Фернан Пинто - Странствия

— Те, кто собирается спорить о религии, столь согласной с разумом, как эта, не должны так упорно уклоняться от его велений, как вы.

С этими словами он взял отца Франциска за руку и в сопровождении всех вельмож отвел его в дом, где жили христиане, чем доставил великое неудовольствие бонзам и весьма их унизил. После этого они ходили по всему городу и предсказывали во всеуслышанье, что короля сразит огонь небесный за то, что он дал себя так легко одурачить безвестному бродяге и колдуну.

О великой буре, в которую мы попали на пути из Японии в Китай, и как мы были спасены молитвами слуги господнего Франциска Ксаверия

На следующий день утром, после того как наш святой отец и прочие португальцы распрощались с королем, причем во время этого последнего посещения его принимали с обычными почестями и радушием, мы сели на корабль и покинули город Фушеу, откуда, следуя по намеченному курсу, шли все время вдоль берега до острова Мелейтора, принадлежащего королю Минако. Оттуда с сильным муссоном мы плыли еще семь дней, после чего в связи с новолунием ветер внезапно перескочил на юг, угрожая нам ливнями и всеми признаками надвигающейся зимы. Вскоре он усилился, и нам пришлось повернуть на норд-норд-ост и отправиться в моря, по которым еще никто не плавал, не зная, куда мы идем, отдавшись всецело на произвол судьбы и погоды и гонимые столь свирепой и страшной бурей, что, верно, такой люди себе никогда не могли бы и вообразить. Так как все эти дни солнце ни разу не показывалось и штурман не мог определить, на какой широте мы находимся, он повел судно по самому гадательному счислению, без учета градусов или минут, на острова Минданау, Целебес и Папуа, отстоявшие от нас на шестьсот легуа.

На второй день этой бури уже под вечер волны покрылись пеной и сделались настолько высокими, что хода корабля не хватало, чтобы их рассечь, после чего корабельники решили, что следует снести до уровня верхней палубы все надстройки на баке и на юте, дабы корабль так не кренило, он не черпал столько воды и лучше слушался руля. После того как с этим было покончено со всей возможной поспешностью, ибо все без исключения участвовали в этой работе, занялись спасением буксируемой нами шлюпки, которая с большим трудом была подведена к борту и пришвартована к нему двумя новыми швартовами из кокосового волокна. Но так как к тому времени, когда с работой этой было покончено, наступила ночь и ничего не было видно, не было возможности принять на борт работавших на шлюпке пятнадцать человек, из которых пять было португальцев, а остальные рабы и матросы, и им пришлось остаться там на ночь. Отец Франциск неизменно принимал участие во всех судовых работах и разделял общие тяготы, как любой из нас, подбадривая и утешая всех, так что после бога он один был тем капитаном, который вселял в нас мужество и бодрость, не давая нам пасть духом и пустить все на волю случая, как это готовы были сделать иные, если бы не пример святого отца. Когда уже близко было к полуночи, пятнадцать человек, оставшихся на шлюпке, вдруг громко закричали: «Господи боже, смилуйся над нами!» Все бросились узнать, что случилось, и увидели, что шлюпка оторвалась и ее унесло далеко в море, так как лопнули оба швартова. Капитан, в отчаянии от этого несчастия, забыв осторожность и не обдумав, что он делает, велел кораблю броситься за ней вдогонку, полагая, что ее можно еще спасти. Но так как корабль управлялся плохо и медленно слушался руля, ибо парусов на нем было мало, он попал в промежуток между двух валов, и огромный гребень обрушился на его корму с такой силой, что под тяжестью воды корма опустилась под воду. Увидя это, команда издала страшный крик, взывая о помощи к пресвятой деве. Услышав крик, святой отец, молившийся, стоя на коленях на рундуке, в каюте капитана, поспешил наверх и, видя случившееся и нас всех в ссадинах от находившихся на палубе куриных клеток и беспомощно лежавших друг на друге у фальшборта, воздел руки к небу и громко воскликнул:

— О Иисусе Христе, любовь души моей, во имя пяти ран, терзавших тебя на кресте, помоги нам!

И точно в этот миг кораблю неким чудом удалось подняться на волну, мгновенно был отдан риф на фоке, и угодно было господу нашему, чтобы судно выпрямилось и снова стало слушаться руля. Шлюпка между тем совершенно исчезла, отчего все мы горько заплакали и стали молиться за души тех, кто в ней находился. Таким вот образом в великих трудах проносились мы по волнам всю эту ночь до утра, но и когда рассвело и с марса уже можно было оглядеть всю окрестность, шлюпки нигде не оказалось, вокруг нас были одни лишь высокие, вспененные, разлетавшиеся брызгами гребни. Через полчаса после восхода солнца святой отец, который находился в каюте капитана, поднялся на ют, где стояли боцман, штурман и еще семь португальцев, и, поприветствовав всех с веселым и спокойным выражением лица, спросил, не появлялась ли шлюпка, на что ему ответили, что нет, не появлялась. Когда же он попросил боцмана послать кого-нибудь на марс посмотреть, нет ли ее где-нибудь, один из присутствующих сказал, что она, верно, найдется тогда, когда потеряют другую, на что святой отец, которому больно было слышать такие слова, воскликнул:

— О брат Педро Вельо (ибо таково было имя говорившего), скудна ваша вера. Неужели вы думаете, что есть что-либо невозможное для господа бога? Уповайте на него и на пресвятую матерь божью, присноблаженную деву Марию, которой я обещал три мессы в благословенном храме Богородицы на Холме в Малакке, — она не допустит, чтобы погибли те, кто находился на шлюпке.

Педро Вельо эти слова устыдили, и он примолк. Тем временем боцман, чтобы доставить удовольствие святому отцу, сам поднялся на марс вместе с другим матросом и оставался там с полчаса, всматриваясь в горизонт, но нигде ничего не увидел.

— Ну что же, спускайтесь, видно, ничего не поделаешь, — ответил отец. Потом он позвал меня к себе на ют и попросил согреть ему немного воды, так как у него очень нехорошо в желудке, чего я за грехи мои сделать не мог, так как накануне, когда в начале шторма облегчали палубу, и камбуз и очаг выбросили за борт. Он пожаловался мне, что у него сильно болит и по временам кружится голова, на что я заметил:

— Нет ничего удивительного, что ваше преподобие так себя чувствует. Вы уже три ночи не спите и ни крошки не ели, как мне сказал мосо Дуарте да Гамы.

На это он ответил:

— Мне очень жалко капитана, он безутешен и всю эту ночь, с тех пор как оторвалась шлюпка, проплакал, так как на ней был среди прочих его племянник Афонсо Калво.

Я же, заметив, что отец Франциск зевает, сказал ему:

— Подите-ка, ваше преподобие, и прилягте тут у меня в каюте, быть может, вам удастся заснуть.