Готфрид Бюргер - «Ленора» Г.Бюргера, «Линор» Э.По и подобные баллады (сборник)

Длинна моя дорога:
Две сотни миль позади —
И столько же впереди.

Не медли, дорогая,
В седло ко мне садись,
Мы б вихрем понеслись!

Там, в Венгрии далекой,
Есть домик у меня,
Там отпущу коня.

На свежей луговине
Построен домик мой,
Приют для нас с тобой.

Не мучь меня, не медли,
Садись ко мне, дружок,
Поскачем на восток!

Нам звездочки мерцают,
Высоко месяц встал».
Мертвец к луке припал!

«Куда меня зовешь ты?
Что вздумал, бог с тобой,
Еще и в час лихой?

С тобой не поскачу я,
Кровать твоя узка,
Дорога далека.

Один ты нынче ляжешь,
Мой милый, навсегда!
До Страшного суда».

Ее он любил когда-то,
Да взяли его в солдаты.
Ему сказала она:
«Зачем так печален взор твой?
Живой ты будешь или мертвый,
Я стану ждать у окна,
Пока отгремит война».

За месяцем месяц мчится.
Вот всадник в окно стучится
Осенней порой ночной.
«Ты помнишь иль ты забыла,
Как прежде меня любила?
Садись на коня со мной!»
«Я жду тебя, мой родной!»

Он обнял ее за шею
И вот уже вместе с нею
На черном летит коне.
«Не страшно ль тебе, родная?»
«О милый, ведь не одна я.
Чего же бояться мне
В своей ли, в чужой стороне?»

Как жалобно ветры плачут.
Как мертвые быстро скачут.
Проехали шаткий мост.
К часовне ведет дорога.
Осталось скакать немного:
Белеет вдали погост
При свете холодных звезд.

«Любовь моя и отрада,
Навек нам расстаться надо»,—
Невесте сказал жених.
И лег он в сырую землю:
Лишь мертвых земля приемлет
В объятья могил своих,
Но не берет живых.

Три девы сидели в светлице: [31] В балладе обнаруживают сходство с одной из героических песен «Старшей Эдды», а именно — «Второй песнью о Хельги Убийце Хундинга» (в ней мертвый Хельги приходит на свидание со своей возлюбленной).
Две — пряли златую нить,
А третья не уставала
О мертвом слезы лить.

К прекрасной Эльсе с дороги —
Тому немного дней —
Заехал рыцарь Оге
И обручился с ней.

Он златом с ней обручился,
Едва ступив на порог,
И в первое новолунье
В землю сырую лег.

Эльсе ломала руки.
Невесты жалобный стон
И горьких рыданий звуки
В могиле услышал он.

Поднялся рыцарь Оге.
На плечи взвалил с трудом
Свой гроб и с бременем тяжким
К невесте отправился в дом.

Он стукнул в двери гробом,
А не рукоятью меча,
Которой стучался прежде,
Обернув ее в мех плаща.

«Открой мне, прекрасная Эльсе!»
«Открою, во имя Христа,
Если имя назвать Христово
Вправе твои уста!»

«Встань, благородная Эльсе!
Впусти своего жениха.
По-прежнему имя Христово
Назвать я могу без греха».

Эльсе встала с постели
И дверь отперла мертвецу.
Слезы у девы бежали
По белому лицу.

Она ему кудри чесала,
Гребень взяв золотой:
Расчешет прядь — и омоет
Ее горючей слезой!

«Рыцарь Оге, мой милый!
Поведай, возлюбленный мой,
Как лежишь ты на дне могилы,
Объятый кромешной тьмой?»

«Под землей, в гробу моем тесном,
Где сырость и вечная мгла,—
Мне как в раю небесном,
Если ты весела!»

«Мой милый, с тобою вместе,
На дне могилы, во мгле,
Нельзя ли твоей невесте
Лежать в сырой земле?»

«С тобою крестная сила!
Спаси тебя крест святой!
Как пекло, зияет могила
Зловещей своей чернотой.

Когда твой плач к изголовью
Доносится ночью и днем,
Мой гроб запекшейся кровью
Наполнен и тяжко в нем.

Над моим изголовьем зелье
Коренится, в грунт углубясь.
На ногах, в моем подземелье,
Повисают змеи, склубясь.

Но если песня сорвется
Ненароком с любимых уст,
Внутри моей могилы
Зацветает розовый куст.

Крикнул петух черный.
Затворы с вечности врат
Упали, и в мир тлетворный
Вернуться спешит наш брат.

Крикнул петух белый,
Ранней зари певец.
В свой дом затравенелый
Вернуться должен мертвец.

Крикнул петух рыжий.
Это — усопшим знак,
Что месяц клонится ниже
И мешкать нельзя никак!»

Взвалил он гроб на плечи
И сквозь дремучий бор
Побрел с ним через силу
В церковный двор.

Эльсе, в тоске и тревоге,
В этом лесу глухом
Шла за рыцарем Оге,
Мертвым своим женихом.

И выцвели, как только
Вступил он в церковный двор,
Его златые кудри,
Всегда ласкавшие взор.

«Взгляни, дорогая, на небо,
На звездный его венец!
Душа твоя взвеселится,
Лишь ночи наступит конец».

На небо взглянула Эльсе,
На звездный его венец,
И не увидела дева,
Как в землю ушел мертвец.

Горюя, домой вернулась
Эльсе в предутренней мгле
И в первое новолунье
Лежала в сырой земле.

Две девушки золотом шили,
Держали шитье,
А третья грустила, что умер
Любимый ее.
Она ему поклялась.

Эльсе встретилась с Оге,
Он ехал верхом.
Вскоре он с ней обручился
И стал женихом.

Он золота взял немало
И Эльсе берег,
Но только окончился месяц,
В могилу он лег.

Так горько оплакала Эльсе
Несчастье свое,
Что Оге в глубокой могиле
Услышал ее.

Он гроб поднимает на плечи,
Идет, как слепой,
Приходит к покою невесты
Тяжелой стопой.

Он гробом стучит непокрытым,
Не пряча в меха.
«Вставай, любимая Эльсе,
Впусти жениха».

Горько заплакала Эльсе,
Ей горе, как нож.
«Коль скажешь ты имя Христово,
Ко мне ты войдешь».

«Вставай, любимая Эльсе,
Поверь, я не лгу:
Сказать тебе имя Христово,
Как прежде, могу».

Эльсе горячие слезы
Отерла рукой,
Встала и мертвого Оге
Впустила в покой.

Из золота частый гребень
Достала она
И жениха причесала,
Смертельно бледна.

«Скажи мне, любимый Оге,
Скажи мне скорей,
Как там в подземном мраке,
В могиле твоей?»

«В нашем подземном мраке,
В могиле моей,
Как в светлом небесном царстве,
Будь веселей».