Жерар де Нерваль - История о царице утра и о Сулеймане, повелителе духов

Рассказчик умолк: полчаса прошло. Воспользовавшись перерывом, каждый мог попросить кофе, шербет или табак. Завязались разговоры о достоинствах отдельных деталей рассказа и о том, что сулит начало. Сидевший рядом со мной перс заметил, что, как ему кажется, история почерпнута из «Сулайман-наме».

Во время «паузы» – так называют эту передышку, а каждая законченная часть повествования именуется «сеансом» – пришедший с рассказчиком мальчик обходил слушателей с деревянной чашкой и вскоре поставил ее, полную монет, к ногам своего хозяина, после чего тот продолжил рассказ. Вот что ответил Бенони Адонираму.

Несколькими веками раньше египетского плена евреев Сава, прославленный потомок Авраама и Кеттуры, обосновался в благодатном краю, который мы зовем Йеменом, и заложил там город, носивший поначалу его имя, а ныне известный нам под названием Мареб. У Савы был брат Иарав, давший свое имя Каменистой Аравии. Его племя так и кочует то здесь то там со своими шатрами, а потомки Савы по-прежнему владеют Йеменом, богатым царством, которым правит сейчас царица Балкида, прямая наследница Савы, Иоктана, патриарха Евера… прапрадедом ее отца был Сим, общий прародитель евреев и арабов.

– Твое вступление пространно, как в египетской книге, – в нетерпении перебил ученика Адонирам, – ты рассказываешь монотонно, как Муса ибн Амран, многоречивый освободитель племени Иакова. Болтуны пришли на смену людям дела.

– Как расточители пустых речей вытеснили поэтов, горевших священным огнем. Одним словом, мастер, царица Южная, правительница Йемена божественная Балкида направляется в гости к премудрому царю Сулайману и сегодня прибыла в Салим. Наши строители устремились ей навстречу следом за государем; столько народу за городскими стенами, что земли не видно, а все мастерские опустели. Я побежал туда в числе первых, посмотрел на процессию и вернулся к тебе.

– Укажите им господина, и они помчатся, чтобы пасть к его ногам… Бездельники… рабские души…

– Просто любопытные, мастер, и вы поймете это, если… Меньше звезд на небе, чем воинов в свите царицы. За ней следуют шестьдесят слонов; на их спинах возвышаются башенки, где сверкает золото и переливаются шелка. Впереди тысяча савеян с золотистой кожей ведут верблюдов, чьи ноги подгибаются под тяжестью клади – все это подарки, которые везет царица нашему государю. За ними идут легковооруженные абиссинцы, чьи лица подобны красной меди. Тучи черных как толь эфиопов снуют там и сям, подгоняя лошадей и подталкивая повозки, везде поспевая по малейшему знаку. Еще… но зачем я все это рассказываю? Вы даже не слушаете меня.

– Царица савеян! – задумчиво пробормотал Адонирам. – Вырождающееся племя, но кровь чистая и без примесей… И зачем же она явилась к нашему государю?

– Разве я не сказал этого, Адонирам? Она хочет увидеть великого царя, испытать его столь прославленную мудрость… а может быть, и превзойти его в этом… Говорят, она подумывает о том, чтобы стать женой Сулаймана ибн Дауда, ибо хочет произвести на свет наследников, достойных ее рода.

– Безумие! – пылко воскликнул художник. – Безумие!.. Кровь раба, кровь самых низких и ничтожных созданий – ею полны жилы Сулаймана! Неужели львица может стать женой беспородного домашнего пса? Сколько уже веков этот народ приносит жертвы языческим богам, а его мужчины ищут утех у чужеземных женщин; эти поколения вырожденцев давно утратили мощь и энергию предков. Кто он такой, наш миролюбивый Сулайман? Сын солдатской девки и старого пастуха Дауда, а сам Дауд – правнук беспутной Руфи, которая явилась некогда из земли Моав и легла к ногам ефрафатского хлебороба. Ты восхищаешься этим великим народом, мой мальчик, но от него осталась лишь тень, ибо нет больше былого племени воинов. Звезда этого народа еще в зените, наклонится к закату. Мир изнежил их, из тяги к роскоши и наслаждениям они предпочитают золото железу, эти лукавые подданные хитроумного и сластолюбивого царя годны теперь лишь на то, чтобы торговать вразнос да наживаться на ростовщичестве, опутывая мир своими сетями. И Балкида снизойдет до столь безмерной низости, Балкида, наследница патриархов! Но скажи мне, Бенони, это правда, она уже здесь? Сегодня же вечером она вступит в ворота Иерусалима?

– Завтра суббота. Верная своим богам, царица отказалась войти сегодня вечером, после захода солнца, в чужеземный город. Она приказала раскинуть шатры на берегу Кедрона и, несмотря на все настояния царя, который вышел ей навстречу в сопровождении блестящей свиты, намеревается провести ночь за городскими стенами.

– Похвальное благоразумие! Скажи, она еще молода?

– Я бы сказал, что она еще может считать себя молодой. Ее красота ослепляет. Лишь краткий миг я смотрел на нее, как смотрят на восходящее солнце, которое тотчас обжигает и заставляет зажмуриться. Все при виде ее падали ниц, и я не был исключением. Поднявшись, я ушел, унося с собой ее образ. Но уже темнеет, о Адонирам, и я слышу, как строители толпой возвращаются сюда за своим жалованьем – ведь завтра суббота.

Тут явились во множестве ремесленники. Адонирам поставил у входа в мастерские стражников и, открыв огромные сундуки, принялся раздавать деньги. Работники подходили по одному, и каждый шептал ему на ухо тайное слово, потому что было их столько, что иначе он не смог бы удержать в памяти, кому какая положена плата.

Когда работника нанимали в мастерские, ему сообщали этот пароль, который он не должен был открывать никому под страхом смертной казни, давая в этом торжественную клятву. Свой пароль был у мастеров, свой у подмастерьев, свой у учеников.

Итак, каждый подходил к Адонираму и шепотом произносил заветное слово, и Адонирам выдавал каждому жалованье согласно его должности.

Когда церемония закончилась при свете смоляных факелов, Адонирам, решив посвятить эту ночь таинству своей работы, отослал юного Бенони, погасил огонь, спустился в подземные мастерские и скрылся во тьме.

На рассвете следующего дня Балкида, царица Утра, вместе с первым лучом солнца вступила в восточные ворота Иерусалима. Разбуженные топотом ее многочисленной свиты, иудеи выбежали к воротам, а толпа строителей следовала за процессией с приветственными криками. Никогда еще здесь не видели столько лошадей и верблюдов, такой огромной колонны пышно убранных белых сюнов и такого несметного роя черных погонщиков-эфиопов.

Предписанный этикетом бесконечный церемониал задержал великого царя Сулаймана; он только что закончил облачаться в ослепительное платье и вырвался наконец из рук служителей своей гардеробной, когда Балкида, сойдя на землю у ворот дворца, вошла, прежде поклонившись солнцу, которое же сияло над горами Галилейскими.