Франко Саккетти - Новеллы

Но Феррантино подходит к окну и говорит: «Ступай себе с богом подобру-поздорову».

– «Ах, открой», – говорит каноник.

А Феррантино отвечает: «Я открываю», и открывал рот.

Видя, что он лишен дома и своих вещей, а сверх того осмеян, каноник отправился к кардиналу и там пожаловался на случившееся.

Тем временем наступает час ужина. Являются гости, которые должны бы ужинать с каноником, и стучатся в дверь. Феррантино подходит к окну: «Что вам нужно?»

– «Мы пришли поужинать с мессером Франческо».

Феррантино говорит им: «Вы ошиблись дверью; здесь нет ни мессера Франческо, ни мессера Тедеско». [90]

Гости стоят некоторое время как бы в недоумении, но затем возвращаются все-таки снова и опять стучат в дверь. Феррантино вторично подходит к окну: «Я вам сказал, что он не живет здесь; сколько раз мне повторять вам это? Если вы не уйдете я плесну вам на голову что-то такое, что навоняет, и было бы для вас лучше, если бы вы совсем сюда не приходили». И он начинает бросать изнутри в дверь камни, чтобы наделать побольше шума.

Словом гости подобру да поздорову пошли ужинать к себе домой, где поесть им пришлось плохо. Каноник же, который пошел жаловаться к кардиналу и приготовил такой хороший ужин, должен был раздобывать себе другой ужин и другое пристанище. Не помогло и то, что кардинал послал человека сказать, чтобы Феррантино вышел из названного дома: как только кто-нибудь начинал стучаться в наружную дверь, подле него падал большой камень, и потому каждый обращался сейчас же вспять.

Когда все бывшие вне дома поустали, Феррантино говорит Катарине: «Давай-ка, поужинаем: я теперь обсох».

Катарина отвечала ему: «Ты бы лучше открыл дверь тому, чей это дом, и пошел к себе».

Феррантино говорит ей: «Это мой дом; этот ужин приготовил для меня нынче вечером милосердный бог. Неужели ты хочешь, чтобы я отказался от дара, который послал мне такой синьор? Ты совершила смертный грех уже тем только, что это сказала».

Напрасно она гнала его; волей-неволей пришлось ей, в конце концов, подать на стол приготовленные блюда и самой сесть с Феррантино. Поужинали они оба очень хорошо. Затем, когда остатки блюд были прибраны, Феррантино спросил ее: «Где здесь спальня? Пойдем спать».

Катарина говорит ему: – «Ты обсох, наелся досыта, а теперь хочешь спать? Неладно ты поступаешь!»

Феррантино отвечает ей: «Ах, Катарина, что бы сказала ты мне, если бы я своим приходом ухудшил твое положение? Я застал тебя стряпающею для других, как служанку, а обошелся с тобой, как с дамой. И если бы мессер Франческо и его гости вернулись сюда к ужину, твоя доля оказалась бы очень тощей, между тем как благодаря мне она выросла больше чем вдвое, и ты заслужила рай, потому что помогла мне, который был совершенно промокшим и голодным».

Катарина отвечает ему: «Ты человек не благородного происхождения, так как иначе не делал бы таких вещей».

Феррантино говорит ей: «Я – человек благородного происхождения, и даже граф, не то, что те, кто должны были здесь ужинать. И так как ты сделала доброе дело, то пойдем теперь спать».

Катарина упиралась, но, в конце концов, все же улеглась с Феррантино, на той даже кровати, на которой она спала с каноником. Так всю ночь и обсушивался подле нее Феррантино, а встав поутру, оставался в этом доме до тех пор, пока хватило приготовленных блюд, что продолжалось больше трех дней. Тем временем мессер Франческо бродил по Тоди, поглядывая иногда издали в сторону своего дома, как человек спятивший с ума, и время от времени подсылал посмотреть, не вышел ли из дома Феррантино. Если же кто-нибудь подходил к дому каноника, то из окон в него летели камни. В конце концов, когда все кушанья были съедены, Феррантино вышел из дома через заднюю дверь, потому что выбраться через ту, которая вела на улицу, было невозможно из-за выброшенного на лестницу множества домашних вещей; выйдя, он отправился в свой бедный и плохо обставленный дом, где его паж и два коня за это время плохо кормились; тут он раскаялся.

Мессер Франческо вернулся в свой дом через заднюю дверь, и ему пришлось вместо ужина порядком повозиться и заняться починкою многих поврежденных вещей. Катарина же намекнула ему на то, что она все время сопротивлялась и защищалась от Феррантино и что ему ничего не удалось от нее добиться. Затем, по жалобе каноника, кардинал послал за истцом и ответчиком и предложил Феррантино оправдаться от обвинения, которое было против него возбуждено. В оправдание свое Феррантино сказал: «Мессер кардинал, вы проповедуете нам постоянно, что мы должны быть милосердны в отношении ближнего. Однажды, возвращаясь с похода совершенно промокший и будучи еле живым, я не нашел у себя в доме ни огня, ни чего-либо другого нужного, а умирать мне не хотелось. По воле божьей попал я в дом достопочтенного духовного лица, которое присутствует здесь, и, найдя там пылавший огонь, а на нем горшки и жаркое, я стал обсушиваться у огня, не беспокоя никого и никому не досаждая. Этот человек явился туда и стал говорить мне грубости и требовать, чтобы я вышел из дома. Я продолжал просить его добром, чтобы он позволил мне обсушиться, но ничто не помогло; он бросился на меня со шпагой в руке, стараясь убить меня. Чтобы не быть убитым, я схватил свою шпагу, дабы защититься от нападавшего и выйти в наружную дверь. Когда же он вышел на улицу, чтобы действовать свободнее и убить меня, лишь только я выйду из двери, я заперся изнутри, оставив его на улице, исключительно из страха смерти. Так просидел я, этого страха ради, бог знает в каком положении, до сегодняшнего дня. Если вы хотите осудить меня, то знайте, что виноват он. Я от этого ничего не потеряю; я могу уйти и оставаться в своем доме: из него я не выйду, потому что не знаю чего бы ради мне выходить; ведь что касается меня, то я считаю себя обиженным им».

Выслушав это, кардинал отозвал каноника в сторону и сказал ему: «Что ты хочешь сделать? Ты видишь, что он говорит? Ты понимаешь, конечно, кто он такой. Я полагаю, что вам обоим лучше помириться, чем тебе препираться с таким человеком, подобно наемному солдату». Каноник согласился с этим.

Подобным же образом отозвал в сторону кардинал и Феррантино и склонил и его пойти на мировую; однако дело не обошлось без того, что каноник долгое время косо смотрел на Феррантино.

Таким образом, обсохнув, наевшись досыта за три дня и получив от любовницы каноника то удовольствие, какого он добивался, Феррантино обрел полный мир. И я хотел бы, чтобы такой же мир обрели все миряне или светские люди, живя в неге и излишествах клериков, и чтобы с яствами их, пирами и любовницами случалось всегда то же самое, что случилось с этим благородным каноником, ибо под почтенным обликом святости они предаются порокам обжорства, сластолюбия и другим, вволю, без всякого удержу.