Николай Гарин-Михайловский - Восточная и Центральная Азия

— То ли это стрела асуриев, то ли стрела драконовых ханов, то ли стрела тэнгрия? Но, увы! Может статься, это стрела Гесера. Как знать?

— Бабушка! — предлагает один. — Я готов вынуть из тебя стрелу. Но, если я выну, — согласишься ты стать моею женой?

— Хорошо, я согласна стать твоей женой, — отвечает та.

— Но поклянись!

Та поклялась, и юноша вынул стрелу. Но не успел он вынуть, как старуха тотчас же проглотила обоих: и Гесера и Ачжу–Мерген. Тогда говорят те:

— Разве же ты не давала клятвы? Как же ты посмела нас проглотить? Не выпустишь? Ну, так мы пролезем через твои почки и выйдем наружу сквозь твои подошвы.

— Ив самом деле! — решила старуха. И она отрыгнула их обратно.

Женился Гесер на мангусовой старшей сестре и тогда-то выступил на мангуса, в его ставку. Но вот, увидев приближавшегося Гесера, мангус обернулся волком и бросился наутек. Гесер тотчас погнался за ним, обернувшись слоном. Только стал настигать, как тот оборачивается тигром и бежит дальше. Гесер, обернувшись львом, продолжает его преследовать. И уж стал было настигать его Гесер, как мангус рассыпается множеством комаров… Пробует Гесер переловить мошкару посредством валов из золы, но, проползая там и сям, мошкара ушла в ставку мангусовой старшей сестры…

А мангус-то опять превратился, превратился опять в великого Хутухту-ламу, у которого было пять тысяч учеников— шабинаров. И живет себе… Разузнал Гесер, где находится этот лама. Разузнал и навел на него сонное видение. И в сонном видении ему было указано так:

— Завтра, рано поутру, явится к тебе шаби, умом глубокомудр и из себя необыкновенно красив; таков этот шаби. Если он придет, прими его с подобающей лаской. Это будет наилучший твой ученик.

Вот какой сон навел на ламу Гесер, и затем, поднявшись рано утром, он является к ламе в назначенное время. Лама сразу понял: вот оно, что предрек мне сон прошлой ночью!

И сделал его лама первым из пяти тысяч своих учеников.

На Гесерову землю лама заготовил всевозможные заклятия, которыми навлекались всякие беды: «Пусть не переводятся у них болезни, мор, черти-албины и черти-читкуры!» — говорилось в них. Эти заклятия он приказал произнести своему главному ученику. Но тот, вместо этого, призвал великое благословение на Гесерову землю, а на мангусову землю накликал так:

— Пусть там, у мангуса, всякие несчастья и дьявольские наваждения обложат голову ламы и никогда не прекращаются на всех его людях!

Один шабинец подслушал эти слова, пошел и передал ламе:

— Этот шабинец поступил против твоего приказа: благословения он направил туда, а проклятия-то — сюда!

Когда пришел первый его ученик, лама говорит ему:

— Давеча один шабинец сказывал про тебя, сказывал, будто бы ты произнес благословения на ту, тибетскую сторону, а на нас послал проклятия.

— Как бы не так! Конечно же я сотворил проклятия туда, а благословения — сюда, на своих.

— Стало быть, это он из зависти к тебе, из-за того, что ты над ними старший! — решает лама. — Пусть только он попробует и впредь наговаривать мне, я без обиняков прокляну его.

Тем временем Хутухту-лама стал говорит своему лучшему ученику:

— Собираюсь я строить себе келью для уединенных созерцаний: не сумел бы ты мне ее построить?

— Я, пожалуй, особенно горазд строить! — ответил тот.

— Вот и кстати, строй!

Тогда шаби построил ему келью из камыша. Каждую камышину обматывал он хлопчатым войлоком, пропитанным маслом. Сделал как следует и двери и дымник. И все сделал так плотно, что не оставалось щелочки, куда можно было бы просунуть кончик иглы.

— Келья готова! — докладывает он. — Теперь, лама, вам остается только въехать.

— Старые скверные шабаинцы завидуют тебе! — говорил ему лама. — Прогони-ка ты их всех отсюда, не оставив из пяти тысяч ни одного.

Следуя наставлению своего ламы, первый шабинец изгнал их всех до единого.

— В свое время ты сам подавай мне кушанье и чай! — говорит лама.

— Ну, так что же? Ладно! — отвечает тот.

Сидит лама в своей келье и предается созерцательной молитве. Тут-то Гесер и подпалил со всех концов камыш, и вспыхнуло огромное пламя.

Обратится лама в человека — вопит. Обратится волком — воет. Обернется мухой — жужжит.

Так и спалил он его дотла и искоренил его мангусово племя.

Доведя это дело до полного конца, государь десяти стран света, Ачиту–Гесер–Мерген-хан, прибыл в родное урочище Нулум-тала и воздвиг там ставку ханскую из драгоценного камня.

Где моя матушка? — спрашивает Гесер. Отвечает ему сын Цзасы, Лайчжаб: «Матушка твоя уже давно обрела святость Будды. Когда тебя обратили в осла, у нее нарушилось кровообращение, и она впала в беспамятство».

Зарыдал Гесер, и от рыданий трижды перевернулся его дворец из драгоценных камней. Перевернулся и опять стал на свое прежнее место.

Садится тогда Гесер на своего вещего гнедого, берет свой волшебный кнут, привешивает свой девятиалданный меч; надевает на свою благородную голову белый шлем свой Манлай, на котором чредою поставлены солнце и месяц; темно-синий свой панцирь, как блистающая роса; свои наплечники, сверкающие, как молнии; вкладывает в колчан тридцать своих белых стрел с бирюзовыми зарубинами; берет свой черно-свирепый лук; свою огромную секиру булатную весом в девяносто и три гина; свою малую булатную секиру весом в шестьдесят и три гина; золотой аркан для уловления солнца, серебряный аркан для уловления луны; свой железный посох в девяносто и девять звеньев. Все это берет он с собой в путь-дорогу.

Взлетел он на небо и явился к отцу своему, тэнгрию Хормусте. И доложил ему:

— Милостиво выслушай меня, батюшка мой Хормуста-тэнгрий! Не видал ли ты души земной моей матери?

— Нет, не видал я! — последовал ответ.

Тогда отправляется Гесер наведаться у тридцати и трех тэнгриев. Но ответили и те, что не видывали. Осведомился у бабушки своей, Абса–Хурце, — и она не видала. Спросил у трех своих победоносных сестер.

— Откуда ей и быть тут? — сказали они. — Нет, не видали мы.

Спросил у отца своего, горного хана Ова–Гунчида; тот тоже не видал.

Тогда Гесер спускается на землю, обернувшись царственной птицей Гаруди. А спустившись, направляется он к царю ада, Эрлик-хану. Хочет войти, но оказываются крепко заперты врата восемнадцати адов.

— Отворите!

Не отворяют.

Тогда он разбивает адские врата и входит. Стал расспрашивать привратников восемнадцати адов, но ничего от них не добился.

Тогда, оставаясь у ворот ада, Гесер наслал на Эрлик-хана домового душить его во сне. Но оказалось, что душой Эрлик-хана была мышь. Распознал это Гесер и обращает свою душу в хорька. Поставил он у входа в дымник свою золотую петлю вместе с хорьком; а сверху дымника наставил свою серебряную петлю. Он рассчитал, что если мышь полезет снизу, то попадет в золотую западню и не вырвется; а если полезет сверху — угодит в серебряную ловушку, и ей не уйти.