Фернан Пинто - Странствия

Посол дал немедленно знать королю о том, чем увенчалось его посольство, а также какой ему пришлось выдержать бой. Король немедля принял меры и выслал на поиски пирата армаду в сто двадцать серо с самой отборной командой, в числе которой было сто португальцев. Когда пирата настигли, он уже вытащил свои тридцать серо на берег, а сам спрятался в крепости, которую набил добычей, награбленной в окрестных местах. Наши немедленно окружили крепость и с первого же приступа взяли ее, причем погибло несколько бирманцев и одни португалец, правда, многие были ранены стрелами, но раны оказались неопасными, за несколько дней зажили, и никто не остался калекой. После взятия крепости все находившиеся в ней были безжалостно преданы мечу, кроме разбойника и еще ста двадцати человек его шайки, их доставили живыми бирманскому королю, который велел их казнить в городе Пегу, бросив под ноги своим слонам {303} 303 …казнить… бросив под ноги своим слонам… — Еще один вид популярной у буддистов казни без пролития крови человеком. , и те за несколько мгновений разодрали их на куски и растоптали. В этом походе португальцам привалило счастье, ибо все вернулись богатыми, причем, как говорят, пятерым или шестерым из них выпало на долю от двадцати пяти до тридцати тысяч крузадо, а остальным по две, по три тысячи.

После того как посол вылечился в Мартаване от полученных ран, он отправился в Пегу, где в это время находился, как я говорил, бирманский король со своим двором. Узнав о прибытии посла с письмом короля Каламиньяна, в котором последний принимал его предложение о дружбе и союзе, король приказал Шаумигрену {304} 304 Шаумигрен — шурин Табиншветхи, будущий король Байиннаунг (1551–1581). , своему молочному брату и шурину, и всем сановникам государства встретить посла. При этом в караул были выстроены иноземные войска, в том числе тысяча португальцев под началом некого Антонио Феррейры из Брагансы, человека очень мужественного, которому король положил оклад в двенадцать тысяч крузадо в год, не говоря о разных подарках, составлявших не меньшую сумму.

Бирманский король, видя, что в этом союзе бог пошел навстречу его желаниям, решил возблагодарить его за такую милость и объявить по этому случаю всенародный праздник с жертвоприношениями во всех капищах их языческих сект. Были возжены курильницы с благовониями и зарезано более тысячи оленей, свиней и коров, мясо которых было роздано неимущим; кроме этого, было одето пять тысяч бедняков, выпущено на свободу более тысячи узников и прощено много долгов.

На седьмой день торжеств, праздновавшихся с неослабевающим усердием и с огромной затратой средств как со стороны короля и сановников, так и народа, в город пришло достоверное известие о том, что скончался Айшекендо, моунайский ролин, высшее духовное лицо среди жрецов; увеселения немедленно прекратились, и все погрузилось в великую печаль. Король уединился, продавцы разъехались с базаров, окна и двери закрылись, и во всем городе не стало видно живой души. Пагоды переполнились кающимися грешниками, которые, обливаясь потоками слез, так принялись умерщвлять свою плоть, что некоторые после этого не выжили.

Король в тот же вечер отправился в Моунай, находящийся в двадцати легуа от Пегу, ибо по издревле заведенному обычаю государь должен был присутствовать на подобных похоронах, и прибыл туда на следующий день. Он приказал ускорить погребение, и все было закончено в тот же день. Перед самым закатом солнца тело покойного было вынесено из дома, где он скончался, и перенесено на помост, установленный посреди большой площади. Он был весь отделан белым бархатом и накрыт сверху тремя парчовыми балдахинами. Посредине помоста было устроено возвышение, к которому вело двенадцать ступенек, а на нем стоял украшенный золотом и драгоценными камнями катафалк, несколько напоминающий наши. Окружало его большое количество серебряных подсвечников, а кроме того, курильницы, распространявшие сладчайшие ароматы, что было необходимо, так как тело ужо начало разлагаться и дурно пахло. Всю эту ночь покойник пролежал таким образом, и стражам его пришлось изрядно потрудиться; на площади царила необычайная сутолока, плач и вопли раздавались повсюду, — и слов не хватает, чтобы дать об этом понятие, ибо только одних бико {305} 305 Бико — «бхикшу» (индийск.), «бхикку» (палийск.) — буддийский монах. , грепо, менигрепо, талагрепо, гимианов и ролинов, представляющих собой все ранги их жречества, как меня уверяли, собралось более тридцати тысяч, не считая ежечасно прибывающих. После того как некоторыми обрядами была весьма уместно выражена печаль по поводу этой кончины, в два часа пополуночи из храма Киая Фригау, бога солнечных пылинок, вышла процессия, в которой участвовало более пятисот обнаженных мальчиков, обвитых вокруг пояса и вокруг груди железными цепями и ремнями и несших на головах связки с дровами, а в руках резаки. Разделенные на два полухора, они пели с таким чувством и такой печалью, что слышавшие их не могли удержаться от слез. Один из полухоров начинал нечто вроде стиха:

— Ты, что приобщишься к небесному блаженству, не оставляй нас, пленников, на чужбине.

На что второй полухор отвечал:

— Да возрадуемся с тобой среди благ господних, — продолжая на один и тот же голос свою жалобную молитву наподобие литании. После этого все стали на колени у помоста, где лежало тело ролина, а один грепо, которому было более ста лет, простертый на земле с воздетыми руками, обратился к покойному от имени этих детей, на что другой, находившийся у самого катафалка, ответил за покойного:

— Господь, святой воле которого было угодно создать меня из праха, ныне разрешил мне вернуться во прах, а посему, сыночки мои, запомните мои слова: бойтесь того часа, когда десница всевышнего положит вас на весы своего правосудия!

На что все с рыданьями в голосе ответили:

— Да будет угодно всевышнему, царящему на солнце, не взирать со строгостью на дела наши, дабы не были мы осуждены на погибель.

За детьми появились подростки — восемь мальчиков лет десяти в длинных одеждах из белого атласа, с золотыми цепями на ногах; на груди у них было много драгоценных камней и жемчужин. Они начали с того, что низко поклонились покойнику, а потом принялись размахивать обнаженными мечами, как бы отгоняя дьявола. При этом они восклицали:

— Сгинь, проклятый, в бездонную пропасть Обители Дыма, где в вечных муках ты умираешь, не умирая, и, искупая, не искупишь вину, за которую ты осужден суровым приговором всевышнего.

С этими словами они удалились, как если бы тело ролина стало уже недосягаемо для дьяволов, которых они от него отогнали.