Velikaya Lives - Огонь и Я

Кондрат разложил палатку и пошел к машине, чтобы позвать Велушу к костру.

Дверца автомобиля была раскрыта, а плед скомканно лежал на сиденье. Велуши в салоне не было.

– Что за шутки? – недовольно пробурчал он и, обходя машину со всех сторон, позвал ее. Ответа не последовало, и Кондрат еще несколько раз, панически оббежав вокруг машину, с наползающим на него страхом закричал:

– Велуша, ты где? Велуша!

– Велуша! – донесся до нее как будто бы издалека еле уловимый голос Кондратия.

Велуша остановилась и, озираясь, осмотрелась по сторонам. Рядом никого.

Не понимая происхождения источника голоса Кондрата, она подняла голову вверх и стопой босой ноги не глядя потрогала почву перед собой. Стопа провалилась в ворохе опавшей листвы, и соприкоснулась с чем – то очень горячим.

– Ай, – от боли вскрикнув, одернула она ногу и посмотрела на обожженные пальцы.

Потом, не понимая происходящего, она протянула перед собой руку, чтобы ощупаться в пространстве и так же наткнулась на невидимую стену огня. Быстро одернув от незримого пламенного источника ладонь, Велуша посмотрела перед собой сквозь сумерки, всматриваясь через огненную дымку на каменистый склон, покрытый бурыми подтеками. Ее взгляд скользил снизу вверх, и на самой вершине горы она увидела слабозаметный фантом шамана Бабыргана, огненным призраком возвышающийся над горой. Пристально вглядываясь в округу, он искал того, кто посмел позвать его в свою реальность и этим воззванием активировал его проявление.

Голова Велуши кружилась от разносящегося внутри нее голоса:

– Тихо, тихо, успокойся, – говорил внутренний голос, – даже глаз поднять бойся в его сторону.

Фантом шамана Бабыргана узрел внизу перепуганную очень красивую женщину, и от этого его образ, сгущаясь, начал приобретать более насыщенную, прорисованную пылающим контуром фигуру, в своей трансмутации становясь похожим на химеру, глазницы которой вспыхивали раскаленными углями, извергающими пламя.

Точно такими же огненными зияющими глазницами вспыхнула вся гора, устремив на Велушу следящие распахнутые вежды, наполняющиеся огненной лавой. Лава струйками вытекала с этих глазниц, словно сама гора, взяла и разрыдалась, роняя горючие потоки слез наземь.

Пламенные прожилки в них сильно пульсировали, прокачивая лаву сквозь гору, и своим огненным потоком устремились к ногам Велуши горы, вытекающая сквозь каменистые трещины, змейками.

Велуша в ужасе закрыла лицо ладонями.

– Остановись, женщина! – прогрохотал чей-то страшный раскатистый голос.

Велуша вся сжалась в комок и замерла от страха, ее нога уже ступила на опасную почву огненной полосы, а зловещее чудовище смотрело на нее с высоты горного плато. В его глазах вспыхнуло и неистово разгоралось коричневое пламя.

«Беги без оглядки, – мелькнуло в уме Велуши, и внутренний голос, вспомнив наставления старожила, рассказавшего им о существовании шамана, говорил его словами:

– Это гора уснувшего огня, потоки женской энергии способны разбудить в спящем богатыре дикое пламя, и тогда приблизившаяся к нему женщина рискует быть настигнутой им и, попав под влияние пылких чар, плениться неземной страстью, великой силой и могуществом. Эта страсть до такой силы охватит ее плоть, сделав раболепной, что, потеряв рассудок, она добровольно расстанется с жизнью, пролив свою руду по каменистому склону бурыми потоками жертвенной крови, а ее измученное, обесточенное тело безжизненно застынет каменной глыбой останцев на самой вершине горы владений Бабыргана».

Велуша перепугано развернулась и, спотыкаясь, падая и вставая, попыталась бежать, а сочащаяся из горных трещин лава еще сильнее своим потоком потянулась к ней и, настигнув, стала втягивать ее в себя.

Велуша в страхе кричала, сопротивлялась, но все-таки, втянутая силищей потока, будто сама став такой же огненной субстанцией, потекла просочившись сквозь гору, устремилась по пылающим жилам к центру вершины горного плато.

Бабырган, сквозь сон заслышав запах женщины, принюхался, раздувая ноздри, и проснулся, втягивая свой блуждающий фантом обратно в напряженное и встревоженное тело.

Что-то потревожило его покой, заставило проснуться.

Он присел на краю своей лежанки и огрубевшими босыми стопами ног ощутил гуляющие, вот-вот готовые вскрыться и своим содержимым выскочить наружу горные вены. Пробудившаяся огнедышащая кровь вулкана бежала по ним.

Белка, выпотрошенной тушкой растянутая по углам его шестигранного бубна, вдруг налившись жизненными соками, – ожила и запрыгала по тонкой кожаной мембране так, что могло показаться, что она с большой скоростью бежит на месте, звуками ударов бубна наполняя пространство.

Шаман Бабырган поднялся с постели, осмотрелся вокруг и, недовольный тем, что его покой нарушен, сильно и раздраженно во всю мощь по-звериному зарычал, окончательно скидывая с себя оковы сна. Рык дикаря, наполненный невероятной силой, будто громовой раскат, заглушал панические вопли Кондрата. От этого тяжелого мощного звука задрожало небо и ходуном заходила земля, раскатистым громом разразились над долиной столкнувшиеся между собой тучи, и сотни вспышек молний в одночасье разразились над горой и длинными острыми копьями ударили в землю, раскалывая ее.

Облака наплыли на луну, затянув собой ее излучаемый туманный свет, и стало в долине совсем темно.

Кондратий бегал вкруг костра, машины, палатки и кричал от охватившего его ужаса. Ему казалось, что он сходит с ума, так как он отчетливо слышал разносящиеся вдали глухие удары бубна, крики Велуши и видел со всех сторон смотрящие на него из темноты огненные глазницы. А над горой Бабырган, куда они с Велушей держали путь, в свете молний высветилось выбрасываемое в атмосферу огромное облако пыли. Сухой, горячий, обжигающий ветер сильно подул ему в лицо.

– А-а-а, – взвыл от боли Кондрат, – это вулкан!

Земля трескалась под его ногами, как в сильную засуху, и прожилки лавы заполняли образовывающиеся в ней трещины. Все вокруг грохотало. Трава в поле вспыхнула и начала гореть.

Перепуганный насмерть Кондрат забился под машину и, беззащитно уткнувшись лицом в дорогу, беспомощно плакал.

Шаман Бабырган низко склонился к дрожащей земле, прижавшись к ней ухом, и услышал шумные потоки приближающегося огня.

Не теряя времени, водрузив над своей головой полную жидкости, похожей на кровь, большую каменную чашу, которую он называл чушкой, Шаман стал ходить по площадке плато и, раскачивая емкость, плескать содержимое по сторонам. Бурые капли полетели на землю и, капая, прожигали ее, шипели от соприкосновения с раскаленной поверхностью.

В местах тлеющих опалин вспыхнули, вырываясь из недр земли, языки пламени и, разрастаясь, соединились в один большой ритуальный костер, внутри которого образовалась емкость вулканического кратера, выталкивающего из себя огромные клубы дыма. Стало огненно-светло.