Антонио Дионис - Аргонавты

История, пришедшая Гере на ум, и в самом деле имела кое-что общее с ловушкой, в которую попала Гера. Гнева мужа, даже если юнец и разболтает, Гера не опасалась: мол, чего глупцу не пригрезится. Но плохо то, что страж принял богиню за привидение - этому Зевс и другие могут поверить.

Беда в том, что для всех темных сил, вынужденных скитаться в подземельях, Олимп представлялся эдаким скопищем удовольствий и наслаждений: лакомый кусочек всегда аппетитнее для голодного. И потому время от времени черные демоны засылали на Олимп лазутчиков, чтобы разведать: нельзя ли и демонам приспособиться да и перемахнуть из подземелий прямо на небеса.

Лазутчиков ловили, порой бивали и с позором изгоняли обратно. Но побои демонов тоже кое-чему учили: в последнее время демоны ухитрялись превращаться в подобие олимпийских богов, а еще чаще героев и полубогов. И лишь некоторая неоформленность и полупрозрачность выдавали двойника - подделку. Но выходило из двусмысленных ситуаций много путаницы и шума. Представь себе: возвращается бог домой, а там, на Олимпе, у него две жены. И каждая с пеной у рта утверждает, что она-то и есть настоящая.

Зевс глядел-глядел на эти безобразия, а потом повелел, когда стало невмоготу разбирать бесчисленные споры и тяжбы:

При малейшем подозрении существо, схожее с обитателем Олимпа, запирать на тридцать лет и три года! А лишь по истечении срока западню открывать и глядеть: уцелело существо - признается законным обитателем Олимпа и получает все свои привилегии; погибло от голода и жажды - туда и дорога!

Вообще-то решение было разумно: настоящие олимпийцы ни в пище, ни в еде не нуждались, а демоны - твари попроще, хоть и редко, должны были кого-нибудь пожрать либо чьей-нибудь кровушки насосаться! Тридцать лет демонам нипочем не выдержать!

Но Гера сама готова была удавиться: тридцать лет сидеть в проклятой опочивальне, знакомой да малейшей трещинки в мраморе, до камушка в бассейне посреди опочивальни.

А ведь Гера не раз слышала историю, которая вскользь ненавязчиво поучала: не все кувшину по воду ходить, может и разбиться.

Было то или не было, а только полюбился одному юноше цветок в чужом саду - влюбился молодой парень в жену соседа. А сосед, торговец, часто отлучался из дому да еще и парню наказывал:

Живем мы с тобой плетень к плетню, окна - в окна. Так будь другом, за моей-то благоверной приглядывай. Так-то она женщина верная да скромная. Но знаешь: лишняя пара глаз - мне спокойней дальний путь!

Уж догляжу, не беспокойся! - умильно заглядывал в глаза юноша соседу.- Ты только ей вели окошки не занавешивать, а я все по твоем возвращении, как есть, доложу!

Простоватый муж в словах юноши, которого любил, как сына, обмана не усматривал. Велел жене окна не занавешивать да еще велел пускать парня по его первому требованию: днем ли, ночью - пусть смело в дом идет, смотрит, не привела ли кого любезная женушка.

Жене, правда, причуды мужа не по душе пришлись, да не захотела его сердить перед дальней дорогой, а сама лишь плечами пожала: виданное ли дело днем и ночью перед парнем у окон крутиться да еще, чтоб он и ночью доступ в дом имел?

Ну, муж снарядился в торговый путь, жена, как водится, поплакала, порыдала на дорожку. Первая ночь пришла.

А надо сказать, жена была женщина неглупая да проницательная: куда лучше своего незадачливого муженька понимала те взгляды, которые, как кот на сметану, бросал в ее сторону юноша.

Вот, как и велено, подняла она все занавески в окнах, двери на засов не заперла, а потом призвала прислужника, что работал днем в саду, а ночью отсыпался, храпя на сеновале.

Послушай, раб! - притворно вздохнула женщина, отворачиваясь, чтобы не видеть мерзкую рожу.

Был садовник черен, как сажа, да впридачу обезображен паршой и лишаями, но женщина сделала вид, что очень его жалеет и предложила:

Весь день ты жаришься под солнцем в саду, и ночью нет тебе покоя: все бока, небось, исколола сухая трава да солома?

Нет, госпожа! - подивился садовник.- Я сплю крепко и никакого беспокойства не испытываю!

Еще б ты не спал, черная рожа! - подумала женщина, но вслух промолвила:

Но ведь под кровлей тебе было б не в пример лучше?

Раб почесал всклоченную шевелюру:

Наверно, лучше, да где ж ее, эту кровать взять?

Да чего там? Вот видишь: моя постель? Тут и ложись?

А ты, госпожа, как же?

А я на сеновал пойду - там переночую!

Обрадовался раб. Они с приятелями давно меж собой судачили, что в господской опочивальне перины пуховые да подушки огромные. А тут такой случай самому проверить - после такого все окрестные рабы к садовнику - с уважением да почетом. Быстренько скинул раб свое тряпье и, не раздумывая доле, юркнул на ложе госпожи. Смежил веки - и тут же захрапел.

А женщина, подождав, пока сон раба станет крепким, тут же в сундук забралась, спряталась: только маленькую щелку оставила поглядеть, что дальше будет.

Не успела она прихлопнуть за собой крышку, как слышит: скрипнула дверь. И в проеме появилась темная фигура.

Ах, моя пташечка! Ах, моя красавица! - прошептал юноша, а женщина в лунном свете ясно разглядела, что то был их сосед, который, лишь оглядевшись, направился прямо к ложу, где дрых раб-садовник.

Ох, бедняжечка! - умилился парень,- стонет во сне! Но ничего: я сейчас тебя успокою, обласкаю! - бормотал юноша, от нетерпения путаясь в одеждах.

Женщина в сундуке, не выдержав, прыснула: уж больно забавно было смотреть, как юноша рассыпает слова перед черномазым рабом. А садовник, знай себе, выводит носом рулады.

Парень разделся догола, отбросив одеяния, и рукой зашарил в темноте: свету-то было маловато.

А рабу, по которому елозила голая рука, спросонок померещилось, что это змея забралась на сеновал. Раб, не долго думая, размахнулся, да как даст кулаком: по руке промазал - попал аккурат в голову. Парень и свалился, как сноп в бурю, даже охнуть не успел. А довольный собой раб отвернулся к стене и дальше заснул.

Женщина, послушав тишину, если храпящего борова не брать в расчет, высунулась из сундука. Юноша валялся на полу и даже, казалось, не дышал.

Перепугалась женщина: ей ведь хотелось лишь обморочить парня да отучить его от чужих жен. Вылезла она из сундука, кинулась к лежащему. Послушала: дышит!

Тут всю жалость и страх, как рукой сняло.

Ах, ты, негодник! - прошептала женщина.- Не догадайся я о твоих подлых намерениях, так бы и мне лежать: беспомощной, голой и беспамятной! Ну, погоди!

С этим она поднатужилась. Ухватила юношу за волосы и потянула прочь из жилища. Когда парень начинал постанывать - в себя приходить, женщина била его деревянной колотушкой, которой зерно толкут,- и юноша вновь утихал.

Нелегко было женщине тащить парня по селению. Часто приходилось останавливаться да отдыхать. Наконец, показалась сельская голубятня - цель, к которой торопилась женщина.