Народ - Украинские сказки и легенды

— Что вам, дидыку, надо?

— Да вот в школу пришел.

— Э-э, дидыку, вы маленько запоздали.

— Ну, так прощайте…

На другой день поднялся дед пораньше и идет в школу.

— Что вам, дидыку, надо?

— Да вот пришел в школу пораньше, а то вчера вы сказали, что будто я запоздал.

— Да я, дидыку, не о том вам говорил, что вы поздно пришли, а что вы стары уже.

— Так, так…

Повернулся дед и идет домой. Находит по дороге торбочку. Оглядел ее, не заколдованная ли, а потом взял и пошел домой.

Развязывают они с бабой дома торбочку, да никак открыть не могут. Взяли нож, да и разрезали. Глядь — а в торбочке денег полным-полно…

И живут себе теперь дед с бабой, не горюют. Как-то раз поссорился дед с бабой и ударил бабу по голове.

Рассердилась баба:

— Ты чего меня бьешь? Я тебя проучу, я на тебя в суд подам, что ты торбу с деньгами нашел!

И подала баба на него в суд.

Тягают деда по судам, бьют, а тут и хозяин той торбочки объявился.

Призвали деда на суд. Спрашивает судья:

— Это ты, диду, деньги нашел?

— Я нашел.

— А когда ж ты нашел их?

— Да как в школу ходил.

Поглядел судья на деда, а было ему лет за семьдесят, потом глянул на пана и подумал: «Да как же могут деньги те быть Пановы, если дед нашел их, когда в школу еще ходил?»

И выиграл дед дело.

Шли брехач и подбрехач. Идет брехач через какое-то село. Встречает его пан и спрашивает:

— Ты откуда, мужик?

Он отвечает:

— Я из такого-то села.

— Если ты из этого села, то расскажи, что ваш пан делает, как хлеб уродился у него?

Говорит брехач:

— У нашего пана уродилась такая капуста, что одним листом всю крышу накрыли.

А пан:

— Да разве это может быть?

— Может, прошу пана.

Дал ему пан два цента и пошел.

Идет вскоре после того подбрехач, встречает опять того пана. Спрашивает его пан:

— Ты откуда, мужик?

— Оттуда-то и оттуда.

— Если ты оттуда, то правда ли, что у вашего пана такая уродилась капуста, что одним листом крышу накрыли?

— Той капусты я сам не видал, но встречал, везли качан на мельницу, вал с него обрабатывать.

Идут дальше. Встречает опять брехач пана.

— А откуда ты, мужик?

— Оттуда-то и оттуда.

— Что ж там у вашего пана слыхать?

— Да что ж, пан, уродилась у нашего пана такая гречка, что поехал он на охоту, да и заблудился в той гречке. Уже третий день, как нету.

— Что ты говоришь?!.

— Ей-бо, правда!

И получил он опять от пана два цента.

Идет подбрехач, встречает опять того же самого пана. Пан опять спрашивает:

— Ты откуда?

— Оттуда и оттуда-то.

— А правда, что у вашего пана такая уродилась гречка, что поехал пан на охоту, да и заблудился в ней, — три дня, как уж нету?

— Я вам, пан, не скажу, той гречки я не видал, а вот видел, как цыгане с той гречки пни на угли корчуют.

Было это однажды осенью — пошла старуха Зозуля в лес за опенками. Собрала она их или, может, еще только собирать начала, осмотрелась по сторонам — а тут вдруг пан Каньовский с ружьем за плечами, и собаки с ним рядом бегут. Как стояла, так и застыла на месте старуха, не шелохнется. А пан Каньовский, кого, бывало, ни встретит одного, то уж обязательно какую-нибудь пакость устроит; потому с ним и боялись встречаться.

Стоит это, значит, она, всем телом дрожит, словно в лихорадке.

— А что это ты тут, бабуся, делаешь? — спрашивает ее пан.

— О… ппен… ки сбираю, п…паночек, — насилу выговорила она.

— А как тебя звать?

— Зозуля, па…паночек.

— А-а, так ты зозуля, а я вот как раз ее и искал. Что ж, полезай на дерево и кукуй по-кукушечьи.

— Да я ведь стара, мне, паночек, не взобраться, — проговорила сквозь слезы баба.

— Полезай, я тебя, зозулька, подсажу.

Стала баба на дерево карабкаться, а он и давай ее арапником подсаживать. Влезла баба на дерево, стала на ветку и стоит, вся дрожит.

— Начинай куковать! — кричит пан.

— Ку-ку! Ку-ку! — закуковала баба.

А пан быстро нацелился из ружья и бах!.. Так Зозуля с дерева и покатилась… Убил, вражий сын! Подъехал пан к бабе поближе, посмотрел, посмеялся над Зозулей и поехал себе дальше…

Велел раз пан Каньовский поставить среди пустого поля ворота, а около них — несколько гайдуков с плетьми. Вот они и следят: кто едет полем напрямик и думает: «Мне, мол, какое дело, что стоят там какие-то ворота, где нету дороги». И как закричат гайдуки:

— Сто-ой!

Бедняга останавливается, видит, что это гайдуки помещичьи. А те враз к нему:

— Ах ты, такой-сякой, куда едешь? Разве не видишь, что тут наш ясновельможный пан ворота поставил? Ты как думаешь, зачем он это сделал? Зачем средства на это тратил? А затем, чтоб такие вот дураки, как ты, не ездили бы куда попало, а чтоб ехали через ворота, как полагается!

И стаскивают раба божьего с воза, раскладывают его среди поля, отсчитывают ему двадцать пять плетей да еще приговаривают:

— Это, чтобы ты знал, как за воротами ездить.

Жили дед Петро и жена его Олена. И был у них единственный сын Иван.

Дед Петро, как был молодой, работал слугой у пана Люблинского. Однажды он не угодил пану, и пришлось ему с семьей бежать.

Поселился он в густом лесу вблизи Синевира. А в лесу, вдали от села, жить было нелегко, еду добывать трудно. Дед Петро научил своего сына бить зайцев, лисиц, волков, куниц, научил его рыбу ловить. А в те времена рыбы было много.

Дед Петро сделал себе маленькую хижинку. А кругом стояли такие густые леса, что только тот, кто хорошо знал все тропки, мог найти дедову хижинку.

Зверя ловили капканами и силками. Шкуры сушили. И, когда набралось много шкур, сделал дед Петро на реке Теребле из смерековых [25] Смерека — пихта. бревен бокор [26] Бокор — плот. , положил шкуры на бокор и спустился вниз по Теребле до Тиссы, а оттуда двинулся на базар в Сигот.

В Сиготе продал он шкуры и купил на серебро два ружья, патроны, хлеба, муку — и домой воротился.

Маленький Иванко очень обрадовался ружью и часто охотился на мелкого зверя.

Раз дед Петро заболел и не поднялся больше с постели. А шкур набралось много, и надо было отвезти их на базар. Тогда сделал Иван бокор, сложил шкуры и спустился вниз по Теребле. А в Сиготе как раз в то время была большая ярмарка.

Покупая у Ивана шкуры, один пан спросил, откуда это он добывает такие прекрасные шкуры и где он живет.

Иван ответил, что уже двадцать пять лет живет со своими отцом-матерью в лесу, недалеко от Синевира…

А тот пан, что говорил с Иваном, оказался паном Люблинским, от которого бежал когда-то дед Петро.

Не успел Иван вернуться домой, как слуги пана Люблинского уже нашли в чаще хижинку и стали требовать у деда налог за шкуры. Они грозили деду, что засадят его в тюрьму, если он не заплатит за все годы. Но дед Петро платить не хотел, и слуги сильно избили его и его жену.