеть боевая,
когда б Всевышний.
Правитель Славы,
его покинул;

но Бог справедливо
судил — и витязь
воспрянул, ратник
сильный, как прежде.
Тогда он увидел
среди сокровищ
орудие славное,
меч победный,
во многих битвах
он был испытан,

клинок — наследие
древних гигантов;
несоразмерный,
он был для смертного
излишне тяжек
в игре сражений,
но ухватился
герой за черен,
посланец Скильдинга,
страха не знающий,

сплеча ударил
и снес ей голову, —
шею рассекши,
разбив хребтину,
пронзило лезвие
плоть зломерзостную;
тварь издохла;
клинок окровавился»
герой возрадовался!
И тут победный

меч изнутри
озарился светом
так ранним утром
горит на тверди
свеча небесная.
Вдоль стен по залу
прошел воитель,
кипящий яростью
дружинник Хигелака,
держа оружие

наизготове, —
тот меч герою
еще был нужен! —
воздать он задумал,
как должно, Гренделю
за то, что чудовищный
ходил еженощно
войной на данов
и не единожды,
но многократно

крал из Хеорота
родичей Хродгара,
спящих дружинников
губил без жалости —
пятнадцать сожрал он
мужей датских,
без счета прочих
ему досталось
людей в поживу;
за те злодейства

он поплатился! —
сыскал отмститель
труп Гренделя в зале,
плоть изувеченную, —
таким, спасаясь,
бежал враг из Хеорота,
с места схватки;
далеко отпрянула
мертвая туша,
когда от тулова

отъяло лезвие
огромную голову.
Тогда-то ратники
из дружины Хродгара,
на страже ставшие,
дозором над заводью,
увидели воины,
как воды вспучились,
покрылись зыби
кровавой пеной;

тогда же старцы
седоголовые
совет держали,
решили мудрейшие,
что не вернется
дерзкий воитель,
вновь не явится
перед владыкой:
победу празднует —
так рассудили —

пучин волчица;
и в час девятый
всеславный Скильдинг,
златодаритель,
ушел с дружиной
домой, а на взморье
одни остались
гауты, гости,
скорбели и ждали
и не надеялись

в живых увидеть
вождя любимого.
И тут меч, смоченный
в крови зломерзких,
клинок, как ледышка,
в руках стал таять —
то было чудо:
железо плавилось,
подобно льдинам,
когда оковы

зимы на море
крушит Создатель,
Судеб Владыка,
Повелитель Времени