Сэр Орфео

Найти мы можем и прочесть —
Они записаны, как есть, —
Все лэ, звучащие изустно
И сотворенные искусно:
Есть лэ о радостях, о бедах,
Лэ об успехах и победах,
О древних подвигах достойных,
Или о шутках непристойных,
О кознях лэ и о коварстве,
О фэйери — волшебном царстве,
Но всех волнуют вновь и вновь
Те лэ, в которых — про любовь.
О подвигах минувших дней
В Бретани древле пели — в ней
Все лэ, что сотворили бритты,
Все крепко слажены и сбиты.
Там всяк король, узнавши весть,
О чудесах, что где — то есть,
В восторге арфу брал, играл —
Сам лэ творил, сам нарекал.
О тех делах не все я знаю,
Но те, что знаю — воспеваю:
Внемлите ж, господа, «Орфею»,
Я лэ спою вам, как умею.
(Был сэр Орфео, между прочим,
До арфы тож весьма охочим,
К нему сходились менестрели
И ради вящей славы пели;
Порою сам он арфу брал
И струны сам перебирал:
Хоть обойди весь круг земной —
Так не играл никто иной,
И всякий, на земле рожденный,
Кто слушал звуки арфы оной,
Готов был биться об заклад,
Что сэр Орфео в Райский Сад
Вознес его на самом деле —
Столь сладкозвучно струны пели.)
Был сэр Орфео королем,
И Англия цвела при нем,
И был он щедростью известен,
А также смел и доброчестен,
Отцовский род вел от Плутона,
А материнский — от Юнона
(Те чтились короли как боги
За их дела и славы многи).
В своей столице крепкостенной,
Именовался град Траценой,
(Ибо Винчестер, чтоб вы знали,
Траценой встарь именовали)
Он жил с супругой светлолицей
Прекраснейшей Эуридицей,
И в целом мире не найти
Прелестней дамы во плоти —
Ее красу и милосердье
Не описать при всем усердье.
Случилось то в начале мая,
Когда ушла зима сырая
И расцвели в лугах цветочки,
И на ветвях раскрылись почки,
Когда веселая весна
Пришла, тепла, светла, ясна,
Однажды в предполдневный час
Эуридица собралась
Полюбоваться на цветенье,
Послушать птах весенних пенье
В саду, и с нею были две
Прекрасных девы; на траве
Втроем устроились в тени
Под древом привитым они;
Тут леди нежная, сомлев,
На травке под охраной дев
Уснула вскоре, и демзели
Тревожить сон ее не смели;
Она все спит, а день идет,
И вечер близится, но вот
Проснулась леди — слышат девы
Ужасный крик: у королевы
Припадок, корчи, в тот же миг
Разодрала ногтями лик
И платье в клочья — а была
Вся в белом, — как с ума сошла.
Тут испугались те демзели,
С ней рядом уж сидеть не смели,
Пустились во дворец бегом,
Слуге и рыцарю с пажом
Сказали: госпожа сбесилась!
Скорей! На помощь, ваша милость!
И тут же побежали в сад
Демзелей мало шестьдесят
И рыцари, и леди тоже:
Берут, несут ее на ложе
В покои спальные, бедняжку,
И крепко держат нарастяжку —
Она же плачет во всю мочь
И корчится, и рвется прочь.
Король, узнав о той недоле,
Какой не ведывал дотоле,
Спешит — десяток приближенных
С ним рыцарей; в покоях оных
Пред ложем стал, взглянул в унынье
И молвил: «Что случилось ныне
С тобой? Доселе ты была
Всегда спокойна и мила,
А ныне стонешь и ревешь,
И белу плоть ногтями рвешь.
Увы! Румяные ланиты
Смертельной бледностью покрыты,
А нежные персты твои,
Увы, замараны в крови,
В очах прекрасных страх и плач,
Как будто пред тобой палач.
Ах, леди, будь, прошу, любезна,
Не вой столь громко и болезно,
А лучше молви, в чем беда,
Тебя утешу я тогда».
Она утихла, прилегла
И слез немало пролила,
И так сказала королю:
«Увы, тебя я, сэр, люблю!
С тобой, милорд, мы до сих пор,
Не знали ни обид, ни ссор,
И был Орфео мне дороже
Всей жизни, и тебе я — тоже.
Но я должна — какая мука! —
Уйти! Нам предстоит разлука».
«Увы! — вскричал он. — Почему,
Куда пойдешь ты и к кому?
Куда б ни шла ты — я с тобой.
Куда б ни шел я — ты со мной».
«Нет, нет, сэр, то не в нашей власти!
Послушай о моем несчастье:
Сегодня в полдень я в саду
Под древом на свою беду
Уснула, и явились мне
Два дивных рыцаря во сне
В доспехах: мол, спешить изволь,
Тебя зовет, мол, наш король.
На что я отвечала честно,
Что не хочу и неуместно,
И оба убыли без спора.
Но сам король явился скоро,
При нем же рыцари, числом
До ста, и сотня дам при нем:
Белы, как млеко, их одежи,
Белы, как снег, их кони тоже,
И не встречала я на свете
Людей прекраснее, чем эти.
Горел венец не златом красным,
Не белым серебром, но ясным
Сияньем солнечного света,
Изваянный из самоцвета,
На короле. И вот, меня
Узрев, он тут же на коня
Подъял, и с ним я поневоле
Верхом скакала в чистом поле;
И вот, примчались, наконец.
Чудесный замок и дворец
Он показал мне, стены, башни,
Леса, луга, озера, пашни
И пастбища, и дивный сад;
Затем привез меня назад
В наш сад, и усадив под древо,
Так молвил: «Завтра, королева,
Смотри же, будь на этом месте,
Под этим древом. С нами вместе
Поедешь ты и, уж конечно,
У нас останешься навечно.
А коль обманешь — быть беде,
Тебя отыщем мы везде,
И от людей не жди помоги,
Поотрываем руки — ноги,
И так, разъятая на части,
Равно ты будешь в нашей власти».
Орфео, выслушав рассказ,
Вскричал: «Увы! Беда у нас!
О, королева и жена,
Мне без тебя жизнь не нужна!»
У всех он спрашивал совета:
Что делать? Не было ответа.
И вот, назавтра, в час полденный,
Король, в доспехи облаченный,
И десять сотен с ним — вся рать
Пришла под яблоней стоять,
Полна решимости и гнева,
А в середине — королева.
Сомкнув ряды, они стоят
И клятву верную творят:
Мол, все поляжем, как один,
Но леди им не отдадим.
И все ж оттуда, из — под древа,
Исчезла как — то королева —
Никто не знал, куда и как
Ее унес волшебный враг.
Тут крик и слезы, и стенанья!
Король ушел и без сознанья
В своих покоях на пол пал,
И так он плакал, так рыдал,
Что мог и умереть не в срок.
Никто ему помочь не мог.
Потом велел собраться лордам,
Всем эрлам и баронам гордым,
И произнес пред ними речь:
«Милорды, мой престол беречь
И земли оставляю я
Дворецкому — за короля,
Что б ни было, пусть править он
Моею властью облечен.
А я, без лучшей королевы
Оставшись, ни единой девы
Я не желаю зреть отныне,
Ни жен, но удалюсь в пустыни
И проведу остаток дней
В лесной глуши среди зверей.
Когда ж умру я, сей момент
Вы созовите парламент,
Избранья ради короля.
Да будет так, как волю я».
И тут собравшиеся в зале
Все разом в голос зарыдали,
И слова внятного сквозь слез
Ни стар, ни млад не произнес,
Но разом пали на колена
И так, коленопреклоненно,
Молили, не бросал бы трон.
«Я все сказал!» — ответил он.
Весь королевский свой надел
Он бросил, только плащ надел,
Презрев богатые одежи —
Камзол и прочие, но все же
С собою арфу взял, и вот,
Босой выходит из ворот
Один — о горе! — как беглец.