Лариса Новицкая - Обновление души и разума в Крыму. От Чатыр-Дага до Партенита

Постоянными в рационе были ароматные шашлыками из баранины, нанизанной на спицу и прожаренной на костре. Мясо после приготовления обычно снималось со спицы и ссыпалось в чашку. К шашлыку полагалась пшенная каша на овечьем молоке. Чатыр-дагские «кулинары» обладали одним уникальным рецептом. Резали ягненка или барашка, разделывали, очищали желудок и клали в него все мясо, нарезанное мелкими кусками. Засыпали туда перец и соль и желудок зашивали. После этого выкапывали яму, разводили в ней костер, ждали пока он прогорит, и на остывающие угли клали фаршированный желудок. Все это прикрывали сверху еловыми ветками и засыпали землей. После приготовления, когда желудок барашка вынимался, его разрезали, и получалась емкость с вкуснейшим мясом.

Одевались пастухи в бараньи куртки, остроконечные бараньи шапки, сандалии из шкур буйволов. Обязательным атрибутом был острый нож и черный футляр с молитвами, прикрепленный к черной перевязи через плечо. Молитвенник служил для них талисманом-оберегом, но вряд ли кто-нибудь мог прочесть хотя бы одну молитву. Зато они здорово разбирались в гаданиях на бараньей лопатке. Три раза в год, в определенные даты, чабаны, зарезав барана, варили мясо. Потом, взяв лопатку и держа против солнца, в определяли по числу извилин 10 марта – каким будет скот, 10 июня – какой будет зима и 10 января – каким будет лето.

Пастухи нанимались к хозяевам стад не за денежное вознаграждение, а за овец, 1/10 или 1/20 от приплода. Получалось, что заботясь о хозяйском стаде, работник одновременно заботился и о своих овцах. Он был не наемным работником, а равноправным владельцем. И поэтому оберегал стадо, словно родной отец детей. Количество получаемых им овец зависело от их сохранности и численности. Если волки, болезни или горные склоны уменьшали число отары, то и награда чабана уменьшалась. Пастухи знали свое стадо буквально «в лицо». Им не нужно было пересчитывать овец, они взглядом определяли, если пропала хотя бы одна подопечная.

Такая экономическая система сформировала особые моральные принципы. Эти люди, верные исключительно своему хозяину и заботящиеся о его и своем доходе, считали вполне правильным украсть животное из отары, принадлежащей другому собственнику. Не чурались они и убийства, если были застигнуты чужим пастухом. В конце сезона выпаса хозяин каждого стада поднимался к чабанам на яйлу Чатыр-Дага и там все вместе пировали.

Избранной кастой пастухов были атаманы, «адаманы». Они следили за работой и действиями низших по рангу работников, нанимали новых пастухов, получали от хозяев деньги на продовольствие и содержание, собирали сыр и молоко, проверяли и пересчитывали стадо.

На Чатыр-Даге обычно находилось до 35 отар по несколько тысяч голов. Главными помощниками людей были специально обученные пастушьи собаки «барак», высокие в холке, с лохматой белой шерстью, очень худые. Они могли одинаково разорвать как зверя, подкрадывающегося к стаду, так и случайного путника, оказавшегося поблизости. Этим собакам в холодную ночь пастухи могли поручить стадо, чтобы самим пойти погреться в ближайшей землянке. Спастись чужакам от них можно было, лишь забравшись на высокое дерево и громко зовя пастухов.

Собак специально обучали свирепости. Чатыр-Даг всегда славился своими волчьими стаями, иногда до 20 зверей в одной. Волки, обладая прекрасным охотничьим инстинктом, укрывались межу камнями горы и, невидимые человеческому глазу, поджидали стадо. Потом хватали овцу, которая тихо принимала уготованную участь. А вот козы всегда громко орали, оказавшись в волчьих зубах, и пастухи тогда могли застрелить серых разбойников. Иногда волки хватали даже маленьких чабанят, которых буквально с двух-трех лет отцы брали с собой на пастбища. Вот и приходилось обучать собак ярости и свирепости. Собаки отличались умом и всегда слушались своего хозяина, улавливая любой оттенок его голоса и его желания. Они могли сами создавать из своих тел защитную цепь вокруг стада, перерезать дорогу хищникам, самостоятельно собираться в определенном месте. Единственный враг, против которого собаки оказывались бессильны – хищные птицы. Особенно беркуты. Эти хозяева неприступных обрывов Чатыр-Дага, устраивавшие там свои гнезда, внезапно, камнем падали сверху на ягненка и уносили в недоступную ни собакам, ни пастушьим ружьям высоту неба

Особо важным делом в «коше» было доение овец и коз. Оно начиналось примерно в три ночи и продолжалось несколько часов. Для этой процедуры коз и овец загоняли в загородки. Сильные мужчины сидели на земле на корточках, сняв свои бурки. И даже без них, в одних рубахах, обливались потом от работы. Доение проходило вот как: чабан хватал овцу за вымя, приподнимал ее заднюю часть в воздух и выдавливал молоко в лохань. Овцы при этом жутко орали.

Воду пастухи обычно добывали в колодцах-хосарах. К отверстию ставилось бревно, опускалось вниз, и по этому бревну спускались вниз за снегом. Колодцы могли состоять из нескольких помещений, в которые приходилось добираться ползком в сырости и холоде. Добытый снег заворачивался в одеяло и с этим одеялом человек вновь поднимался из колодца на белый свет. Потом снег выкладывался в емкость, и растаявший, использовался для питья и хозяйственных дел.

С середины XIX-го века Чатыр-Даг, кроме чабанов, облюбовали любители горных походов и исследователи, пользовавшиеся услугами татар-проводников. Они всегда находили у чабанов приют. Кроме пищи для желудка, путешественники еще получали пищу духовную, музыкальную. Традиционными пастушьими музыкальными инструментами была пастушья дудочка «кавал» и волынка «тулуп-зурна» из цельной овечьей или козьей шкуры.

Созданный в конце 80-х годов того же века крымский «Горный клуб» тоже организовывал постоянные экскурсии на гору. Сохранились многочисленные записи туристов того времени. «Я согласен с тем, что вид с Чатыр-Дага не оправдывает ожиданий. С Ай-Петри несравненно лучше. Осмотр пещер представляет захватывающий интерес». «7 путешественников благодарят клуб за ночлег в домике и экскурсию, и удивляются тем экскурсантам, которые возводят вину на клуб за не понравившиеся им виды, за недостаточную высоту Чатыр-Дага и чуть ли за неудачную погоду…». «Водки нет, туман, сыро, гадко. Скверно…». «Привыкших к вокзальным ресторанам и шато-кабакам незачем ездить на Чатыр-Даг. В пещерах, конечно, темно и грязно, но пусть там будет всегда темно и грязно, пусть лучше застилают склоны Яйлы Чатыр-Дага тучи, чем дым паровозов». (60. 115).

Но мне больше по душе стихотворный отзыв, оставленный духовным писателем, поэтом, публицистом, путешественником и паломником А. Н. Муравьевым (1806 – 1874).