Себастиан Брант - Брант Корабль дураков; Эразм Похвала глупости Разговоры запросто; Письма темных людей; Гуттен Диалоги

Франц.Отсюда же, по-видимому, и заговор против Лютера.

Гуттен.И против других — тоже. Ибо кому из людей подлинно ученых не грозит их вражда?

Франц.Я полагаю, причина здесь та, что монахи опасаются, как бы проповедь истины, которую возвещают ученые, не повредила их интересам и не сделала подаяние менее обильным.

Гуттен.Верно. А так как сами они чудовищно невежественны, то завидуют ученым и на каждого из них смотрят с подозрением.

Франц.И правильно делают, ибо благодаря наукам ныне вновь обретает самое себя Германия.

Гуттен.Да, благодаря наукам.

Франц.И я надеюсь, что они же принесут гибель монахам.

Гуттен.Они же — если только вы, вняв нашим убеждениям, не будете больше прислушиваться к словам гнусных паразитов, все речи и действия которых направлены лишь к тому, чтобы самим разжиться, а вас обобрать с помощью благочестивого обмана.

Франц.А разве бывает благочестивый обман?

Гуттен.Они говорят, что да, но природа отрицает, и осуждает бог, который пожелал, чтобы к вере в него род человеческий был обращен проповедью истины, а не ложью и выдумками.

Франц.Значит, нам нужно изгнать этих святош, освободить место для истинного благочестия и положить конец злому грабежу. Насколько я понимаю, Германию нельзя исцелить без того, чтобы елико возможно сократить духовенство в числе, а с монашеством, как ты советуешь, надо покончить совсем. И я все снова и снова буду внушать эту мысль моему государю Карлу, дабы он перестал смотреть сквозь пальцы на целые орды бездельников, по вине которых Германия страдает от дороговизны.

Гуттен.Посоветуй-ка ему последовать примеру подлинно великого императора Александра Сев ера {974} , который сказал: «Глуп и ничтожен, как последний мальчишка, тот император, что за счет населения провинций содержит ненужных и бесполезных для государства людей».

Франц.Этот пример мне нравится — принимая в рассуждение хотя бы то, кто его подал.

Гуттен.Тогда преподай Карлу еще один, идущий от того же императора.

Франц.Какой?

Гуттен.Север строго-настрого запретил держать в храме больше четырех-пяти фунтов серебра, а что касается золота, то сам он ни разу не принес в дар богам ни одной крошки, ни самого тоненького листика.

Франц.О, если бы этот мудрый государь жил в наше время! Какое бы, по-твоему, решение он принял, видя, что вокруг священников все только золото да серебро и что они требуют дорогих камней и бог знает каких еще драгоценностей и почитают грехом прикоснуться к дереву или глине?

Гуттен.Такое же точно, какое следует принять и нашему Карлу, в случае если придется воевать за отечество, а денег не хватит.

Франц.Но какое же все-таки?

Гуттен.Он собрал бы золото и серебро в церквах, сколько его там ни есть, а драгоценные камни продал и все вырученные деньги обратил бы на содержание армии, чтобы оказать государству необходимую помощь.

Франц.Ну, а если войны нет?

Гуттен.Тем не менее я считаю, что все это нужно из храмов изъять, а священников, ревнуя о благочестии, освободить от бремени богатства, которое им в тягость.

Франц.Полезный совет, уже потому хотя бы, что пока такие вещи находятся в храмах, они смущают души жаждою стяжания. Когда же священные сосуды будут из глины, а митры епископов из полотна, это будет для нас постоянным напоминанием о христианской умеренности. Ведь злополучное золото, вторгшись в храмы, изгнало из них Христа, и оно же исторгло истинное благочестие из душ и вложило в них любовь к себе — к золоту. Так покончим же с причиною столь тяжких бедствий, покончим раз и навсегда, а затем навсегда закроем перед ней ворота Германии. Этого хотят все, все к этому стремятся!

Купец.Какое прекрасное, какое радостное начинание, лишь бы только вам удалось взять верх!

Гуттен.Верх возьмет Христос: ведь это и его забота, он одолеет тех, что поднялись против него.

Купец.Ну, а с куртизанами как обстоят дела?

Гуттен.Хорошо! Ненависть к ним начинает расти — наконец-то мы этого добились!

Франц.Если мы переходим к куртизанам, то, по-моему, Гуттен, ты должен сначала рассказать нам, какими пороками изобилует город Рим и сколько их.

Гуттен.Сочти лучше звезды и песок морской!

Франц.Ну, хоть что-нибудь скажи о столице нынешних лжеепископов.

Гуттен.Да ведь есть диалоги и другие мои сочинения на эту тему. Читайте!

Франц.Как будто сейчас лучше сесть за книгу, чем продолжать нашу дружескую беседу!

Гуттен.Так запомните же самое основное: все в Риме ужасно, все вывернуто наизнанку, как говорится — μηδέν ὑγιές [218]. И это тем более опасно и пагубно, что город Рим избрали столицею церкви и воздвигли в нем того бесстыжего идола — папу, — коему разрешается все без изъятия: он может, если вздумает, принимать решения, противные учению Христову (что часто и случалось до сего времени), отступать от Евангелия как угодно далеко, награждать, кого заблагорассудится, блаженством, — даже если человек погряз в грехах, — и, напротив, осуждать на муки души невинных. Одним словом, он может столько, сколько отважится себе позволить, а перечить ему нельзя, нельзя даже роптать, и запрещается смещать папу, каким бы он ни был и какую бы жизнь ни вел, — запрещается, даже если этого хочет церковь: вот какую власть дает ему Базельский собор {975} , подчиняя церковь папе и вознося его могущество превыше авторитета соборов. Всего этого Христос не заповедовал, и самой природе нестерпимо, чтобы кто-то из смертных владел тем, что принадлежит бессмертному богу. Однако так бы оно и было, если бы только они не лгали, уверяя, будто Христос даровал им право разрешать и связывать по своему усмотрению и что всякое их слово будет одобрено на небесах у бога-отца.

Купец.Постой-ка, я не совсем понимаю: стало быть, Христос не даровал им этого права?

Гуттен.Нет, почему же, даровал — при условии, что любовь в них будет совершенна, но и то не в большей мере им, чем тебе или мне, или любому истинному христианину.

Купец.Значит, каждому христианину, где бы он ни был, дано связывать и разрешать?

Гуттен.Каждому из нас, если только мы доподлинно христиане и ясно представляем себе, что должно связывать и разрешать.

Купец.Что же в таком случае надлежит связывать и что разрешать?

Гуттен.Я полагаю — узы грешников, но не заветы Священного писания, ибо для слова божия, как учит Павел, нет уз {976} , и закон, по свидетельству Христа, не будет нарушен вовеки, даже тогда, когда исчезнет земля, и небо, и все сущее.