Низами Гянджеви - Семь красавиц

С той поры как семь небесных встали крепостей,
Не бывало камнемета этих слов сильней.

Шах Нуман спустился с кровли в час полночной мги,
Молча он, как лев, к пустыне устремил шаги.

Он отрекся от сокровищ, трона и венца.
Прелесть мира несовместна с верою в творца.

От богатств, какими древле Сулейман владел,
Он отрекся; сам изгнанья он избрал удел.

Не нашли нигде ни шаха, ни его следов,
Он исчез, ушел от мира, словно Кей-Хосров.

Хоть Мунзир людей на поиск тут же снарядил,
Не нашли, как будто ангел беглеца укрыл.

Горевал Мунзир, потерей удручен своей,
Он провел в глубокой скорби много долгих дней.

Выпустил кормило власти из своей руки...
Стал дворец его высокий черным от тоски.

Но утихло в скорбном сердце горе наконец;
Власть его звала, к правленью призывал венец.

Он искоренил насилье твердою рукой,
Ввел законы, дал народу счастье, мир, покой.

А когда он полновластным властелином стал,
Ездигирд ему признанье и дары послал.

А Бахрама, словно сына, шах Мунзир растил.
Был отцом ему. Нет, больше и роднее был.

Сын Нуман был у Мунзира; вырастал, как брат,
Он с Бахрамом. Оба шахский радовали взгляд.

Ровня был Бахрам по крови, одногодок с ним,
Он не разлучался с братом названым своим.

Вместе обучаться стали грамоте они,
За игрой веселой вместе проводили дни,

На охоту выезжали вместе в дни весны,
Никогда, как свет и солнце, не разделены.

Так Бахрам в высоком замке прожил много лет?
Помыслы его премудрый направлял мобед.

К знанью был Бахрама разум с детства устремлен.
Как достойно сыну шаха, был он обучен.

Изучал Бахрам арабский, греческий язык.
Старый маг его наставил тайне древних книг.

Сам Мунзир, многоученый и разумный шах,
Объяснял ему созвездий тайны в небесах.

Ход двенадцати созвездий и семи светил
Ученик его прилежный вскоре изучил.

Геометрию постиг он, вычислял, чертил.
Алмагест и сотни прочих таинств изучил.

Он, ночами наблюдая звездный небосвод,
Стал читать светил движенье и обратный ход.

Ум его величьем мира стройным был объят.
Знанья перед ним раскрылись, как бесценный клад.

И, увидя в восхищенье, что его Бахрам
Зорок мыслью, в постиженье знания упрям,

Все, что разум человека за века постиг,
Все, чем стал он перед небом и землей велик, —

Все Мунзир законов стройных кругом вместе слил
И, как книгу, пред Бахрамом наконец открыл.

И Бахрам, учась прилежно, стал в конце концов
Искушен во всех науках — даре мудрецов.

Были внятны все таблицы звездные ему,
Сокровенное он видел сквозь ночную тьму.

Астролябией и стержнем юга он владел,
Он узлы деяний неба развязать умел.

И когда наукой книжной был он умудрен,
Боевым владеть оружьем стал учиться он.

Он игрою в мяч, искусством верховой езды
Мяч выигрывал у неба и его звезды.

А когда в степи он ветер начал обгонять,
На волков и львов с арканом начал выезжать.

А в степи заря рассвета и лучи ее
Пред копьем его бросали на землю копье.

Вскоре он в стрельбе из лука равного не знал,
Птицу в высоте небесной он стрелой пронзал.

Полный весь колчан порою посылал он в цель.
Каждою своей стрелою попадал он в цель.

Так пускал он стрелы густо, так рубил мечом;
Что никто бы не укрылся от него щитом.

На скаку, в пылу охоты он копье метал,
На скаку в кольцо копьем он метким попадал.

Острием копья колечко с гривы льва срезал
И кольцо с замка сокровищ он мечом снимал.

На ристалище, когда он лук свой брал порой,
В волосок он — за сто гязов попадал стрелой.

Все, что в поле на ловитве взгляд его влекло,
От летящих стрел Бахрама скрыться не могло.

Так в науках и в охоте перед ним всегда
Реяла его удачи яркая звезда.

Доблестью его гордились ближние царя,
С похвалою о Бахраме всюду говоря.

Говорили: «То он в схватку с ярым львом вступил.
То он барса на охоте быстрого сразил».

И такие о Бахраме всюду речи шли,
И его «Звездой Йемена» люди нарекли.

В Хаварнак однажды прибыл из степей Бахрам,
Предался отдохновенью, лени и пирам.

По бесчисленным покоям как-то он блуждал,
Дверь закрытую в проходе узком увидал.

Он ее дотоль не видел и не знал о ней;
Не входил в ту дверь ни ключник и ни казначей.

Тут не медля шах от двери ключ у слуг спросил.
Ключник тотчас появился, ключ ему вручил.

Шах открыл и стал на месте — сильно изумлен;
Будто бы сокровищницу там увидел он,

Дивной живописью взоры привлекал покой.
Сам Симнар его украсил вещею рукой.

Как живые, семь красавиц смотрят со стены.
Как зовут, под каждой надпись, из какой страны.

Вот Фурак, дочь магараджи, чьи глаза черны,
Словно мрак, и лик прекрасней солнца и луны.

Вот китайского хакана дочерь — Ягманаз, —
Зависть лучших дев Китая и твоих, Тараз.

Назпери — ее родитель хорезмийский шах.
Шаг ее, как куропатки горной, легкий шаг.

В одеянии румийском, прелести полна,
Насринуш, идет за нею — русская княжна.

Вот магрибского владыки дочь Азариюн,
Словно утреннее солнце девы облик юн.

Дочь царей румийских.— диво сердца и ума.
Счастье льет, сама счастлива, имя ей — Хума.

Дочь из рода Кей-Кавуса, ясная душой
Дурасти — нежна, как пальма, и павлин красой

Этих семерых красавиц сам изобразил
Маг Симнар и всех в едином круге заключил.

А посередине круга — будто окружен
Скорлупой орех — красивый был изображен

Юный витязь. Он в жемчужном поясе, в венце.
И усы черны, как мускус, на его лице.

Словно кипарис, он строен, с гордой головой.
Взгляд горит величьем духа, ясный и живой.

Семь кумиров устремили взгляды на него,
Словно дань ему платили сердца своего.