Сэмюэл Ричардсон - Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Подъ Кокосовымъ деревомъ, въ Субботу 27 Маія.

Рвотное лѣкарство очень непріятно. Для чего проклятые доктора не употребляютъ къ нашему здоровью того, которое не было бы совершеннымъ ядомъ? не было бы нужды въ другомъ наказаніи на томъ свѣтѣ, за зло въ жизни содѣянное, какъ принимать отвратительныя ихъ лѣкарства. Съ одной стороны лѣкарь, съ другой аптекарь, а бѣдная душа въ середи подвластная приговорамъ ихъ повиноватся, я не знаю злѣйшаго мученія, какъ такое состояніе.

Нужно было мнѣ притвориться больнымъ: я хорошо сіе исполнилъ. Принявши хорошій пріемъ рвотнаго, чтобъ меня вырвало, и не запивши довольно водою, дабы отъ онаго совершенно освободиться, я тотчасъ получилъ видъ такого человѣка, которой будто бы недѣли съ двѣ лежалъ въ постелѣ. Не должно шутить острыми орудіями, сказалъ я самъ себѣ, когда принималъ лѣкарство, а особливо лѣкарскими орудіями

Я препроводилъ цѣлыя два часа въ сихъ мученіяхъ. Я запретилъ Доркасѣ ничего о томъ не говорить любезной моей Клариссѣ, по непорочнѣйшимъ движеніямъ нѣжности моей; но весьма бы былъ радъ увѣдомить ее, когда она узнаетъ мое запрещеніе, что я надѣялся видѣть ее въ безпокойствіи о моемъ состояніи. Весьма бы мало должно было думать о себѣ самомъ, естьлибъ только себя на свое попеченіе оставляли, какъ будто бы ни отъ кого не заслуживали вниманія.

Очень хорошо; но Доркаса вить женщина. Она можетъ сказать и тихонько своей госпожѣ ту тайну, которую сохранять должна.

Подойди сюда, плутовка, сказалъ я сей дѣвкѣ, [будучи боленъ, какъ собака] покажи мнѣ, какъ печаль, смѣшенная съ изумленіемъ изображается на твоемъ лицѣ. Ты худо представляешь. Ета навислая челюсть и разинутой круглой ротъ болѣе наводитъ ужасъ и отвращеніе, нежели жалость. Избавь меня отъ етаго миганья и жеманствъ въ презрительномъ твоемъ взглядѣ , какъ ты знаешь, что моя любезная однажды оной такъ назвала. Такъ, ето гораздо лучше, очень хорошо, но сожми еще ротокъ то свой. У тебя есть одинъ или два мускула, которыми ты не умѣешь управлять между щекою и губами. Хорошо, поди теперь. Бѣгай въ верьхъ и внизъ по лѣстницѣ какъ можно проворнѣе. Возми что ниесть съ собою, и снеси назадъ, какъ будто ты ето сыскала; до того пока отъ чрезвычайнаго своего движенія не запыхаешься, и не получишь отъ того настоящаго подобія вздоховъ.

Доркаса тотчасъ приступила къ дѣлу.

Что тамъ такое Доркаса.

Ничего сударыня.

Любезная моя конечно удивлялась, не видя меня по утру; но не очень хотѣла она изъявить свое о томъ изумленіе. Между тѣмъ безпрестанно повторяла: что тамъ такое? Что тамъ такое? Въ то время, какъ Доркаса торопилася ходить въ верьхъ и въ низъ, добилась наконецъ она отъ сей дѣвки. Ахъ! сударыня, мой господинъ, мой господинъ.

Что? Какъ? Когда?

[Между двумя парантесами, я тебя увѣдомлю, Белфлордъ, что краткія слова въ ученомъ свѣтѣ, равно какъ и малые люди въ націи, иногда бываютъ тѣ, которые болѣе значатъ.]

Я не должна вамъ того сказать, сударыня. Господинъ мой запретилъ мнѣ о томъ говорить вамъ. Но онъ гораздо въ худшемъ состояніи находится, нежели думалъ. Онъ не хочетъ, чтобъ васъ приводили въ страхъ.

Здѣсь живое безпокойство изъявилось на каждой чертѣ прелестнаго лица ея. Она тронулась. Клянусь моею душею что она тронулась.

Гдѣ онъ?

[Съ такою торопливостію, какъ ты видишь, что не соблюла благопристойности въ словахъ. Другое замѣчаніе, Белфордъ. То, что называютъ благопристойностію толь мало свойственно, что должно имѣть приготовленной къ тому разумъ для соблюденія оной. Учтивость никогда не бываетъ вмѣстѣ съ смущеніемъ.]

Мнѣ не льзя остановиться, чтобъ отвѣтствовать вамъ на вопросы, вскричала чернобровка (хотя ничего столько не желала какъ отвѣтствовать) [третіе замѣчаніе, такъ какъ разнощики, которые оборачиваются спиною къ тѣмъ, которымъ наиболѣе товаръ продать желаютъ.] Cія торопливость умножила любопытство моей любезной. Въ самую ту минуту, одна изъ нимфъ сказала тихо своей подругѣ печальнымъ голосомъ у дверей, но при томъ такъ внятно, чтобъ услышала моя красавица: Боже мой! любезная моя, надобно увѣдомить гжу. Ловеласъ; онъ въ крайней опасности. При сихъ словахъ обожанія достойная Кларисса бросилась за Доркасою: постой… Я хочу знать… О! сударыня, онъ харкаетъ кровью! конечно повредилася у него кровь, я въ томъ увѣрена!

Моя любезная почти однимъ шагомъ дошла до моего покоя, и приближившись ко мнѣ, съ наполненнымъ нѣжностію безпокойствіемъ сказала: что у васъ такое? все ли вы здоровы,г. Ловеласъ?

,,О моя любезнѣйшая! очень здоровъ, очень здоровъ, отвѣчалъ я слабымъ голосомъ. Ето ничего; никто не долженъ безпокоиться. Мнѣ въ одну минуту будетъ гораздо легчѣ.,, Я не имѣлъ нужды въ притворствѣ дабы ее обмануть, ибо я страдалъ какъ осужденной, хотя болѣе не харкалъ кровью.

Однимъ словомъ, Белфордь, я достигъ до моего измѣренія. Я вижу, что меня любятъ: я вижу, что всѣ учиненныя мною обиды преданы забвенію, теперь снова могу я начинать оныя. Я тебя пренебрегаю любезная моя дѣвица Гове и госпожа Товнсендъ! какъ можете всѣ вы мнѣ противоборствовать? Скройтесь отъ меня съ своими хитростями. Чтобъ не было здѣсь другаго хитреца, кромѣ меня, и чтобъ самыя пріятныя благосклонности моей любезной не были мнѣ возбраняемы.

Никто здѣсь болѣе не сумнѣвается, чтобъ она меня не любила. Нѣсколько разъ слезы появлялись на глазахъ ея, смотря на мое состояніе. Она не противилась, когда я взялъ ея руку, и цѣловалъ ее столько, сколько мнѣ было угодно. По случаю нѣкоторыхъ разговоровъ госпожи Синклеръ, которая укоряла меня, что живу весьма уединенио, она понуждала меня прогуляться; но совѣтовала мнѣ, обязательнѣйшими словами, стараться о своемъ здоровьѣ. Она также совѣтовала мнѣ призвать врача. Богъ, сказала она мнѣ, создалъ для насъ врачей.

Я не сего мнѣнія, Белфордъ. Дѣйствительно, Богъ создалъ насъ всѣхъ. Но я думаю, что моя любезная хотѣла сказать врачество , вмѣсто врачей, тогда ея мнѣніе весьмабъ могло быть вразумительно въ смыслѣ сей простой пословицы, Господь невидимо посылаетъ пищу, а злой духъ оную похищаетъ.

Я вскорѣ почувствовалъ выздоровленіе. Принявъ изъ дражайшихъ ея рукъ цѣлебное лѣкарство.

Когда она понуждала меня прогуляться; то я ее спрашивалъ, удостоитъ ли она меня чести ѣхать со мною въ одной карстѣ: я хотѣлъ узнать изъ ея отвѣту, имѣетъ ли она намѣреніе уѣхать куда во время моего отсудствія.

Она мнѣ отвѣчала, что естьлибъ не была увѣрена, что носилки послѣ моего припадка гораздо для меня удобнѣе; то съ великимъ бы удовольствіемъ сдѣлать мнѣ компанію согласилась.

Не сіе ли то величайшее почтеніе? Я еще однажды поцѣловалъ ея руку: а ей сказалъ что она совершенно милостива; я сожалѣю что не заслужилъ болѣе оной благосклонности, но что я не усматриваю предъ нами, ничего иннаго кромѣ благополучныхъ дней; что ея присудствіе, и великодушное участіе, которое она принимаетъ въ моемъ припадкѣ, привели меня въ совершенное здравіе; что я, со всемъ здоровъ, что не чувствую болѣе ни малѣйшей болѣзни; но поелику она желала, чтобъ я нѣсколько прогулялся, то прикажу подать носилки. О дражайшая моя Кларисса! присовокупилъ я, хотябъ сія болѣзнь произходила отъ прошедшихъ моихъ печалей, и сожалѣній, что привелъ васъ въ гнѣвъ, но все сіе вознаграждено вашею милостію. Вся сила лѣкарства состоитъ въ вашей улыбкѣ и во взорѣ вашемъ. Прошедшее ваше неудовольствіе составляло сію мою болѣзнь.