Средневековая литература - Тиль Уленшпигель

Уленшпигель тут рассмеялся и сказал: «Теперь я хорошо вижу, что слова лгут, когда говорят, у кого есть хлеб, тому еще прибавится. У меня был хлеб, и он отнялся». И сказал еще: «О Хальберштадт, о Хальберштадт, ты лучший край для поросят. Твои пиво с закуской вкусны, зато кошелек, чтобы деньги держать, сделан из свиной кожи». С этим отправился он снова в Брауншвейг.

Уленшпигель снова пришел в Брауншвейг на пекарское подворье. Один пекарь, живший там, позвал его к себе в дом и спросил, что он за работник. Уленшпигель сказал: «Я подручный хлебопека». А пекарь ему сказал: «Хочешь у меня служить? У меня как раз нет подручного?». Уленшпигель говорит: «Хочу».

Когда он пробыл у пекаря два дня, пекарь велел ему с вечера печь одному. Сам он, дескать, не может ему помогать до следующего утра. Уленшпигель говорит: «Ладно. Что же я должен печь?». А пекарь был насмешливый человек. Он рассердился и сказал в насмешку: «Ты пекарский подмастерье, а спрашиваешь, что тебе печь. Пеки, что принято: мартышек и сов». С этим и ушел спать. А Уленшпигель пошел в пекарню и налепил из теста одних мартышек и сов. Полную пекарню напек их. Утром мастер встал и собрался идти помогать. Но, придя в пекарню, не увидел там ни булок, ни калачей, а одних только мартышек и сов. Мастер разгневался и сказал: «Чтоб тебя целый год лихорадка трясла! Что ты испек?!». Уленшпигель говорит: «То, что вы мне велели, мартышек и сов». [34]Хозяин говорит: «Что же мне теперь с этой глупостью делать? Такой хлеб мне в жизни не нужен, за него мне денег не выручить». Ухватил он Уленшпигеля за горло и говорит: «Заплати мне за тесто». А Уленшпигель ему в ответ: «Ладно, раз я должен вам за тесто уплатить, пусть тогда товар, что из него испечен, мой будет». Хозяин говорит: «Что толковать о таком товаре! Совы да мартышки не гожи в моей лавке». Итак, уплатил Уленшпигель хозяину за тесто, сложил выпеченных сов и мартышек в корзину, и ушел с ними из дома на пекарском подворье под вывеской с изображением дикаря, [35]и думал про себя: «Ты часто слышал, что стоит только принести такую диковинку в Брауншвейг, как за нее сразу дают деньги». А было это как раз канун дня св. Николая. [36]Вот на другой день Уленшпигель и встал со своим товаром перед церковью, и продал всех мартышек и сов, и выручил много больше денег, чем отдал хозяину за тесто. Пекарь об этом узнал и огорчился. Он побежал к церкви св. Николая, [37]чтобы стребовать с Уленшпигеля выпеченные зверушки в уплату за дрова и харчи, но Уленшпигеля и след простыл вместе с деньгами, и пекарь мог только глядеть в ту сторону.

Уленшпигель странствовал по разным местам и пришел в Ульцен, деревню. [38]Здесь он снова заделался подмастерьем у пекаря. Когда он уже находился у мастера в доме, мастер намерился печь и Уленшпигель должен был ночью просеять муку, [39]чтобы к раннему утру все было готово. Уленшпигель говорит: «Мастер, вы должны дать мне огня, чтобы я мог видеть, как сеять». Пекарь ему отвечает: «Не дам тебе огня. Я своим работникам в эту пору никогда огня не давал. Они просеивали муку в свете месяца. Так и ты должен делать». Уленшпигель говорит: «Ну, раз они муку так просеивали, то и я, как они, сделаю».

Мастер ушел и хотел часок-другой поспать. Тем временем Уленшпигель взял сито, выставил его за окно, где светил месяц, и давай сеять муку во двор. Когда хозяин проснулся и захотел печь, Уленшпигель еще стоял и сеял. Тут пекарь увидел, что Уленшпигель сыплет муку во двор, который весь белел от муки. Мастер тут и говорит: «Какого черта ты тут делаешь? Разве мука уж даром дается, что ты ее в грязь сыплешь?» Уленшпигель отвечает: «А разве вы не приказывали мне сеять в свете месяца, без огня? Я так и делаю». Хлебопек ему говорит: «Я приказывал, чтобы ты сеял при свете месяца», Уленшпигель опять говорит: «Вот прекрасно, мастер! Вы должны быть довольны, я так и сделал: и в свете месяца, и при свете месяца. Потеря не велика, не больше пригоршни. Я ее сейчас подберу. Это муке ни капли не повредит». Мастер говорит: «Пока ты будешь муку подбирать, я не смогу тесто ставить, а потом уж будет поздно печь». Уленшпигель говорит: «Хозяин, у меня есть хороший совет: мы выпечем хлеб так скоро, как наш сосед. У него тесто в бадье стоит. Хотите получить, так я мигом тесто достану, а нашу муку вместо него поставим». Мастер рассердился и говорит: «Черта ты добудешь! Иди к виселице, притащи мне вора оттуда». «Хорошо», – сказал Уленшпигель и отправился к виселице. Под ней лежал скелет вора, сорвавшийся вниз. Уленшпигель взвалил его на спину, принес в дом и сказал: «Вот, я принес то, что под виселицей лежало. Зачем только оно вам понадобилось? Я не знаю, от чего оно помогает». Пекарь ему сказал: «А больше ты ничего не принес?». Уленшпигель ответил: «Там больше ничего не было». Пекарь был разгневан и сказал со зла: «Ты господ судей обокрал и их виселицу ограбил. Я на тебя бургомистру нажалуюсь, вот увидишь». И мастер пошел из дому на рынок, а Уленшпигель пошел за ним, причем мастер так торопился, что не оглянулся ни разу и даже не знал, что Уленшпигель идет сзади.

Вот стоит голова городской или бургомистр на рынке, а пекарь подходит к нему и начинает жаловаться. Но Уленшпигель был расторопным: как только мастер стал жаловаться, Уленшпигель встал вплотную к нему и вытаращил глаза. Когда пекарь увидел Уленшпигеля, он так взбесился, что у него из головы вылетело, на что он хотел жаловаться, и он сказал Уленшпигелю со злостью: «Что тебе надо?». Тот ответил: «Ничего не надо. Только вы обещали, что я увижу, как вы на меня бургомистру пожалуетесь. Раз мне надо видеть, так надо глаза пошире раскрыть, чтобы увидеть». Хлебопек ему сказал: «Иди с моих глаз! Ты плут». Уленшпигель ответил: «Так меня часто звали. Сидел бы я у вас в глазах, так мне с них пришлось бы сквозь ноздри лезть, коли вы бы глаза закрыли». Бургомистр услышал, что все это глупости, пошел от спорщиков и оставил обоих стоять. Когда Уленшпигель это увидел, обернулся он к мастеру и сказал: «Хозяин, когда же мы печь-то будем? Солнце уже закатилось». И убежал прочь, так и оставив пекаря стоять на рынке.

Уленшпигель всегда любил бывать в обществе и всю жизнь избегал трех вещей: во-первых, никогда не ездил на лошади серой (никому не служил правдой и верой), а седлал соловую или гнедую (по кличке «Обману» и «Надую»). Во-вторых, он не хотел оставаться там, где были дети, потому что о них больше пеклись, чем о нем. В-третьих, он неохотно останавливался на постоялом дворе, если хозяином там был какой-нибудь старый и щедрый человек, потому что старый щедрый хозяин обыкновенно оказывался простофилей и не жалел своего добра. Для Уленшпигеля там не находилось компании и денег, чтобы поживиться.