Сэмюэл Ричардсон - Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Слушай только, новторила моя тетка.

Какъ! Ты не хочешь его слушать, сказалъ мнѣ дядя? Ты столь скоро вступаешься за…

За всѣхъ тѣхъ, Г. мой, коихъ обвиняютъ безъ имянными письмами и безъ всякихъ причинъ.

Г. Сольмсъ началъ читать свое письмо. Письмо, какъ казалось содержало въ себѣ великое множество обвиненій противъ того нещастнаго виновника; но я прервала безполезиое сіе чтеніе. Я тому не виновата, сказала я, естьли тотъ, коего обвиняютъ, не столько ко мнѣ равнодушенъ какъ такой человѣкъ, котораго я никогда не видала. Я не изъясняю, какія имѣю къ нему чувствованія; но естьли они и таковы, какъ ихъ почитаютъ, то надлежитъ приписать оныя страннымъ средствамъ, коими желаютъ оныя предупредить. Пусть согласятся на мое предложеніе, я желаю провождать мою жизнь въ дѣвствѣ, но онъ для меня никогда не будетъ болѣе значить, какъ и Г. Сольмсъ.

Мой дядя вторично просилъ Г. Сольмса читать письмо; а меня принуждалъ слушать. Къ чему послужитъ его чтеніе, сказала я? Можетъ ли онъ отречься, что не имѣетъ при томъ какихъ намѣреніи? Впрочемъ о чемъ же хуждшемъ можетъ онъ меня увѣдомить, какъ не о томъ, что я безпрестанно съ нѣсколькихъ мѣсяцовъ слышать принуждена? Такъ, сказалъ мнѣ мой дядя; но онъ можетъ подать тебѣ и доказательства при семъ дѣлѣ. И такъ безъ доказательствъ, знаю сказала я, что хулили до сего времени свойства Г. Ловеласа. Я васъ прошу Г. мой, не подавать мнѣ о немъ излишне хорошаго мнѣнія; вы можете симъ понудить меня принять оное, когда уже я вижу съ какимъ рвеніемъ хотятъ, чтобъ его представилъ виновнымъ его противникъ, которой нимало не старается о своемъ исправленіи, и которой мыслитъ только о томъ, чтобъ самому себѣ оказывать услуги.

Я вижу ясно, сказалъ мнѣ дядя, твое предъубѣжденіе, глупое твое предъубѣжденіе въ пользу такого человѣка, которой ни какого не имѣетъ образованія нравовъ. Моя тетка присовокупила къ тому, что я весьма оправдала ихъ опасеніе, весьма удивительно, говорила она, что честная и добродѣтельная молодая особа имѣетъ столько почтенія къ человѣку совершенно противныхъ свойствъ.

Я возразила съ равномѣрною торопливостію: любезнѣйшая тетушка, не дѣлайте противъ меня столь опрометчиваго заключенія. Я почитаю Г. Ловеласа весьма отдаленнымъ отъ добродѣтели, коей исполненіе вѣра ему долгомъ предписываетъ; но естьлибъ всякой къ нещастію своему былъ примѣчаемъ во всѣхъ обстоятельствахъ своей жизни, и при томъ такими особами, кои стараются находить въ немъ недостатки, то не знаю, кто бы тогда могъ сохранить доброе о себѣ имя. Я люблю добродѣтельныя свойства, какъ въ мущинахъ, такъ и въ женщинахъ. Я оныя почитаю равномѣрно нужднымъ для обѣихъ половъ, и естьли бы я имѣла волю разполагать собою, то предпочла бы оныя достоинству государя, неимѣющаго столь драгоцѣннаго сокровища…

Но къ чему оное относится, прервалъ мой дядя…

Позвольте мнѣ, Г. мой, сказать, что безчисленное множество людей, кои избѣгаютъ таковой критики, не болѣе имѣютъ права требовать похвалы. Я могу примѣтить что и самъ Г. Сольмсъ не можетъ быть совершенно безъ недостатковъ. Слухъ о его добродѣтеляхъ еще никогда до меня не доходилъ. Я слышала о нѣкоторыхъ его порокахъ… извините, Г. мой; вы здѣсь теперь находитесь… То мѣсто священнаго писанія, гдѣ сказано: верзи первый камень ; представляетъ весьма изящное наставленіе.

Онъ потупилъ голову, не произнося ни единаго слова.

Г. Ловеласъ, продолжала я, можетъ быть имѣетъ такіе пороки, коихъ вы не имѣете. А вы можетъ быть имѣете другіе, коихъ онъ не имѣетъ. Я не намѣрена обвинять васъ, ни защищать его. Не бываетъ ни зла, ни добра безъ какой нибуть примѣси.

Г. Ловеласъ, напримѣръ, слыветъ непримиримымъ человѣкомъ, и которой ненавидитъ моихъ друзей; я не болѣе за то его почитаю. Но да позволено будетъ мнѣ сказать, что и они не менѣе его ненавидятъ. Самъ Г. Сольмсъ не безъ сихъ проступокъ; я говорю о томъ, что онъ къ собственнымъ своимъ сродственникамъ имѣетъ отвращеиіе? Я не думаю, чтобъ ето былъ ихъ проступокъ, по тому что они весьма хорошо живутъ съ протчею фамиліею. Но они могутъ такъ же имѣть и другіе пороки; я не скажу что омерзительнѣйшіе, ибо сіе кажется невозможнымъ. Извините меня Г. мой, еще повторяю. Но какъ должно думать о такомъ человѣкѣ, которой гнушается родною своею кровью?

Вы неизвѣстны о томъ, сударыня. Ты того не знаешь, племянница; ты не знаешь Клари; всѣ трое мнѣ сіе вдругъ отвѣчали.

Можетъ быть, что я того не знаю; да и не желаю о томъ знать, по тому что никакого не имѣю въ томъ участія. Но когда его публика обвиняетъ, Г. мой, и естьли публика несправедливо обвиняетъ одного, то не можетъ ли она такъ же и другаго опорочивать. Вотъ что я изъ всего того заключить могу; я присовокуплю только то, что величайшей недостатокъ въ достоинствахъ состоитъ въ томъ, чтобъ помрачать свойства другаго, дабы прославить свое собственное.

Весьма мнѣ трудно изобразить тебѣ видъ его смущенія розпрастранившейся по всей его гнусной фигурѣ. Я думала, что онъ заплачетъ. Всѣ его черты, казалось перемѣнились отъ напреженія его и кривлянія. Ротъ его и носъ уже болѣе не казались посреди его лица. Естьли бы хотя мало имѣлъ онъ ко мнѣ жалости, то конечно бы и я почувствовала къ нему оную.

Они всѣ трое смотря другъ на друга молчали. Я примѣтила изъ глазъ моей тетки, что она нимало бы не сердилась, когдабъ могла имъ дать выразумѣть, что одобрила все мною сказанное; и когда она начала говорить, то слабо меня хулила, что я не хочу выслушать Г. Сольмса. А что касалось до него, то онъ не имѣлъ уже такой охоты принуждать меня къ слушанію; дядя мой сказалъ, что не возможно меня привесть въ разумъ. Словомъ, я бы конечно привела ихъ обоихъ въ молчаніе, естьли бы мой братъ не возвратился къ нимъ на помощь.

Онъ вошелъ съ торопливостію, глаза его блистали яростію, и въ своемъ изступленіи говорилъ весьма странныя слова.,,я вижу что сія спорщица своимъ болтаніемъ привела васъ въ молчаніе. Но ободрись, Г. Сольмсъ, я слышалъ все до одного слова, и не вижу другаго средства къ соединенію васъ, какъ дать ей восчувствовать всю вашу власть, когда будете ея мужемъ, такъ какъ она нынѣ поступаетъ съ вами съ наглостію.

О! племянннкъ, сказала ему моя тетка. Можно ли быть брату столь яростну противъ своей сестры.

Онъ укорялъ ее, въ свое защищеніе, говоря что тѣмъ сама тетка ободряетъ непокорную.,,Такъ, сударыня, вы весьма одобряете надменность своего пола. Впротчемъ, она бы не осмѣлилась привесть въ молчаніе своего дядю недостойными своими разсужденіями, ни отказаться выслушать такого друга, которой желалъ ее увѣдомить о опасности, коей подвергается ея честь со стороны одного своевольнаго, и коего, какъ она явно показала желаетъ просить покровительства противъ всей своей фамиліи.,,.