Анна Рэдклифф - Роман в лесу

Когда дела Теодора обернулись к лучшему, мсье Верней написал Ла Люку письмо и поведал ему тайну своего сердца касательно Клары. Ла Люк, уважавший мсье Вернея и восхищавшийся им, к тому же осведомленный о его семейных связях, с удовольствием принял предложенный союз. Клара считала, что никогда не встречала человека, которого она с такой готовностью могла бы полюбить, и мсье Верней получил благоприятный ответ, что и побудило его предпринять эту поездку в Монпелье.

Вновь обретенное счастье и климат Монпелье сделали для здоровья Ла Люка все, что только могли пожелать его самые заботливые друзья, и наконец он настолько окреп, чтобы посетить Аделину в ее поместье Сен-Мор. Клара и мсье Верней сопровождали его, а прекращение военных действий между Францией и Испанией [132]вскоре позволили Теодору присоединиться к своей счастливой семье. Когда Ла Люк, таким образом возвращенный тем, кому он был дорог, оглядывался на несчастья, коих удалось избегнуть, и представлял себе ожидаемую в скором будущем благодать, сердце его переполнялось глубокой радостью и благодарностью; его почтенное лицо, смягченное выражением удовлетворения и восторга, являло собою прекрасный образ счастливой старости.

Среди друзей, столь дорогих ее сердцу, Аделина переборола печаль, причиненную судьбою отца ее, и вновь обрела присущую ей живость; когда пришла пора снять траур, в который одела ее дочерняя добродетель, она отдала Теодору свою руку. Свадьбу, отпразднованную в Сен-Море, почтили своим присутствием граф и графиня Д…, и Ла Люку дано было высшее счастье устроить в один день судьбы обоих своих детей. Когда церемония была закончена, он со слезами отцовской любви обнял и благословил их.

— Благодарю Тебя, великий Боже, что Ты позволил мне увидеть это! — сказал он. — Когда бы ни счел Ты нужным призвать меня к себе, я уйду с миром.

— Вы будете долго-долго жить со своими детьми и благословлять их, — ото звалась Аделина.

Клара поцеловала руку отца и со слезами повторила едва слышно:

— Долго-долго…

Ла Люк улыбнулся светлой улыбкой и перевел разговор на менее волнующую тему.

Между тем близилось время, когда Ла Люку нужно было, по его суждению, вернуться в родной приход, который он так надолго покинул, дабы исполнять там долг свой. Мадам Ла Люк, ухаживавшая за больным братом, пока он жил в Монпелье, а затем вернувшаяся в Савойю, также жаловалась на одиночество, и это стало еще одним доводом для Ла Люка в пользу скорейшего отъезда. Теодор и Аделина, отвергавшие самую мысль о разлуке, уговаривали его покинуть замок и поселиться вместе с ними во Франции; но Ла Люка привязывали к Лелонкуру тысячи нитей. Долгие годы он трудился там, неся утешение и счастье своим прихожанам; они почитали и любили его, как отца — и он тоже испытывал к ним почти отцовские чувства. Не забыл он и того, с какой любовью они провожали его в путь, это оставило глубокий след в его душе, и он не мог допустить даже мысли о том, чтобы покинуть их теперь, когда Небо осенило его благодатью.

— Жить ради них — это счастье, — сказал он, — и я желал бы умереть среди них.

Его влекло в Лелонкур чувство еще более нежного свойства (и да не назовет это чувство стоик слабостью, и не сочтет его «ненатуральным» светский щеголь) — ведь там покоились останки его жены.

Когда стало ясно, что Ла Люк не останется во Франции, Теодор и Аделина, которых великолепные развлечения парижской жизни привлекали куда меньше, нежели чистые домашние радости и изысканное общество, ожидавшие их в Лелонкуре, решили сопровождать Ла Люка, а также мсье и мадам Верней за границу. Аделина так распорядилась своими делами, чтобы не было необходимости оставаться во Франции; сердечно распрощавшись с графом и графиней Д… и мсье Аманом, к которому до некоторой степени вернулся душевный покой, она вместе со своими друзьями отправилась в Савойю.

Они ехали не торопясь и часто делали крюк, чтобы повидать то, что стоило внимания. После долгого и приятного путешествия они наконец снова увидели пред собою горы Швейцарии, отчего в душе Аделины ожили тысячи удивительных воспоминаний. Она вспомнила обстоятельства и чувства свои, когда увидела эти места впервые… вспомнила, как прибыла сюда, сирота, спасавшаяся от преследований, дабы искать приюта среди чужих людей, потерявшая единственного человека на свете, которого любила… и контраст между этими воспоминаниями и настоящим моментом глубоко поразил ее душу.

Лицо Клары по мере приближения к любимым местам ее детства все больше сияло от радости, а Теодор, то и дело выглядывая из окон кареты, с восторгом и волнением всматривался в великолепные и все время менявшиеся пейзажи его родины, что открывались взору среди расступавшихся гор.

Уже вечерело, когда они оказались в нескольких милях от Лелонкура и, обогнув подножие величественной скалы, увидели пред собою озеро и мирную обитель Ла Люка. Путешественники в один голос радостно вскрикнули, глаза каждого сияли от счастья. Последние лучи солнца сверкали на поверхности озера, раскинувшегося внизу «в кристальной чистоте [134]», смягчали все очертанья окрест и румянили облака, плывшие над вершинами гор.

Ла Люк поздравил семью свою с прибытием под счастливый отеческий кров и вознес молчаливую благодарность Тому, по чьему произволению он мог вот так сюда возвратиться. Аделина обегала глазами хорошо знакомые места и, вновь припомнив чередованье горя и радости и столь нежданную перемену судьбы своей с тех пор, как она их видела в последний раз, исполнилась благодарности и глубокого счастья. Она посмотрела на Теодора, которого именно здесь оплакивала, считая потерянным для себя навсегда, которого, едва она нашла его вновь, тут же отняли у нее, дабы предать позорной смерти, но который теперь сидел подле нее, ее счастливый супруг, гордость семьи и ее самое, которому больше ничто не грозило; и хотя от избытка чувств из глаз ее катились слезы, невыразимо нежная улыбка говорила ему о том, что испытывала она в душе. Он ласково сжал ее руку и ответил взглядом, полным любви.

Подскакавший к карете Питер, чье лицо выражало радость и важность, прервал поток обуревавших их чувств.

— Ах, мой дорогой хозяин! — вскричал он. — Наконец-то мы снова дома! Вот она, деревня, благослови ее Господь! Да она стоит мильона таких мест, как Париж. Благодарение святому Иакову, мы все опять дома, целые и невредимые.