Старонемецкий эпос - Песнь о Нибелунгах

Нибелунги — здесь: сказочные хранители сокровищ. Но это и имя собственное. Древний смысл его: существа, обитавшие в подземном царстве, карлики-цверги, автору «Песни о нибелунгах», очевидно, уже не ясен. Нибелунги фигурируют в первой части песни в образе могучих воинов. Во второй части термин переносится на бургундов (начиная со строфы 1523).

…свой Бальмунг, добрый меч… — У германцев было в обычае давать имя прославленному оружию.

Альбрих — карлик, служивший Шильбунгу и Нибелунгу, а затем вассал Зигфрида, хранитель клада.

Бургундами учтиво был встречен знатный гость. — Несообразность, характерная для эпического повествования: учтивая встреча устраивается Зигфриду после того, как его довольно долго продержали во дворе королевского замка, пока Хаген рассказывал о его подвигах! Время рассказа Хагена как бы не входит во время действия, вернее — время действия «выключается», пока длится этот рассказ.

Как вы, я — тоже витязь, и ждёт меня корона, //Но доказать мне надо, что я достоин трона // И что владеть по праву своей страной могу. — Пришедший из легендарного прошлого герой утверждает власть над королевством мечом, феодальный правитель отстаивает свои владения ссылкой на право давности и наследования. Оба ссылаются на право, но один видит источник права в собственной доблести, другой же — в легитимности. Этому соответствуют две формы поведения: Зигфрид со своим дерзким вызовом на поединок противостоит Гунтеру и Герноту, проявляющим куртуазную сдержанность. Зигфрид провоцирует бургундов характерными для героической поэзии «подзадоривающими» речами, те, во всяком случае — старшие братья и Хаген, призывают его к рассудительности и в конце концов добиваются своего. Здесь заложены предпосылки будущего устранения ими Зигфрида.

В метании ли копий, в бросании ль камней // Он был любых соперников ловчее и сильней. — Эти состязания как бы подготавливают грядущий поединок Зигфрида с Брюнхильдой и демонстрируют его непобедимость.

…объезд владений свершали короли… — Средневековые правители регулярно объезжали свои владения и во время этих разъездов отправляли правосудие, взимали поборы с подданных и следили за соблюдением порядка в стране.

Сказал король учтиво… — В феодально-рыцарском мире всё было подчинено церемониалу. Посланцев противника, явившихся с известием об объявлении войны, надлежало учтиво принять как гостей.

Недель через двенадцать… — Сборы в поход, как и самоё передвижение войска, происходят эпически медленно.

Совет держать я должен с вассалами своими… — Король должен обсудить вопрос о грозящей войне с верными людьми, так как на них ему придётся рассчитывать в случае открытия боевых действий и они в качестве вассалов присягнули королю «помогать ему оружием и советом».

Король был опечален, вздыхал он тяжело. — В противоположность Зигфриду, которого возможность свершения воинских подвигов радовала, Гунтера озабочивает перспектива вести войну, — как государственного мужа, не желающего потерять рыцарей или свои владения, и как нерешительного человека, а именно таким рисуется он в «Песни о нибелунгах».

Где суждено погибнуть, там смерть тебя найдёт. — Выражение героической веры в Судьбу.

А мы ведь не успеем собрать свои отряды. — Трёх месяцев оказывается недостаточно для сбора войска, — с точки зрения людей эпохи, которая вообще воспринимала время преимущественно большими отрезками и жила неторопливо.

Зигфриду сказать про всё нам надо. — Хаген уже начинает понимать, сколь необыкновенные услуги мог бы Зигфрид оказать бургундским королям.

Не разузнав, кто из друзей встать за него готов. — Феодальный сеньор не мог всегда и во всех случаях рассчитывать на безусловную поддержку своих вассалов, они могли и отказаться принять участие в походе. Помимо прочего, время, на протяжении которого военная служба вассала была обязательна, ограничивалось определённым числом дней в году.

Ведь правду открывают лишь преданным друзьям. — Гунтер ведёт игру с Зигфридом с целью выяснить степень его готовности помочь ему, и Зигфрид, с присущей ему непосредственностью, немедля даёт заверение оказать королю любую поддержку. Контраст между прямодушием и мужеством Зигфрида, не способного на долгое размышление и интригу, и двуличием и хитростью Гунтера, подстрекаемого Хагеном, проявляется во всех сценах первой части «Песни о нибелунгах», вплоть до гибели нидерландца.

Сочтёмся мы услугою… — В свете грядущего убийства Зигфрида эти слова приобретают двойной смысл.

Велите возвращаться на родину гонцам, // Затем что очень скоро мы сами будем там… — Зигфрид замыслил нанести саксам и датчанам опережающий удар, но, согласно требованиям рыцарской этики, заранее оповещает об этом противников.

Послы же, чтоб отказом его не гневать зря, // Всё приняли… — Принятие подарка налагало на одарённого обязательства и позволяло предполагать, что он останется другом дарителю. Поэтому послы врага предпочли бы уйти без подарков Гунтера.

Пусть вместе с молодёжью нас прикрывает с тыла. — Имеются в виду оруженосцы.

Бойцы… съехались опять, // Чтоб счастье в схватке яростной мечами попытать. — В первой схватке бойцы сломали копья и теперь бьются на мечах.

Он запросил пощады, сказал, кто он таков… — Побеждённый в знак своего подчинения противнику называл свое имя.

Воитель знал, что пленник и знатен и богат… — Знатность пленника увеличивает славу победителя, его богатство — залог того, что за пленника будет уплачен выкуп.

За шпильманом могучим все устремились в бой… — Здесь впервые упоминается, что Фолькер был поэт.

Кругом кипела схватка…// Полки бросались в сечу…// Но чуть сошелся Зигфрид с противником своим, // Как саксы прочь отхлынули… — В средневековых описаниях сражений на первый план, как правило, выдвигаются поединки героев, которые и рисуются во всех деталях, участие же в битве массы рядовых воинов образует лишь фон.

И только под конец узнал, кого ему винить. — Людегер не знает, с кем он вступил в схватку (лицо бойца было скрыто забралом шлема), и лишь по её окончании видит на щите противника корону Зигфрида. См. строфу 215.