Луис де Гевара - Хромой бес

За обозом двигался летучий отряд безумцев — пеших, конных, в каретах; у каждого было свое помешательство, ибо рассудка они лишились из-за различных превратностей Фортуны на море и на суше. Одни смеялись, другие плакали, третьи пели, четвертые молчали — и все проклинали Фортуну. Она же оставалась глуха к их проклятьям и жалобам. Эта шумная толпа вскоре скрылась в гигантских клубах пыли, поглотившей в своих недрах и людей, и животных, и башню. Наступил день, но солнце, как дон Бельтран небесных светил {108} 108 …как дон Бельтран небесных светил… — В одном из народных романсов о Ронсевальской битве рассказывается о гибели рыцаря Бельтрана: «В превеликой этой пыли затерялся дон Бельтран». Это двустишие стало шуточной поговоркой. , чуть не затерялось в ужасной пыли. А наши приятели поднялись по склону недавно окрещенного {109} 109 …недавно окрещенного… — Звание города было пожаловано Кармоне Филиппом IV в 1630 году за подношение 40 000 дукатов. города Кармоны, этой дозорной башни Андалусии, где небо всегда безоблачно, чего не скажешь о жизни ее обитателей (зато насморком они никогда не страдают). Подкрепившись в харчевне жареными кроликами и цыплятами, студент и Хромой направились в Севилью, чья знаменитая Хиральда {110} 110 Хиральда — огромный флюгер в виде статуи Победы на башне Севильского собора. видна уже с постоялого двора в Верхнем Пероминго; устремляясь ввысь, сия дщерь неба задевает головой звезды.

Дон Клеофас не мог надивиться прекрасному местоположению города и пестрой толпе судов, теснящихся в водах Гвадалкивира, хрустального рубежа меж Севильей и Трианой; {111} 111 Триана — в эпоху Велеса де Гевара была предместьем Севильи (теперь один из районов); расположена на другом берегу Гвадалкивира. он издали восхищался великолепием севильских зданий, которые, словно усопшие девы и мученики, держат в руках ветви пальм, красуясь среди цедратов, апельсинных и лимонных деревьев, лавров и кипарисов. Через несколько минут приятели очутились в Торребланке, отстоящей на одну лигу от славного града; там начинается Севильская Мостовая и знаменитый акведук, что несет воды реки Гвадайры из Кармоны в Севилью, которая с жадностью больного водянкой выпивает их, не оставляя и капли в дань морю, так что Гвадайра — единственная река в мире, освобожденная от уплаты сего налога. По обе стороны Мостовой тянутся бесчисленные усадьбы, окруженные садами, где благоухают апельсинные деревья, розы и жасмин. В ту минуту, когда путники приблизились к Кармонским воротам Севильи, Хромой заметил, что в них въезжает — верхом на коне, в сопровождении двух адских сыщиков — Стопламенный с поднятым жезлом. Обернувшись к дону Клеофасу, Бес сказал:

— Видишь всадника у Кармонских ворот? Это судебный исполнитель, посланный за мной в Севилью моими начальниками. Нам надо остерегаться.

— Чихал я на него, — сказал дон Клеофас. — Я приписан к университету в Алькала и никакому другому суду, кроме университетского, не подвластен. К тому же Севилья, слышал я, — что дремучий лес: стоит только захотеть, и все сыщики Люцифера и Вельзевула никогда не найдут нас.

Быстрым шагом они вошли в город — Хромой, пугливо озираясь, впереди, — и, отмеряв одну за другой несколько улиц, оказались на небольшой площади, где высилось роскошное здание с богатым алебастровым порталом и длинными галереями тоже из алебастра. Дон Клеофас спросил, как называется этот храм, и Бес ответил, что это вовсе не храм, хотя на его стенах так много высечено в мраморе иерусалимских крестов {112} 112 Иерусалимский крест — крест особой формы. Этими крестами украшен дворец герцогов де Алкала в память путешествия в Иерусалим одного из членов их рода. , а дворец герцогов де Алькала, маркизов де Тарифа, графов де лос Моларес — верховных правителей Андалусии. Ныне, за отсутствием прямых наследников, богатейшие владения оного рода перешли к герцогу де Мединасели, к величию коего мудрено что-нибудь прибавить, ибо потомку Фоксов и Серда нет равных.

— Этого герцога я знаю, — заметил дон Клеофас, — видал его в Мадриде; он великодушен и разумен, как подобает столь знатному вельможе.

Так беседуя, они пришли на улицу Головы Короля Педро — теперь она называется улицей Лампады, — затем, пересекши Аббатскую и Сапожную улицы и маленькую площадь, именуемую Барабан, добрались до Речных улиц, самых глухих в Севилье; там они и остановились в гостинице.

Тем временем нашего астролога и мага хватил апоплексический удар, и чертенок Левша, преемник Хромого, утащил его в ад. Там душа астролога, очищенная от телесной скорлупы, голенькая явилась к Люциферу просить управы на озорника за разбитие колбы. Не дремала и оскорбленная донья Томаса: она раздобыла другой указ об аресте студента и, прихватив нового своего обожателя, солдата с галеонов, стала собираться в Севилью, куда, как она прослышала, сбежал дон Клеофас. Пылая местью, эта девица хотела любой ценой принудить нашего мадридского Вирено жениться на ней, завалящей Олимпии {113} 113 Вирено, Олимпия. — История Вирено и покинутой им Олимпии рассказана в песнях IX и X «Неистового Роланда», а также воспета в одном из испанских народных романсов. . Дон Клеофас и его приятель отсиживались в гостинице, чтобы не попасться на глаза соглядатаям Стопламенного, Искры и Сетки.

Однажды вечером они поднялись на плоскую кровлю — так построены все севильские дома — подышать свежим воздухом и с высоты обозреть многолюдный город, сей желудок Испании и всего света: ведь Севилья разгоняет во все концы земли питательные соки индийского золота и серебра, ею пожираемых (этот особый, европейский, страус глотает лишь благородные металлы), Дон Клеофас пришел в восхищение при виде несметного полчища домов, нагроможденных так тесно, что, пустись они врассыпную, во всей Андалусии не хватило бы для них места.

— Покажи мне, — сказал он своему товарищу, — какие-нибудь достопримечательности Севильи.

Хромой сказал:

— Уже по одной этой колокольне, видимой на столь далеком расстоянии, ты можешь догадаться, что прекрасное сооружение, коего часть она составляет, — кафедральный собор, — самый большой из храмов, воздвигнутых в древности и в наше время. Не стану описывать подробно все его чудеса, довольно сказать, что на пасхальную свечу, которую здесь ставят, идет восемьдесят четыре арробы {114} 114 Арроба — мера веса 11, 5 килограмма. воску, а бронзовый светильник, зажигаемый на святой неделе, отделан столь великолепно, что будь он из чистого золота, и то стоил бы меньше. Дарохранительница сработана в виде колокольни собора, по тому же рисунку и образцу, только из серебра. Заднюю стенку хоров украшают самые восхитительные и дорогие самоцветы, какие добываются в недрах земных, а монумент {115} 115 Монумент — алтарь, воздвигавшийся в церквах в страстную неделю для хранения облаток, которыми причащают верующих в страстную пятницу. — что храм Соломонов. Но выйдем из собора — нашему брату не дозволено туда заглядывать даже мысленно, не то что толковать о нем. Лучше посмотри на то здание: оно называется Биржей и скроено из обрезков платья святого Лаврентия, воздвигнутого в Эскуриале по плану Филиппа II {116} 116 …по плану Филиппа II. — Севильская Биржа была сооружена по тому же плану, что и знаменитый монастырь святого Лаврентия в Эскуриале, план которого начертал сам Филипп И. И Биржу и Эскуриал строил архитектор Хуан де Эррера (1530–1597). . Справа от Биржи стоит Алькасар, древняя резиденция королей Кастилии и вечно цветущий приют весны; ее алькайд — светлейший граф-герцог де Санлукар ла Майор, могучий Атлант при нашем испанском Геркулесе, чьей державной власти мудрость герцога служит верным компасом. И не будь построен Буэн-Ретиро, несравненный образец зодчества, где столько изумительных зданий, садов и прудов, севильский Алькасар превосходил бы красотою все королевские дворцы мира, особливо же его тронный зал, план коего государь наш Филипп IV Великий восхитил у своего божественного воображения, — в этом зале немеют восторженные уста и меркнут все иные красоты. Ближе к нам ты видишь Торговую палату, которая нередко бывает вымощена слитками золота и серебра. Рядом дворец храброго графа де Кантильяна, любимейшего из придворных, учтивого кавалера во дворце и бесстрашного бойца на арене, баловня зрителей и утехи королей; быки из Тарифы и Харамы признаются в этом, когда идут на исповедь к его пике. Далее, подле Хересских ворот, большое здание Монетного двора, где золото и серебро навалены горами, точно простое зерно. А вон Таможня, дракон, пожирающий товары всех стран мира двумя пастями; одна разверзается в сторону города, другая — к реке, где находятся Золотая Башня {117} 117 Золотая Башня, построенная арабами в 1220 году, получила свое название благодаря облицовке изразцами, отливающими золотом. и мол, высасывающий из галеонов, будто мозг из кости, все, что они привозят в своих трюмах. Справа деревянный мост в Триану, его поддерживают тринадцать лодок. Пониже, у самой реки, стоит Куэвас, знаменитая обитель святого Бруно, где братья картезианцы, хоть и живут на языке суши, строго блюдут обет молчания. На том берегу Гвадалкивира раскинулся Хельвес, излюбленное место для сражений на тростниковых копьях, воспетое в старинных мавританских романсах. Ныне там проживают его достойные графы и доблестный герцог де Верагуа {118} 118 Герцог де Верагуа, — Речь идет о потомке Христофора Колумба, проживавшем в Севилье. Он был одним из покровителей Велеса. , живой портрет великого отца; дабы его все миновали беды, он и Колумб, и Кастро, и Толедо.