Вадим Бурлак - Москва подземная

Но когда толпа в припадке любви к новому вождю, ей не слышны голоса ни блаженных, ни пророков.

Отряд стрельцов под предводительством князей Голицына и Мосальского подло задушил юного царя Федора и царицу Марию. А царевну Ксению отдали на поругание Лжедмитрию.

Сочувствие народа к детям Бориса проявилось впоследствии в известной в XVII–XVIII веках песне «Плач Ксении Годуновой»:

Что ж, прав оказался юродивый, когда говорил, что ждет царя Бориса «и после смерти вечная печаль…».

По приказу Самозванца тело Годунова из Архангельского собора вытащили и вместе с прахом сына и жены похоронили в Варсонофьевском монастыре. Но и оттуда останки царской семьи вывезли.

Прав оказался юродивый и когда предрекал продажной толпе: «Через шесть лет только один из шести будет по земле ходить…»

Перед смертью Большой Колпак попросил, чтобы его похоронили вблизи гроба Василия Блаженного.

Просьбу исполнили. Как сообщалось в летописи, юродивого отпевали почти все архимандриты, игумены и сам митрополит Москвы. Во время погребения при огромном стечении народа свершилось знамение. Разразилась гроза с ураганным ветром, от которого, казалось, зашаталась земля и «во храмах Божиих образы падали, и много народа побито».

Отмечалось также, что на людях загорались одежда и волосы.

Одни говорили, будто это подземелья Москвы забирают тело юродивого к себе, а небесам передают его душу. Другие утверждали, что так мир подземный и мир небесный подтверждают все пророчества блаженного.

«Третьего дня Любовь Сергеевна желала, чтобы я съездил с ней к Ивану Яковлевичу, — ты слышал, верно, про Ивана Яковлевича, который будто бы сумасшедший, а действительно — замечательнейший человек. Любовь Сергеевна чрезвычайно религиозна, надо тебе сказать, и понимает совершенно Ивана Яковлевича. Она часто ездит к нему, беседует с ним и дает деньги для бедных… Ну и я ездил с ней к Ивану Яковлевичу и очень благодарен ей за то, что видел этого замечательного человека…» — говорится в повести Льва Николаевича Толстого «Юность».

Знаменитого московского юродивого Ивана Яковлевича Корейшу упоминал и другой великий русский писатель, Федор Михайлович Достоевский. В романе «Бесы» Корейша выведен под именем Семен Яковлевич: «Все отправлялись за реку, в дом купца Севостья-нова, у которого во флигеле, вот уже лет с десять, проживал на покое, в довольстве и в холе, известный не только у нас, но и по окрестным губерниям и даже в столицах Семен Яковлевич, наш блаженный и пророчествующий. Его все посещали, особенно заезжие, добиваясь юродивого слова, поклоняясь и жертвуя. Пожертвования, иногда значительные, если не распоряжался ими тут же сам Семен Яковлевич, были набожно отправляемы в храм Божий…»

Родился Корейша примерно в 1780 году. Жил он в Смоленске, а с 1817 года, при необычных обстоятельствах, стал москвичом. Его решили упечь в психиатрическую лечебницу, а поскольку такого заведения в Смоленске не было, Ивана Яковлевича отправили в Москву. В доме для умалишенных Корейша благополучно прожил большую часть жизни и скончался в 1861 году.

Преподаватель университета Николай Васильевич Давыдов писал о том времени: «Москва была переполнена разных видов юродивыми, монашествующими и святошами-прорицателями; наибольшее гостеприимство личности эти встречали в купечестве, но они были вхожи и во многие дворянские дома, а знаменитый в то время Иван Яковлевич Корейша, содержавшийся в больнице для умалишенных, посещался тайно, да и явно, кажется, всем московским обществом, а дамской его половиной признавался, несмотря на бросавшуюся в глаза бессмыслицу его изречений, истинным прорицателем, обладающим даром всеведения и святостью».

В молодости, обучаясь в Духовной академии, а затем работая в казенной палате, Корейша ничем особенно не проявил себя. И вдруг что-то снизошло на него. Иван Яковлевич исчез из дома и несколько дней не появлялся на службе.

Пропавшего чиновника обнаружили в лесу крестьяне. Корейша ковырял землю палкой и бормотал околесицу. Из всего услышанного мужики поняли: незнакомец ведет непримиримую войну с духом подземелья.

Корейша так увлекся борьбой с нечистой силой, что не захотел возвращаться к прежней жизни.

Мужики отнеслись к нему с сочувствием, помогли поставить избушку в лесу. А потом снабжали отшельника хлебом, яблоками, капустой и квасом.

Вскоре о его пророческом и целительном даре заговорила вся губерния. И потянулись к Ивану Яковлевичу люди из ближних и дальних селений. Просили предсказать будущее, вылечить, снять порчу.

Как-то раз Корейша в своем пророчестве нелестно отозвался об одном офицере. Тот узнал об этом, вспылил и не поленился отправиться в лесную глухомань. Выволок Ивана Яковлевича из его избушки и крепко поколотил. Потом офицер обратился к властям, чтобы отшельника упрятали в больницу для умалишенных.

Слух о способностях Корейши по Москве разошелся быстро. Уже через несколько дней к нему потянулись просители.

Руководство больницы смекнуло, что на чудесных возможностях нового пациента можно заработать. Ему выделили отдельную палату, завесили ее иконами, установили несколько подсвечников. За вход к Ивану Яковлевичу брали двадцать копеек.

Сам целитель и предсказатель принимал от клиентов только нюхательный табак, хлебные изделия, капусту и яблоки.

Но у Корейши были не только почитатели. Не раз его пытались разоблачить. Один недоучившийся студент повадился к юродивому: то с жалобами на неизлечимую хворь, то с просьбой снять сглаз и предсказать будущее.

Известное дело: если нет охоты учиться и работать, возникает жажда разоблачения всех и вся. Не зря, видимо, вытурили этого студиозуса из университета. Нет чтобы прилежно лекции слушать да над книгами корпеть — потянуло крушить суеверия необразованного народа.

— Народ, может, и необразованный, да посмекалистей многих неудавшихся студиозусов будет, — первое, что заявил Корейша разоблачителю, когда тот переступил порог палаты.