Аиссе - Соната дьявола: Малая французская проза XVIII–XX веков в переводах А. Андрес

— Позвольте представить вам моего друга Алена, о котором мы уже говорили.

Я заметил, несмотря на темноту, что на Мод было темно-зеленое пальтишко с очень скромным меховым воротничком. Мне вдруг стало ее жалко. Она робко протянула замерзшую ручонку, и я невольно подумал, что она похожа на жертву, которую привели мне на заклание.

— Пойдемте-ка лучше туда, дети мои! — воскликнул Никола.

— Куда?

— Само собой, в кино!

Мне стало противно. Слишком уж было ясно, что мы идем туда только ради темноты!

— Имей в виду, — говорил он мне дорогой, держа Шарлотту под руку, словно она уже давно его возлюбленная, — тебе надо вести себя поосторожнее, потому что у Мод престрогий папаша. Ведь верно, Мод?

Он всячески старался показать мне свою близость с девушками, разыгрывая их старого приятеля.

— Лучше сразу тебе знать, что человек он несговорчивый. А ведь воображает, будто Мод паинька, сидит у Лотты и вместе с ней зубрит стенографию. Если бы он знал…

Никола это казалось забавным, Лотте тоже, но нам с Мод было не до смеха. Мы шли с ней рядом, разумеется не прикасаясь друг к другу, и нам совершенно не о чем было говорить. В кино Никола и Лотта нарочно вели себя нескромно, и Никола время от времени оборачивался к нам, как бы приглашая последовать их примеру.

— Ну, как там, сзади? Идут дела?

Мы с Мод ни слова не сказали друг другу, только в антракте, когда ходили пить лимонад, она тихо произнесла:

— Я думаю, мне лучше уйти.

Я так и не понял — то ли я разочаровал ее, то ли ей было так же мучительно неловко, как и мне. Пожалуй, я и сейчас не понимаю. Никола с Лоттой уговорили ее остаться. После кино мы вчетвером дошли до дома Мальтерров.

— Может быть, зайдете?

Я покачал головой.

— Имей в виду, — предупредил Никола, — через два дня поздно будет. У матери Лотты кончаются ночные дежурства.

Они вошли в дом, и дубовая дверь закрылась за ними. Мы с Мод остались на улице.

— Разрешите проводить вас?

— Только до конца набережной. Не нужно, чтобы кто-нибудь видел нас вместе.

— Почему? Из-за вашего отца?

— Да.

Я заметил, что она ответила не сразу.

— Он и в самом деле такой строгий?

На это она не ответила. Мы стояли у самой воды, неловкие, растерянные.

— Знаете, я ведь не такой, как мой друг.

— Знаю.

— Это все он… Это он заставил меня прийти…

— Да…

— Но теперь я об этом не жалею.

Она в темноте быстро подняла на меня глаза и тотчас же потупилась.

— Вы хороший, — прошептала она.

Почему вдруг я почувствовал такое волнение? Ведь еще три часа назад я ее не знал и даже не разглядел как следует…

— Надеюсь, я вас еще увижу?..

Это прозвучало как вопрос, но она ничего не ответила.

— Мне пора домой. Спокойной ночи. Спасибо за вечер.

— Это я должен вас благодарить.

— Нет, я.

Она протянула мне руку без перчатки, по-прежнему холодную, но я не посмел задержать ее в своей.

Я не знал еще, что влюблен, но понял это, когда лег в постель, и, уткнувшись лицом в подушку, почувствовал, что сейчас заплачу…

Мы еще дважды встречались с ней во время рождественских каникул, и оба раза в компании Лотты и Никола; один раз мы ходили в кино, во второй — в нашем распоряжении был только час, и мы гуляли в темном парке.

Мы шли сзади, и к концу прогулки рука Мод оказалась в моей.

— Вы когда возвращаетесь в Пуатье?

— В среду. — Неожиданно для самого себя я добавил — Но я по-прежнему буду приезжать на мотоцикле по субботам и воскресеньям.

— Я знаю.

— Что?

— Что вы приезжаете сюда каждую пятницу. Разве вы забыли, что я работаю в префектуре?

Я был молод, почти так же молод, как ты теперь, вот почему я не смею утверждать, что не ошибался в ней. Больше всего меня умиляла ее покорность, которой я никогда больше не встречал ни у одной женщины и которую назвал бы гордой покорностью.

Позднее она призналась мне, что влюбилась в меня задолго до нашей первой встречи и часто смотрела из окна канцелярии — не покажусь ли я. Она не надеялась познакомиться со мной: я был в ее глазах существом почти недоступным.

— Понимаешь теперь, почему я так вела себя в первый вечер? Мы втроем уже несколько минут ожидали тебя, и, когда ты вдруг появился из-за угла с поднятым воротником, я почувствовала, что не смогу произнести ни слова. Наверное, я тебе показалась очень глупой, да?

Это она придумала, каким образом нам встречаться в дни моих приездов в Ла-Рошель.

— Придется прибегнуть к помощи Шарлотты, отец ни за что не позволит мне выходить из дому без нее. Уж не знаю, как ей удалось внушить к себе такое доверие, — он верит всему, что бы она ни сказала, а меня всегда подозревает во лжи…

Мы уговорились встречаться по субботам в восемь часов на углу улицы, где жила Лотта, и в отсутствие Никола — он приезжал из Бордо не каждую неделю — проводить вечера втроем.

Три недели спустя, возвращаясь около полуночи домой, я заметил свет под дверью кабинета отца и зашел к нему. Мы поговорили несколько минут, потом я сказал, стараясь, чтобы мои слова прозвучали как можно более легкомысленно:

— Знаешь, я, кажется, влюблен.

Он не удивился, не нахмурился, не улыбнулся, и это подбодрило меня, ибо больше всего я боялся его улыбки. Отец внимательно на меня посмотрел и — я и сейчас уверен в этом — понял, что я говорю серьезно.

— В Пуатье?

Я покачал головой.

— Здесь, в Ла-Рошели?

— Да. Она работает в префектуре.

Какую цель преследовал я этим признанием? Может быть, хотел придать значительность тому, что еще не было значительным, заручиться свидетелем, который помешал бы мне повернуть назад?

У меня отнюдь не было того победоносного вида, какой был у Никола, когда он рассказывал мне о Лотте. Я был весел, но и серьезен. И все же тогда это было еще только игрой.

— Замечательная девушка, вот увидишь.

Он, очевидно, мысленно перебирал всех девушек, служивших в префектуре.

— Надеюсь, это не мадемуазель Бароме?

— Я ее не знаю.

— Красивая брюнетка лет двадцати пяти, корсиканка с усиками.

Мы оба посмеялись.

— Нет. Может быть, ты ее не знаешь, она новенькая. Работает в отделе у Ваше. Ее зовут Мод Шотар.

Отец ничем не показал мне, что огорчен.

— Брюнеточка, только что из школы?

— Да.

— Ты встретил ее в городе? Вас познакомил кто-нибудь из твоих друзей?

— Да, Никола. Он любовник ее ближайшей подруги.

Я нарочно сказал «любовник», чтобы отец понял, что я уже мужчина.

— А ты?

Я понял, о чем он спрашивает.

— Нет. Я — нет. — И прибавил: — Она еще девственница.

— Смотри, будь осторожен.

И какая-то новая нотка послышалась мне в его обычном:

— Спокойной ночи, сын.

Это были два самых значительных, самых наполненных, самых богатых года моей жизни, а я этого не сознавал и никогда бы в это не поверил, может быть потому, что слишком велико было несоответствие между моими желаниями и действительностью.