Средневековая литература - Тиль Уленшпигель

Тем временем служанка решила, что хмель уже верно сварился и ей пора возвращаться. Она пошла домой, чтобы. помочь Уленшпигелю. «Взгляни, милый братец, – сказала она ему, – хмель уж верно готов, хватит варить-то». Когда они процедили пиво сквозь грохот и стали вычерпывать гущу, служанка сказала: «Да положил ли ты хмелю? У меня ничегошеньки в черпак не ловится». Уленшпигель ответил: «Найдешь его на дне». Служанка пошарила по дну и выудила черпаком скелет и тут громко закричала: «Спаси меня господь, ты что туда бросил? Пусть твое пиво палач лакает!».

Уленшпигель сказал: «Что мне хозяин велел, то и бросил. Всего-навсего Хмеля, нашего пса». В это время пришел хозяин, изрядно выпивши, и спрашивает: «Вы что делаете, милые ребятушки, весело ли вам?». Служанка ответила: «Сама не знаю, какого дьявола мы делаем. Я ушла на полчасика на танцы посмотреть и велела нашему новому работнику за это время как следует хмель поварить. Так он взял и нашего пса Хмеля в котле разварил. Вот, можете его ребрами полюбоваться!».

Уленшпигель сказал: «Да, господин, вы мне так приказали. Разве ж это не сущее наказание: я делаю все, как мне велят, а нигде не могу заслужить благодарности. Любой другой пивовар был бы доволен, если бы его слуги вполовину выполняли его приказания».

На этом Уленшпигель откланялся и ушел оттуда, не снискав благодарности.

Когда Уленшпигель пришел в Берлин, он нанялся там подмастерьем к портному. Однажды он сидел в мастерской, а хозяин ему сказал: «Парень, хочешь шить, так шей хорошо, шей так, чтобы шва не видно было». Уленшпигель сказал: «Хорошо», взял иглу и платье и со всем этим забрался под кадку и стал шить, держа шитье на коленях.

Портной поднялся с места, увидал это и сказал: «Ты что это делаешь? Вот нашел, чудной, верстак!». Уленшпигель ответил: «Мастер, вы сказали, я должен шить так, чтобы шва не видно было, – здесь его никто не увидит». Портной на это сказал: «Нет, милый мой слуга, ты это брось, больше не шей так-то. Шей так, чтобы людям видно было».

Так прошел день-другой, и вот однажды вечером портной устал, захотелось ему на боковую. А у него лежал еще серый крестьянский кафтан, наполовину недошитый. Он бросил кафтан Уленшпигелю и сказал: «Гляди сюда: доделай мне серого волка [88]как следует, а потом тоже ложись в постель».

Уленшпигель ему сказал: «Ладно, идите себе, я его сейчас как надо доделаю». Мастер пошел ко сну, ни о чем не думая, а Уленшпигель взял серый кафтан, разрезал его, сделал из кусков голову, как у волка, потом туловище и лапы и соединил все вместе стежками, так что вышло похоже на волка, а потом тоже пошел в постель.

Утром мастер встал, разбудил Уленшпигеля и увидел этого волка, что стоял в горнице. Портной удивился, но хорошо разобрал, что это чучело. В это время туда явился Уленшпигель, и портной его спрашивает: «Какого черта ты тут сделал?». Уленшпигель ему в ответ: «Волка, как вы мне велели». – «Я не такого волка имел в виду, а всего только серый крестьянский кафтан, я его „серым волком" назвал». Уленшпигель сказал: «Милый мастер, я же этого не знал. Если бы я знал, что у вас на уме, я лучше бы кафтан сшил, чем волка». Мастер этим утешился, раз уж оно так случилось.

В один прекрасный день после этого мастер к вечеру утомился и захотелось ему лечь спать пораньше, только ему подумалось, что для работника слишком рано еще в постель идти. Лежал у него кафтан почти сшитый, только еще без рукавов. Портной взял кафтан, бросил его вместе с непришитыми рукавами Уленшпигелю и сказал: «Вот, прикинь-ка рукава к кафтану, а потом и в постель». Уленшпигель сказал в ответ: «Слушаюсь». Мастер пошел спать, а Уленшпигель повесил кафтан на гвоздь, зажег две свечи, поставил их справа и слева от кафтана, взял рукав и кинул его в кафтан. Потом перешел на другую сторону и другой рукав оттуда кинул. Когда свечи догорели, зажег он две новые свечи и кидал рукава з кафтан до самого утра.

Утром мастер встал с постели и пошел в мастерскую. Уленшпигель даже не обернулся на мастера и продолжал кидать рукава. Портной остановился, увидел это и говорит: «Что еще за фокусы ты тут, черт побери, вытворяешь?». Уленшпигель отвечал серьезно: «Это никакие не фокусы. Я всю ночь напролет стоял и бросал эти окаянные рукава на кафтан, только они пристать к нему никак не хотят. Было бы лучше, если б вы мне приказали ночью спать, ибо то, что вы мне приказали, это, знаете ли, потерянный труд!». Портной сказал: «Я что ли виноват? Почем я знал, что ты так мои слова истолкуешь? Я ведь совсем не то думал. Я хотел, чтобы ты рукава к кафтану пришил».

Уленшпигель тогда сказал: «Будь за это дьявол в ответе! У вас что, такой обычай, одно говорить, а другое думать? Как это у вас одно с другим клеится? Если бы я знал, что именно вы думаете, я бы живо рукава пришил и сам бы часок-другой поспал. А теперь вы можете день сидеть и шить, я хочу пойти лечь и соснуть».

Мастер сказал: «Нет, я тебя не для спанья нанимал», и они стали между собой ссориться, и мастер в сердцах упрекнул Уленшпигеля свечами, – мол, он должен оплатить свечи, которые израсходовал.

Тут Уленшпигель собрал свои вещи и отправился в дорогу.

Целых две недели жил Уленшпигель в Бранденбурге на подворье возле рынка, а близко от него жил один портной. Он держал трех подмастерьев. Все трое сидели рядышком на скамье и шили. Когда Уленшпигель проходил мимо, они смеялись над ним или бросали в него лоскутки. Уленшпигель молчал и выжидал своего часа.

В один прекрасный день рынок был полон народа. Как раз накануне ночью Уленшпигель распилил чурбаки, на которых держалась скамья, но оставил чурбаки так и стоять под окнами на брусчатке.

Утром подмастерья положили доску на опоры, уселись на нее и стали шить. Но вот свинопас затрубил в рожок, чтобы каждый выгонял своих свиней на выпас, тут и портновские свиньи вышли со двора, и остановились под окнами, и стали чесаться о чурбаки, на которых лежала доска, а опоры от этого чуханья перевернулись, и три подмастерья кубарем скатились на мостовую. Уленшпигель следил за ними, и когда они упали, начал громко кричать: «Гляньте, гляньте, трех работников ветром сдуло!». Он кричал это так громко, что на весь рынок слышно было, а люди сбегались сюда и смеялись и насмешничали, а подмастерья стыдились, не зная, каким образом они попадали со скамьи. Только под конец обнаружили, что опоры-то были распилены, и догадались, что это им Уленшпигель подстроил.

Они подставили новые чурбаки и больше над ним уже не смеялись.