Франко Саккетти - Новеллы

А тот продолжал кричать: «Ох, братцы! Она больше подноса. Я соскочил на нее, и мне показалось, как будто я прыгнул на большое легкое или печень какого-нибудь зверя. Ой, ой, никогда-то я не приду в себя».

Между тем товарищ его (а может быть, это был его родственник), ожидавший винограда, испугался, когда раздался шум; он подумал, как бы не вышло каких-нибудь неприятностей, если спутник его подвергся нападению и убит, стал кричать сам, призывая на помощь, и побежал со всех ног обратно. В Сан-Феличе ударили в набат, а вслед за тем в Поццолатико, [148]и во всей округе. Все бегут, кто с одной стороны, кто с другой, и спрашивают: «Что случилось? Что это за шум, да в такой час?»

Тем временем бывшая с Берто женщина расстается с ним, бежит к себе в дом, к мужу, и кричит: «Ах, я несчастная! Что это за шум?»; она столкнулась с мужем в ту минуту, когда он, подобно остальным, бежал к площади Санто-Феличе, и сказала ему: «Ой, ой, муженек, что это значит? Я с таким удовольствием – знает бог – жала в нашем винограднике траву для нашего бычка, а тут вдруг поднялся такой шум, что я еле жива».

Берто является на площадь с другой стороны и спрашивает: «Что это за новости? Что тут за беда?»

А крестьянин, который прыгнул на него, отвечает ему: «Как что? Разве вы ничего не слышали? Я полагаю, что едва ли кто видел или встречал когда-нибудь такую огромную жабу, как та, которая мне попалась на винограднике. Но хуже всего то, что я прыгнул на нее. Только каким-то чудом она не обрызгала меня своим ядом, и все-таки я не уверен, что не умру от этого».

Берто ответил: «Ты, ей-богу, забавный человек! А если бы ты встретил дьявола, что бы ты тогда сделал?»

Крестьянин сказал ему: «Лучше бы мне встретить дьявола, чем такую жабу».

В эту минуту явился на площадь второй крестьянин, очень расстроенный и громко крича. Увидев своего товарища, он бросился ему на шею со словами: «Ой, ой, дорогой товарищ! Что с тобой случилось? Кто на тебя напал? Я уже думал, что тебя нет в живых».

Тогда спутник его, едва опомнившись, рассказал ему про жабу. После этого Берто обратился к ним и сказал: «Какие вы любезные люди! Вы оторвали от работы почти всех жителей этой местности. Я сам трудился над одним делом и был настолько глуп, что вместе с другими прибежал сюда».

После такого разговора, когда один говорил одно, другой – другое, Берто заметил: «Я давно уже бываю в этой местности и уже в старые времена слышал, что один человек видел на этом винограднике огромную жабу. Может быть, это та самая и есть».

Все в один голос утверждают, что это так, потому что стены там сложены без извести и камни кое-где обвалились; вполне возможно, что жаба между камней сильно выросла.

На этом все разошлись по домам. Когда все ушли, Берто направился обратно во Флоренцию; но не далее как на расстоянии выстрела из самострела от площади он встретил возвращавшегося из Флоренции приора Ока, жителя этого места и забавнейшего человека. Приветствовав Берто как близкого друга, Ока заставил его вернуться обратно, выразив пожелание, чтобы он провел этот вечер вместе с ним. Когда Берто, приняв приглашение, возвращался с приором, тот спросил его: «Я слышал по дороге, что здесь был большой шум; в чем дело?»

Берто ответил: «Дорогой приор, если вы никому не скажете, я поведаю вам о самом необыкновенном происшествии, какое когда-либо происходило, с тех пор, как вы живете на свете».

Приор сказал на это: «Берто, хорошо! По рукам (и он протянул ему свою руку). Клянусь тебе, а кроме того, знай, что я священник».

После этого Берто рассказал ему начало, середину и конец происшествия. Приор был человек тучный; в течение довольно долгого времени он не мог поэтому передохнуть: так он хохотал до упаду. После того как они поужинали вместе и весело провели за рассказами ночь, названный Берто вернулся на следующее утро во Флоренцию; а приор, пораздумав после обедни над тем, как извлечь из этого происшествия какую-нибудь выгоду, поговорил со своими прихожанами о случившемся и о шуме и увещевая их ке приближаться к винограднику, так как подобного рода жаба представляет собой большую опасность, даже если она взглянет на кого-нибудь, не говоря уже о том, если она обрызгает своим ядом. Поэтому, кроме Берто и крестьянки, мало кто решался пойти на виноградник. Видя, что никто не хочет его обрабатывать, приор столковался с хозяином виноградника и снял его, говоря: «Я пойду на риск; я знаю молитву и заклинание, которое против этого хорошо помогает; а кроме того, мой работник – дурак и о таких вещах не беспокоится».

Чтобы закончить новеллу, скажу, что приор снимал названный виноградник в течение нескольких лет за небольшие деньги и получал с него в год когда восемь, а когда и десять коньо вина; а владельцу виноградника казалось, что он наживает на нем, уже по одному тому, что он не оставался необработанным и содержался в порядке. Таким образом, приор Ока использовал удобный случай, а Берто часто ходил к нему выпить вина и устраивался так, что никому уже не приходилось больше прыгать на жабу.

Что же сказать о тех случаях и событиях, к которым приводит любовь? Не думаю, чтобы среди необычайных происшествий, вызванных ею, встречалось когда-нибудь, нечто подобное. Невзирая на все это смятение, под звуки набата и шум, поднятый местными жителями, Берто закончил свою работу, а приор Ока благодаря данным им своим прихожанам указаниям заработал за несколько лет, пожалуй, сорок коньо вина; и он заслужил это, так как был весельчаком и охотно делал одолжение другим.

Жена Гирелло Манчини [149]была женщиной из другого теста и платила мужу той монетой, которую он искал.

В городе Флоренции, на площади Санто-Пулинари, [150]собирались всегда любопытные, стекавшиеся из разных мест. Однажды случилось так, что когда в названном месте собралась кучка людей, среди которых находился некто по имени сер Наддо, а также Гирелло Манчини и другие, какой-то любитель посудачить стал рассказывать любопытные вещи о своей жене, чтобы вызвать присутствующих на рассказы о своих и чужих женах. И вот, когда тот да другой стали говорить и за, и против своих жен, сер Наддо сказал Гирелло, высказывавшемуся против жены сера Наддо: «Гирелло, твоя монна Дуччина так толста, что она едва ли может подтереться, после того как побывает в известном месте».

И так продолжали они говорить о своих и чужих женах всякие вещи, пока ночь и час, когда следует возвращаться по домам, не нарушил их беседы. Вернувшись домой, Гирелло стал раздеваться, потому что дело было в июне и жара стояла большая, и направился затем в свою комнату. Подойдя к кровати, он присел на нее, прежде чем улечься, а жена его, монна Дуччина, ходила в это время по комнате в одной рубашке, прибирая какую-то свою мелочь. Взглянув на нее, Гирелло вспомнил то, о чем говорил вечером сер Наддо, и сказал ей: «Дуччина, а знаешь ли ты, что мне нынче сказали на углу у Сан-Полинари?»