Грузинские народные предания и легенды

Собака бросила шакала, пошла по следу волка. Увидел ее волк и спрашивает:

— Кто ты?

— Твой покорный слуга, — ответила собака.

— Так пойдем, продолжим путь вместе. Пошли. В пути увидели следы медведя.

— Чьи это следы? — спрашивает собака волка.

— О, это такой зверь, который одним ударом обоих нас прикончит.

Бросила собака волка и пошла по следам медведя.

— Кто ты? — спрашивает ее медведь.

— Твой покорный слуга, — ответила собака.

— Так пойдем за мною, — сказал медведь, и пошли они вдвоем к лесу. В пути собака приметила следы человека.

— Чьи это следы? — спросила собака.

— О, это такой зверь, сильнее которого нет на свете, — ответил медведь.

Бросила собака медведя и отыскала человека.

С тех пор живет она с человеком и верно ему служит.

Огромным и очень сильным животным был буйвол. Еле-еле передвигался он по земле. От его тяжести земля дрожала. Когда он ступал по земле, его ноги проваливались. Поэтому чаще всего он лежал и жевал жвачку. Лень было ему вставать. В жаркие дни ложился он в жидкую грязь и не вставал до вечера. Однажды спросили его:

— Почему ты еле волочишь ноги? Зачем не бегаешь резво, подобно лошади?

— Гм, — ответил буйвол, — если стану я бегать подобно лошади, земля меня держать не станет, начнет колебаться под ногами. Поэтому и хожу я медленно, не торопясь.

В старину буйвол был белым как снег и мычал, как бык. А теперь он черен как ворон и точно квакает "ноэ, ноэ, ноэ!" — будто зовет Ноя.

В то время, когда господь послал на землю потоп, буйвол лежал в черной грязи и жевал себе безмятежно жвачку. Когда начался ливень, не торопясь пошел он к Ноеву ковчегу, но не поспел. Хлынули воды, и ковчег поплыл по воде. Буйвол плавал хорошо, поплыл он за ковчегом, но настичь его ему уже было трудно. К тому же Ной уже запер двери ковчега и не смотрел наружу. Подплыв наконец к ковчегу, буйвол поднял кверху голову и позвал Ноя:

— Ноэ, Ноэ, Ноэ-э!

Ной выглянул, узнал буйвола, открыл ему двери и впустил в ковчег. Буйвол в спешке не успел отмыть черной грязи и так и остался черного цвета, а когда мычит он, поднимает высоко голову иже зовет Ноя.

Зайчиха спросила своего новорожденного детеныша, сколько времени он хочет кормиться грудью матери: год или три дня и три ночи? Зайчик, думая, что "три дня и три ночи", должно быть, больше, чем одно слово "год", выбрал то, что больше. Поэтому ныне зайчиха кормит грудью своих детенышей только трое суток.

В старину в Саингило [395]жил один прославленный герой. Широко было известно его имя. Никто не мог тягаться с ним ни в охоте, ни в борьбе, ни в каком ином удалом деле. Поэтому народ прозвал его Аслан-лев.

Стоило только появиться вражескому войску в узком Курмухском ущелье, Аслан появлялся со своим отрядом и уничтожал врага.

Кто сочтет, сколько раз избавлял он родной край от разорения! Поэтому ненавидели его враги и всячески старались его уничтожить.

Да и Аслан — нечего и говорить — был начеку. В пути ли, дома ли — всегда он был вооружен до зубов. Не было за душой ничего у Аслана, кроме одной башни. Ни пахал он, ни сеял. В военное время жил он военной добычей, в мирное — охотой.

Но богаче всех на свете считал себя Аслан, так как была у него дочь Мзетунахави [396]. Боясь, чтобы весть о ее красоте не достигла ушей врагов и не похитили бы ее, Аслан все дни держал ее взаперти, в башне.

Лишь в сумерки открывалась дверь, Мзетунахави выходила на вольный воздух и при свете луны расчесывала свои длинные косы.

Был у красавицы один петух. Гребешок, клюв и шпоры были у него золотые. День и ночь дремал петух, но как только враг приближался к границе, петух просыпался и начинал громко кричать. На его пение отзывались другие петухи, один за другим. Пение петухов поднимало на ноги всех людей, и войско заблаговременно собиралось, чтобы дать отпор врагу.

Мзетунахави выводила и петуха на лунный свет. Он дремал, сидя у нее на плече.

Однажды после большого праздника народ спал крепким сном. Напрасно кричал петух, извещая всех о приходе врага. Не услышали его пения, и враг легко пересек границу, предавая страну огню и мечу. Аслан тоже не слышал ничего. Как мертвый спал он на пороге своей башни. Нашли его вражеские воины и отрубили ему голову. Взломали дверь башни и вошли. Темно было в башне, но лицо Мзетунахави светилось в темноте.

Изумленные воины остолбенели и спрашивали друг друга: что это — видение или сон?

Наконец, убедившись в том, что это живая девушка, они решили взять Мзетунахави в плен и отвезти ее в дар царю. Девушка поняла, что ее ожидало, и сказала воинам:

— Знаю, вы хотите мне добра, отвезете меня в дальние края. Многие мои ровесницы позавидовали бы мне. Лишь одна у меня просьба. Давно дала я обет принести своего петуха в жертву святому Георгию Курмухскому. Все не собралась выполнить свой обет. Петух мой болен, дремлет день и ночь. Уж не поет он больше. Пока он жив, дайте мне выполнить обет — и я спокойно покину родную землю. Дайте мне немного времени, я поднимусь в храм Курмухо [397]и тотчас спущусь обратно.

Воины переглянулись, посоветовались и дали свое согласие.

Красавица взяла петуха, завернула его в полу своего платья и пошла вверх по узкой тропинке. Дошла она до дверей, оглянулась: вокруг не было никого, только чернел вход в церковь. "Ах, хоть бы поглотила меня та скала", — подумала она.

Только собралась девушка, выпустив своего петуха, броситься со скалы вниз, как открылась под храмом пещера и девушка со своей птицей скрылась в ней.

Долго ждали ее воины у подножия скалы. Пошли за ней следом, искали, но нигде не нашли. Разрушили храм и вернулись ни с чем.

"Если спаслись мы от разрушения и нашествий, то только благодаря той Мзетунахави, — говорят местные жители. — Она предупреждала нас обо всех нашествиях. И теперь, как настает полночь, открывается пещера, вылетает золотой петух и начинает петь. Петухи всего Саингило вторят ему, а Мзетунахави сидит на высоком камне и расчесывает свои косы".

Говорят, в былые времена виноградная лоза и соловей большую дружбу вели меж собой. Вспорхнет, бывало, соловей на лозу и сладко поет. Слушает лоза его и обливается слезами.

Однажды соловей с таким пылом свистел и заливался, что у лозы от страсти быстро стали расти ее зеленые усики.

Певец и не заметил опасности. Пел он себе, позабыв обо всем на свете, а его лапки потихоньку обвивали тонкие как нити, гибкие усики лозы.

Всю ночь пьянел от страсти соловей, а лоза плакала, плакала и все теснее обнимала ножки певца своими блестящими, только распустившимися пальцами.