Александр Дюма - Исаак Лакедем

Чуть позже он увидел по правую руку маленькую часовню, построенную на том самом месте, где свершилось чудо воскрешения Наполеоне Орсини, затем миновал термы Каракаллы, оставив их слева, и вступил на ведущую к Большому цирку улицу, окаймленную с двух сторон грандиозными развалинами и затененную еще в то время Триумфальной аркадой.

Именно в этом цирке Цезарь и Помпей устраивали знаменитые охоты на животных и несравненные сражения гладиаторов — кровавые торжества, на которых убивали сразу по три сотни гривастых львов, смертоубийственные празднества, на которых бились насмерть по полутысяче гладиаторов!

Но наш путник равнодушно прошествовал мимо.

Выйдя из цирка, он оставил справа гигантские развалины императорского дворца, слева, чуть дальше, — храм Весты. Затем его плащ скользнул по только что украшенной резьбой стене дома Колаццо да Риенци, дома, который в те времена должен был казаться хрупким изделием из слоновой кости, вышедшим из-под терпеливого резца какого-нибудь китайского ремесленника. Не останавливаясь, он поравнялся с театром Марцелла, оставив его справа, прошел мимо одного из укрепленных замков семейства Савелли и свернул на улицу, проходящую вдоль театра Помпея, одного из разбойничьих гнезд, свитых Орсини в самом центре Рима, и, пройдя по улице Валличелла, очутился прямо перед базиликой Константина.

Чем ближе он подходил к старинному и священному строению, воздвигнутому на двенадцать веков ранее современного храма, тем гуще улицы были заполнены толпами ревнителей веры, притекших сюда не только из Рима, его окрестностей, из большинства итальянских городов, но и со всех концов света. Однако же там, где всякий иной путешественник был бы вынужден остановиться перед тесной толпой желающих получить папское благословение, наш незнакомец сумел проложить себе путь.

Двигаясь так, он пересек площадь Святого Петра, проник во внутренний двор базилики с бившим посреди фонтаном — своего рода античный атрий, называемый в Италии «парадизом». Лишь пробившись в первый ряд толпы, заполнившей двор, путник остановился. Как раз там был некогда цирк Нерона, роковое место, где погибло столько христиан, где сонмы мучеников вознеслись на небеса!

Теперь, наконец, пилигрим созерцал базилику и все пять ее врат.

Первые именовались вратами Судного дня: через них проносили покойников. Вторые назывались Равеннскими, по имени города, выходцы из которого подарили их храму. Колония равеннцев обосновалась на склоне холма Яникула; их здесь прозвали «речниками», поскольку именно они возили все грузы и людей по реке.

Третьи, Срединные врата, некогда были отлиты из серебра на деньги Гонория I и Льва IV. Но сарацины, разграбившие город, увезли их, а новые были изготовлены из бронзы уже при Евгении IV.

На фронтоне четвертых, Римских, были прибиты дары, принесенные прихожанами ex voto [7] Во исполнение обета (лат.). : портовые цепи, узорные запоры от крепостных ворот и даже военные доспехи.

И наконец, пятые назывались Святыми, или Юбилейными: открывали их лишь раз в полвека. Сейчас они, как и первые, оставались закрытыми, а остальные, распахнутые, позволяли разглядеть внутреннее устройство базилики: пять рядов колонн с капеллами по обе стороны и клирос в глубине апсиды с воздвигнутой посреди него копией Гроба Господня, освещенного пятьюстами шестьюдесятью семью ярко горящими светильниками.

В глубине базилики попарно шествовали кардиналы. Каждый держал в руках свечу и митру с упрятанной в ней красной кардинальской шапочкой, снятой из почтения перед святым причастием, которое нес сам папа. Он шел с непокрытой головой под балдахином, который держали над ним восемь епископов.

Проходя перед алтарем, папа оставил там святое причастие и направился к лестнице, ведущей в Лоджию Благословения, полностью обитую узорчатой дамасской тканью.

Лоджия Благословения была пока что пуста.

Папский кортеж исчез из виду и стал подниматься в лоджию под звуки хора, продолжавшего петь «Pangue lingua» [8] «Воспевая языком» (лат.). , восхитительный гимн, сложенный в 838 году епископом Орлеанским Феодосием.

В это мгновение не только во дворе базилики и на площади Святого Петра, но и на всех улицах, примыкавших к площади словно лучи звезды, человеческий поток пошел крупной зыбью и водоворотами, схваченный неукротимым притяжением к святому месту, будто приливом, который даже длань Господня не была бы в силах остановить.

Двери в Лоджию Благословения распахнулись.

Человеческий океан замер, окаменел; над волнами голов и рук воцарилось глубокое молчание. И тут же триста тысяч христиан опустились на колени.

За пять минут до того никто бы не услышал и грома небесного, а теперь можно было различить шелест крыльев голубки, перелетевшей площадь и севшей на заостренный купол базилики.

В лоджию внесли сидящего в кресле верховного понтифика Павла II. Он был в митре и под балдахином, поддерживаемым все теми же восемью епископами.

Один из кардиналов преклонил перед ним колена и поднес книгу.

Другой встал слева, держа горящую свечу.

Папа принялся читать по книге, и, хотя он не повышал голоса, были ясно различимы слова, казалось нисходящие с небес:

«Святые апостолы Петр и Павел, воле и власти коих препоручаем мы себя, да вступятся за нас пред престолом Всевышнего.

Аминь!

Да снизойдет всемогущий Господь к молитвам достойнейшей всеблагой Девы Марии, всеблаженного архангела Михаила, всеблаженного Иоанна Крестителя, святых апостолов Петра и Павла, а также всех святых, да смилуется над вами, а после отпущения грехов ваших да даст вам Иисус Христос сподобиться жизни вечной.

Аминь!

Да будет даровано вам Господом всемилосердным и всеблагим отпущение, разрешение от грехов и милость Божия, время полного покаяния и скорби о прегрешениях ваших, да будут всегда открыты сердца ваши раскаянию, да окрепнут души ваши в добрых делах.

Аминь!

И да снизойдет на вас благословение Отца всемогущего, и Сына, и Святого Духа и пребудет с вами во веки веков.

Аминь!»

Произнося последние слова, папа встал и, упоминая о каждой из ипостасей Святой Троицы, осенял собравшихся внизу крестным знамением. При словах «и пребудет с вами во веки веков» он воздел руки к небу, затем, прижал их к груди и снова сел.

Тотчас кардинал-диакон прочитал полное отпущение грехов всем присутствующим и бросил индульгенцию на площадь.

Заполучить ее было жгучим желанием трехсот тысяч христиан, столпившихся перед базиликой Святого Петра. Почти каждый пожертвовал бы десятью годами жизни ради того, чтобы случай, а вернее, сам Господь сделал его обладателем всеблагого послания, скрепленного подписью святого отца.