Иоганн Музеус - Народные сказки и легенды

На этот счёт мать Ильза имела особое мнение. Какой заказ мог сделать в этом городе человек красивой девушке? Но, так как деловые разговоры обычно велись в присутствии Люцинии, мать не стала возражать и позвала прилежную дочь. Оставив пяльцы, та тотчас же явилась на её зов.

Скромная Люциния, увидев постороннего молодого человека, покраснела и опустила глаза. Он же по-дружески схватил её руку, которую она резко отдёрнула, и взглянул на неё с искренней нежностью, отчего девушка пришла в ещё большее смущение. Незнакомец порывался что-то сказать, но Люциния не хотела его слушать.

– Ах, Фридлин, – наконец, нарушив молчание, первая заговорила она, – как ты оказался здесь? Я думала ты находишься за сотни миль отсюда. Ты ведь знаешь моё решение, так зачем же опять пришёл терзать меня?

– Нет, любимая, – отвечал гость, – я хочу, чтобы мы с тобой стали счастливыми. Моя судьба изменилась, я уже не тот бедняк, каким был прежде. Умер мой богатый родственник, и мне в наследство досталось всё его состояние, так что теперь я богат и смело могу представиться твоей матушке. Что я тебя люблю, – это я знаю, что ты меня любишь, – на это я надеюсь. Первое – правда, потому я и сватаюсь к тебе. Если и второе правда, то ты выйдешь за меня замуж.

Во время этой тирады, голубые глаза прекрасной Люцинии повеселели, а с последними словами её губы слегка тронула нежная улыбка. Она украдкой бросила взгляд на мать, словно желая узнать её мнение на этот счёт, но та, казалось, была глубоко погружена в собственные мысли. Она не могла понять, как могла скромная девушка позволить втянуть себя в любовную историю, и как она, мать, не заметила этого. Ведь дочь всегда выходила на улицу только вместе с ней и, кроме отца, никогда не видела в доме ни одного мужчины. Мать Ильза готова была поклясться, что этот покоритель женских сердец должен был обладать большим искусством, чтобы прокрасться в сердце её дочери, чем верблюд, чтобы пролезть в игольное ушко. Однако не оставалось сомнений, – хитрый Фридлин усыпил материнскую бдительность и заронил любовь в нетронутое девичье сердце, которое оказалось так же ненадёжно защищённым от посягательств, как и денежные сбережения за семью замками.

Прежде чем приоткрылась завеса над этой тайной, энергичный жених очень действенным способом заявил о своих правах. Он рассыпал по всему столу золотые монеты и принялся их пересчитывать. На чёрной поверхности стола они сияли ослепительным блеском. Мать Ильза не могла не заметить, что за этим скрывается торговля любовью, которую она и без того собиралась вести со всей чинностью и благопристойностью.

Люциния, всегда боявшаяся сильных заклинаний своей строгой настоятельницы, и сейчас опасалась, что та прогонит её милого, а она любила его так же горячо и искренне, как нежная Психея Амура, ибо это была её первая любовь. Но опасения девушки оказались напрасными. Обычно вспыльчивая женщина была на сей раз кроткой, как ягнёнок; к тому же, она придерживалась мудрого правила: не передерживать зрелую дочь и постараться побыстрее сбыть её за подходящую цену. Тем более, что первый покупатель, как известно, всегда лучший. Поэтому мысленно она уже готова была дать материнское согласие, в случае если богатый жених спросит её об этом.

Пересчитав деньги, Фридлин, как полагается, по всей форме сделал предложение, и ответ ожидавшей этого момента матери был «Да» и «Аминь». Свадебная сделка состоялась быстрее, чем покупка верного домашнего животного – осла.

Новоявленный жених смахнул половину монет со стола в шляпу и высыпал их в передник невесте на приданое, а вторую половину пролил обильным золотым дождём на сухую почву материнской алчности, чтобы на эти деньги она устроила свадьбу. После этого, он попросил любимую дать ему аудиенцию без свидетелей, которая и была без колебаний предоставлена.

Через час прелестная Люциния в весёлом настроении снова вернулась вместе с Фридлиным в комнату и наградила жениха, со всей откровенностью разрешившего кое-какие сомнения, касающиеся счастливого изменения его судьбы, первым нежным поцелуем своих розовых губок.

Тем временем деятельная мать, за неимением более надёжного тайника, не долго думая, спрятала благоприобретённое богатство в оказавшийся тут же под рукой неверный стенной шкафчик. После этого чисто вымыла и прибрала весь дом, попросила услужливую соседку сделать заказ для кухни и погреба, а сама, в пустой комнате, приготовила прекрасную постель новому зятю, который, как ей казалось, не слишком торопился пожелать своей возлюбленной спокойной ночи.

Нетерпеливой матери очень хотелось знать, кто этот незнакомец, какого он звания и происхождения, как состоялось первое знакомство влюблённых и чем были тогда ослеплены её глаза Аргуса. Любопытство привело мать Ильзу в такое необычайное волнение, что сон никак не мог сомкнуть её глаз, хотя она вставала обычно с петухами, придерживаясь пословицы: «Утренний час – золото».

Итак, скрытной Люцинии ещё предстоял строгий экзамен. Но то ли у неё была причина не исповедываться, то ли поздний час не располагал к сердечным излияниям, – так или иначе, стоило матери приступить к допросу, как маленький ротик хорошенькой девушки округлился в зевоте, и она начала тереть глаза. Это означало, что уже пришёл песочный человечек [306], и ей пора идти спать.

– Ах матушка, – сказала она сонным голосом, – у вас ещё будет время всё узнать, а сейчас мне нужен покой, чтобы утром, когда жених будет рассматривать свою покупку, мои щёки не выглядели слишком бледными.

Любопытной женщине пришлось довольствоваться этой увёрткой. Против обыкновения, она не стала настаивать на своём и больше не пыталась приоткрыть покров над мучившей её тайной.

В доме всё пришло в движение. Приготовления к свадьбе велись с большим усердием. Весть о том, что Люциния выходит замуж, быстро, как степной пожар, распространилась по всему городу и стала главной темой дня. Стоило только красивому жениху появиться на улице, как все бросались к окнам. Люди останавливались и глядели ему вслед, обмениваясь между собой мнениями о его сватовстве. Иные радовались счастью добродетельной девушки, другие завидовали.

Не было ничего удивительного в том, что Фридлин, красивый юноша, подобно которому не найти было во всём Ротенбурге, и притом прекрасно одетый, возбудил ревность городских девушек, при каждом удобном случае злословивших в его адрес. Они находили его то слишком толстым, то слишком тонким, то слишком длинным, то слишком пёстрым; называли его то хвастуном, то летуном и уверяли себя, что радость Люцинии будет недолгой: её жених, как перелётная птица, совьёт гнездо, а потом улетит из него. Однако завистливые соседки вынуждены были признать, что эта перелётная птица собиралась гнездиться основательно.