Корнелия Добкевич - Штольня в Совьих Горах

— А кроме того, — сказал рыцарь, еле сдерживая удилами танцующего под ним и рвущегося вперед каштанового скакуна, — надобно выковать мне четыре копы [24] Копа — польская мера счета: шестьдесят штук. хороших копий! Только гляди — я долго ждать не буду!.. За платой не постою — крикнул он, уже мчась к лесу, — дам столько, сколько следует, только поспеши с работой!

Нисколько не заботясь о том, что в кузнице нет выплавленного железа и работников, рыцарь и два его оруженосца умчались по дороге. Только комья земли, да клочья травы из-под ног коней во все стороны полетели…

Встревожился Якуб. Нет, не выполнить ему одному такой работы для Лабендзя! А это значило отдать кузницу в чужие, немецкие руки… Пред очами Прокши страшная картина возникла: вот толстый немец и два его тощих подручных хлопочут возле наковальни, а другие, целой толпой, мехами огонь на горне и в дымарках разжигают наново, на чужом добре свою выгоду правят…

«Что делать? Как мне от беды уберечься? — горько раздумывал Якуб, вертя в руках меч. — С этим-то я управлюсь, а копья? Где железа взять, как их столько выковать за короткий срок?»

Сам с собой разговаривая, на горе свое сетуя, взялся Якуб за перековку меча Лабендзева и остаток угля в горн засыпал. И не знал Якуб, что гном в самом темном углу кузницы под лавкой сидит, зорко смотрит на всё и каждое слово человеческое ловит…

До позднего вечера работал Якуб и, чуть не сомлевши совсем, бил по наковальне, да меха в горне раздувал. К заходу солнца меч был готов. Начистил его Якуб до блеска и положил в сундук, что в хате стоял. Потом лег на полати и распрямил натруженную за день спину. Недолго однако спал он — печальные мысли сон отогнали. Встал Якуб опять, чтобы пойти в кузницу. Но только за порог вышел, остановился словно вкопанный и замер от сильного удивления…

По всей вырубке и в кузнице от пылающих горнов кузнецких и веселых костров на поляне было светло как днем. Дымарки ожили: снова текла из них выплавленная багрово-бурая руда, снова меха поддерживали в печах пламя и жар. А двигали те меха крохотными ножками своими маленькие плавильщики-гномы — все одетые в кожаные фартуки, как и пристало в кузнечном ремесле. Пенился шлак поверх растопленной руды, и маленькие работники сгребали его крохотными лопатами. Возле дымарок подручные рубили на куски мягкие еще слитки железа, чтобы ковать способнее было…

Не счесть, сколько там молотов било, сколько работало маленьких человечков, одетых в коричневые колпачки и кожаные фартуки! Шум самосильный над вырубкой стоял — шум голосов работающей толпы. Словно в улье гудело всё вокруг!

Спрятался Якуб за угол хаты и стал из-за кустов глядеть на маленьких кузнецов и плавильщиков. И не мог надивиться, как складно у них работа идет, как всего им хватает — и умения, и расчета, и ловкости. Заметил, как на конце вырубки дым из ям идет, где гномы-угольщики выжигали древесный уголь, для поддержания огня в дымарках потребный. А на лесной дороге показались маленькие возы, груженые кусками уже выплавленного железа. Тащили их козы и олени, а гномы-возчики только покрикивали на них весело.

— Что делается… — шептал Якуб. — Боже, что делается!

Скрываясь меж деревьями и за кустами, обошел Прокша хату, прокрался к кузнице и через окошко в задней стене заглянул внутрь. Гудело там и звенело всё от работы — маленькими клещами вытаскивали гномы-кузнецы раскаленные куски железа из горна, на котором пылал ровный и сильный огонь. Другие, толпясь, но не мешая друг другу, ковали копья и наконечники для стрел. Много их было этих маленьких человечков — потому и управлялись они с длинными копьями и тяжелыми наконечниками: громадой всё одолеть можно! А над этим согласным и веселым трудом, словно весенний радостный ветер, словно птичий щебет, звенела старая кузнецкая песня:

В большом ящике, что стоял у порога кузницы, увидел Якуб десятки уже готовых копий — блестящих, хорошо откованных.

Радость охватила кузнеца. Хотел было подбежать к маленьким своим помощникам и от чистого сердца поблагодарить их, однако остановился сразу и присел возле хаты, вдали от места работы гномов — чтобы не мешать им. Припомнилось Якубу всё, что говорили среди кузнецкого сословия об этих маленьких человечках. Кузнец работает днем, а гном помогает ему ночью. Не любит он, если человек станет возле него и глазеет — сердится тогда, бросает инструмент, уходит и больше уже не возвращается. Никакой платы гном не принимает, ибо помогает человеку не как наемник, но только как товарищ и собрат по ремеслу.

Решил поэтому Якуб незаметно поставить на пороге кузницы жбан пива: гномы так же, как и люди кузнечного ремесла, за работой любят гасить жажду пивом. Тут же, рядом со жбаном, поставил миску, накрошил в нее хлеба свежего и сыра. Но делал всё тихо и незаметно, чтобы не всполошить занятых работой человечков.

А гномы старались вовсю — не отдыхали ни минутки до того часа, пока в курятнике Прокши не пропел в третий раз его пестренький голосистый петушок. Якуб тихонько вернулся в хату, а маленькие кузнецы неведомо каким образом спрятали под землю свои горны и дымарки, да и сами куда-то исчезли. Остались только сложенные в сарае за кузницей груды копий, которые они выковали ночью для рыцаря Лабендзя.

Дивился Якуб прекрасной работе гномов и не жалел им ни питья, ни мёда, которые налил в мисочки и жбаны, порасставив их по разным углам своего хозяйства. Лабендзь тоже был доволен отличными копьями и перекованным мечом: прислал Якубу полный кошелек серебра.

Теперь снова каждый день дымила труба в Якубовой кузнице, и голубоватая полоса дыма, поднимавшаяся над лесом, возвещала людям, что Прокша не спит до полудня, а усердно в кузнице трудится. Каждое утро находил Якуб в ящиках приготовленные ночью гномами железные слитки, а под стеной на дворе — кучу свежевыженного древесного угля, которого ему на весь день работы хватало.

Рыцарь Лабендзь и окрестные мужики всё больше привозили Якубу заказов на кузнечную работу, а платили, как кто мог — кто деньгами, а иные разным припасом домашним. Хорошо теперь стало Прокше — был у него в хате и холст на рубахи, хватало и муки на калачи и лепешки. Каждый день ел он теперь жирную кашу, досыта пил мёд и пиво. Известно: если кому-либо из кузнецов помогала громада этих маленьких, но очень трудолюбивых человечков, то всё шло у него как по маслу — что в замыслах своих, то и в работе.

Прознала о больших достатках Якубовых одна вдовушка красивая и так дело повела, что влюбился в нее кузнец и замуж хотел ту вдову взять.

— Однако, пока дело до свадьбы дойдет у нас с тобой, Якуб, — однажды сказала вдова, — приеду я к тебе с соседками своими и полный порядок в твоем холостяцком хозяйстве наведу!