Уоллис Бадж - Египетские сказки, повести и легенды

[На этом месте папирус обрывается.]

Текст этого произведения сохранился в четырех списках, выполненных иератикой, которые хранятся в Берлинском музее: публикации подготовлены совместно Гардинером и Фогельзангом в официальном издании музея (т. 4) и отдельно Фогельзангом (F. Vogelsang. Kommentar zu den Klagen des Bauern. – Leipzig, 1913). Эти папирусы относятся к концу XIX–XVIII вв. до н. э. – возможно, к правлению фараона Небкаура. Главного внимания заслуживает возвышенный и поэтичный стиль, в котором составлены жалобы.

Жил некий человек по имени Хунанупу, был он крестьянин в Сехет-хемате (то есть в Соляном оазисе [24]), и была у него жена по имени Мерит. И сказал крестьянин своей жене: «Смотри, собираюсь я сходить в Египет, чтобы принести еды моим детям. Пойди в амбар, перемерь зерно, что хранится там, и скажи мне, много ли там еще осталось мер». Жена пошла и перемерила зерно, и оказалось, что осталось восемь мер. Тогда этот крестьянин сказал жене: «Отложи две меры для себя и своих детей, а из оставшихся шести мер приготовь хлеб и пиво, которые пойдут мне в пищу, день за днем, пока буду я в пути».

Затем крестьянин двинулся в Египет, нагрузив своих ослов натром, солью, прутьями из оазиса Фарафра, шкурами леопардов и волков, голубями и прочими птицами оазиса, лекарственными растениями, семенами кориандра, анисом, диким тимьяном, нарциссами, некоторыми видами фруктов, полудрагоценными камнями и всякими превосходными вещами Соляного оазиса.

И вот этот крестьянин двинулся на юг со своими ослами, направляясь к Нен-несу [25], и достиг области Перфефи, что к северу от Метнит. Здесь на плотине повстречался ему человек по имени Джхути-нахт, сын некоего Исри, – из младших служащих главного управляющего Ренси, сына Меру. Когда этот Джхути-нахт увидел ослов крестьянина, которых одобрило его сердце, он сказал себе: «О, если бы оказался у меня при себе образ какого-нибудь бога (то есть могущественный амулет), чтобы помог он мне захватить имущество этого крестьянина!»

Дом же этого Джхути-нахта стоял на земляной насыпи у дороги, которая была узкой, не шире головного платка (или салфетки). С одной стороны ее была вода [канал], с другой простиралось поле, засеянное dhura (просом?). И Джхути-нахт закричал своему слуге: «Поспеши, принеси мне поскорее кусок полотна из моего дома!» Полотно было принесено ему тотчас же. И тогда он разостлал полотно на земле на дороге, так что один его край плескался в воде, а другой прикрывал растущее просо.

И крестьянин вступил на дорогу, которой обычно пользовались люди, а Джхути-нахт сказал ему: «Берегись, о крестьянин, неужели ты осмелишься пройти по моему полотну?» Крестьянин же ответил ему: «Я пройду там, где тебе будет угодно, чтобы мой путь был добрым». И крестьянин двинулся вдоль берега по краю дороги, [чтобы не наступать на полотно]. Но Джхути-нахт сказал ему: «Что это? Не хочешь ли ты превратить мое поле в большую дорогу?» Крестьянин же ответил ему: «Моя дорога правильная. Склон крутой, и зерно проросло на дороге, а ты прикрыл его полотном. Неужели ты все равно не дашь нам пройти?» А пока он говорил это, один из его ослов захватил полный рот колосьев со стеблями. Тогда Джхути-нахт сказал: «Смотри, крестьянин, я отберу твоего осла, ибо он ест мои колосья, и он за свою наглость будет работать на меня».

Тогда крестьянин сказал: «Мой путь правильный. Так как одна сторона дороги была непроходима, я повел своего осла по другой стороне. Ты же хочешь отнять его потому, что он наполнил рот свой колосьями и стеблями. Но я знаю хозяина этого хутора – он принадлежит главному управляющему Ренси, сыну Меру. Он карает всех грабителей с большой дороги в этой области, так буду ли я ограблен в его владении?» И Джхути-нахт ответил ему: «Вот, правду говорят люди пословицей „Имя бедняка произносят только тогда, когда этого пожелает его господин". Ведь это я к тебе обращаюсь, а ты помышляешь о главном управителе». И вот Джхути-нахт схватил дубину из тамарискового дерева и отделал каждый член его тела, захватил ослов крестьянина и отвел их на свой собственный двор.

Крестьянин же горько зарыдал и громко возопил из-за побоев, которые пришлось ему претерпеть. А этот Джхути-нахт сказал ему: «Не возвышай так сильно голос, крестьянин, ибо смотри: ты во владениях Владыки Молчания [26]». А крестьянин этот ответил ему так: «Ты избил меня и отнял мое имущество. Не отнимешь ли ты теперь и мой голос, который испускает мое горло? Вот уж поистине Владыка Молчания! Верни мне мое имущество, и я не стану кричать и нарушать тишину (или мир)». И в течение следующих десяти дней этот крестьянин проводил все время здесь, умоляя Джхути-нахта возвратить [его добро], но тот человек не обращал на него внимания.

Тогда крестьянин вышел на дорогу и направился к югу, к Нен-несу (Гераклеополь), чтобы принести жалобу главному управляющему Ренси, сыну Меру. И он нашел его выходящим из дверей своего дома, когда тот собирался спуститься в свою служебную барку. И сказал крестьянин этот: «Желал бы я, чтобы дано мне было ублаготворить твое сердце своим делом. Нельзя ли направить ко мне твоего доверенного слугу, чтобы через него поведать тебе о том, что со мной приключилось?» И главный управляющий Ренси, сын Меру, направил к нему своего доверенного слугу, и крестьянин прислал ему полный отчет о том, что с ним произошло. Тогда главный управляющий Ренси, сын Меру, предъявил обвинение Джхути-нахту перед всеми знатными вельможами, которые были с ним, и они сказали ему: «А вдруг этот крестьянин – один из собственных людей Джхути-нахта, который перешел от него к другому? Ведь именно так обычно они (то есть мелкие чиновники, подобные Джхути-нахту) и наказывают своих крестьян (или крепостных), которые уходят от них к другим. Так стоит ли подвергать наказанию этого Джхути-нахта за малое количество натра и соли, которое он захватил? Не лучше ли приказать, чтобы возмещение было дано за потерю натра и соли, и Джхути-нахт выплатит его?» Но Ренси, главный управляющий, сын Меру, хранил молчание и не ответил ни вельможам, ни этому крестьянину.

И вот этот крестьянин пришел к главному управляющему Ренси, сыну Меру, чтобы излить свою жалобу, и сказал: «О главный управляющий, мой господин, величайший из великих, наставник во всем, чего еще нет, как и во всем, что уже есть. Когда спускаешься (то есть плывешь) ты по Морю Правды и пересекаешь его, да не сорвется твой парус, да движется привольно твоя ладья (то есть не садится на мель). Да не постигнет несчастье твою мачту, да не отломятся никогда от каркаса рулевые стойки, да не наскочишь ты на мель на мелкой воде (?), да не увлечет тебя течение с твоего курса, да не испытаешь ты коварства реки и да не увидишь ты никогда лицо страха! Пусть робкие (или предусмотрительные) рыбы сами придут к тебе и ты поймаешь жирного гуся. Ибо ты отец сироте, муж вдове, брат женщине, которую отослали прочь (то есть разведенной?), и прибежище для лишившегося матери. Дозволь же вознести твое имя в этой стране превыше доброго закона; ты правитель, лишенный страсти к стяжательству, великий, свободный от малейшей низости, уничтожающий неправду и подпирающий истину, спешащий на крик обиженного. Покарай зло. Я взываю, ты слышишь ли? Исполни Закон, о достославнейший, которого восхваляют достославные. Устрани вещи, которые давят на меня. Смотри: я отягощен скорбью, смотри: я в тяжелой беде. Поддержи меня, ибо воистину я понес ужасные потери».