Карел Яромир Эрбен - Букет из народных преданий

III
«Вставай, дочурка! Проснулся мир,
князь ожидает, готовят пир:
все бы могла я предполагать,
только не то, чтоб тебе пановать
в самой столице!»

«Одевай, дорогая сестрица, наряд,
княжеский замок велик, богат:
ох, высоко ты стала летать,
меня оставила здесь прозябать,
ну, будь счастлива!»

«Идем, Дорничка, поспешим,
не провиниться б пред князем твоим,
ты лишь опушку леса пройдешь,
про дом не вспомнишь и не вздохнешь,
идем скорее, идем!»

«Матушка, мама, дозвольте спросить,
зачем вам нож этот в лес уносить?»
«Нож этот вострый— в чаще как раз,
гадюке злобной выколем глаз —
идем, скорей идем!»

«Сестра, сестрица, позволь спросить,
зачем топор вам в лес уносить?»
«Топор тот острый — в темном лесу,
лютому зверю башку снесу —
идем, скорее идем!»

Когда ж зашли они в чащу, в кусты:
«Гад этот — ты и зверь этот — ты!»
Горы и долы туманились,
видя как обе расправились
с бедной сироткой!
«Мы очи ей выкололи, мать,
куда ее ноги и руки девать?»
«Не зарывай их в лесной тени,
как бы опять не срослись они —
возьмем их с собою».

Вот уж за ними лесов стена:
«Бояться ты, дочь, ничего не должна!
вы ведь схожи с нею во всем,
как око с оком во лбу одном —
не опасайся!»

Вот уж столица стала видна,
князь поджидает их у окна,
вышел с придворными на крыльцо,
целует невесту, глядит ей в лицо,
обмана не чуя.

И была свадьба — великий грех,
с губ у невесты не сходит смех;
сплошь заварились балы да пиры,
пляски да игры до поздней поры
все семидневье.

Только восьмой день занялся,
с войском князь в поход собрался:
«Слушай ты слово мое, госпожа, —
еду я с войском моим поражать
недруга злого.

Когда закончится славой поход,
опять любовь наша расцветет!
Ты же, пока я буду в пути,
добрую прялку приобрети, —
дома сидя, пряди!»

IV
В глухой и темной чаще лесной
что же там сделалось с сиротой?
Шесть животворных ручьев текло,
чистых, прозрачных, словно стекло,
на мху зеленом.

Блеснул ей счастья внезапный луч,
но скрыла смерть его тьмою туч.
Не стало дыханья, жизни следа,
беда настигла ее, беда!
князь бы то видел!

Но вдруг из окрестных, лесистых скал
старец чудесный поднялся, встал:
сед он и сив — до земли борода,
на руки взял он ее и тогда
скрылся в пещере.

«Дитятко, слушай: спеши, молодой,
стан прядильный возьми золотой,
его в столицу ты отнеси,
иной цены за него не проси,
только ноги две!»

Мальчик у башни сидит в воротах,
стан золотой держит в руках.
Княгине в окно случилось глядеть:
«Ах если б тот стан золотой мне иметь!
жаркого золота!»

«Маменька, выйдите разузнать,
сколько за это сокровище дать?»
«Эй, госпожа! Я его продаю:
отец назначил цену свою:
за две ноги лишь».

«За ноги? Это неслыханно ведь!
все ж я желаю стан тот иметь;
маменька, отмыкайте запоры,
выньте там ноги погубленной Доры,
дайте ему их!»

Мальчик в уплату те ноги взял,
с ними обратно в лес убежал.
«Мальчик, подай мне живой воды [11],
чтоб от рубцов не остались следы, —
как не бывало!»

Вот рану к ране он плотно прижал,
по жилам живой огонь пробежал,
и затянулись рубцы на теле,
как будто ноги не омертвели,
без поврежденья.

«Возьми, мой мальчик, в углу на лавке,
там колесо золотое от прялки,
в столичный город его неси,
иной цены за него не проси,
как две руки лишь!»

Мальчик у башни сидит в воротах,
жар-колесо держит в руках.
В окне мелькнуло княгини лицо:
«Ах, как бы кстати мне то колесо
к золотой прялке!»

«Выйдите, маменька, на крыльцо,
сколько он хочет за колесо?»
«Эй, покупайте дешевой ценой!
Платы отец не назначил иной,
как — две руки лишь».

«За руки? Это неслыханно ведь!
Все ж колесо я желаю иметь!
Маменька, отмыкайте запоры,
выньте там руки загубленной Доры,
дайте ему их!»

Мальчик те руки в уплату взял,
с ними поспешно в лес убежал.
«Дитятко, дай мне живой воды,
чтобы от ран затянулись следы,
как не бывало».

Он рану к ране тесно прижал,
по жилам живой огонь пробежал,
в одно мгновенье срослося тело,
как будто вовсе не омертвело,
без поранений.

«Сбирайся, мальчик, пора давно,
вот золотое веретено,
его в столицу ты отнеси,
цены иной за него не проси,
только два глаза».

Мальчик у замка сидит в воротах, —
веретено золотое в руках.
Стала княгиня в окно глядеть:
«О, как хочется мне иметь
то веретенце!»

«Спросите, маменька, — какой ценой
Ценит он это веретено?»
«Отца оценка веретена —
пара очей вся его цена,
всего два глаза».

«Пара очей? То неслыханно ведь!
А кто отец твой, дитя, ответь?»
«Нельзя увидеть отца моего,
кто б ни искал — не отыщет его,
пока сам не явится».

«Матушка милая! Как же мне быть,
веретено мне нужно купить!
Идите откройте скорей затворы,
лежат там очи убитой Доры:
ему отдайте».

Мальчик очи бережно взял,
с ними обратно в лес убежал.
«Подай мне, мальчик, живой воды,
пускай исчезнут от ран следы,
как не бывало».

Очи в глазницы он положил,
огонь погасший в зрачках ожил.
Девушка молча взглянула, встала
и никого близ не увидала,
кроме себя лишь.

V
Вот трехнедельный срок истекает,
князь из похода домой приезжает:
«Как поживаешь, моя княгиня,
держишь ли слово мое в помине,
прощальное?»

«Ах, я на сердце его хранила,
вот поглядите-ка, что я купила:
золото прялки блестит на солнце —
стан, колесо и веретенце,
все из любви к вам».

«Будь же любезна, княгиня,—присядь,
нить золотую в прялке приладь,
княгиня за колесо присела,
только крутнула, вся побледнела —
ужасный напев!

«Вррр — из зла ты свиваешь нить!
Князю сумела ты навредить:
сестрицу сводную ты загубила,
ноги и руки ей отрубила —
Вррр— зла та нить!»

«Что это прялка гулко поет?
о чем колеса шумит оборот?
Ну-ка, княгиня, крутни опять,
чтоб эту песню нам разгадать,
пряди, княгиня, пряди!»

«Вррр — из зла ты свиваешь нить!
Ты разум князя хотела затмить:
сгубила подлинную невесту,
чтобы самой сесть на ее место —
Вррр—зла та нить!»

«Ох, эта песня нехороша!
Неужто ж то правда, моя душа?
Крутни, госпожа моя, в третий раз,
чтоб знать мне правду всю без прикрас,
пряди, княгиня, пряди!»