Кирша Данилов - Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым

В стольном городе в Киеве,
Что у ласкова сударь-князя Владимера
Было пирование-почестной пир,
Было столование-почестной стол
На многие князи и бояра
И на русския могучия богатыри.
А и будет день в половина дня,
И будет стол во полустоле,
Владимер-князь распотешился,
10По светлой гридни похаживает,
Черны кудри расчесовает,
Таковы слова поговаривает:
«Есть ли в Киеве тако(й) человек
Из сильных-могучих богатырей,
А кто бы сослужил службу дальную,
А и дальну службу заочную,
Кто бы съездил в орды немирныя
И очистил дороги прямоезжия
До моево тестя любимова,
20До грозна короля Этмануила Этмануиловича;
Вырубил чудь белоглазую,
Прекротил сорочину долгополую,
А и тех черкас петигорскиех
И тех калмыков с татарами,
Чукши все бы и алюторы?».
Втапоры большой за меньшева хоронится,
А от меньшева ему, князю, ответу нет.
Из тово было стола княженецкова,
Из той скамьи богатырские
30Выступается удал доброй молодец,
Молоды Добрыня Никитич млад:
«Гой еси, сударь ты мой дядюшка,
Ласково со(л)нцо Владимер-князь!
Нет у тебе в Киеве охотников
Быть перед князем невольником.
Я сослужу службу дальную,
Службу дальную заочную,
Съезжу я в орды немирныя,
Очищу дороги прямоезжия
40До твоего тестя любимова,
До грозна короля Этмануила Этмануиловича,
А и вырублю чудь белоглазую,
Прекрочу сорочину долгополую,
А и тех черкас петигорскиех
И тех колмыков с татарами,
Чукши все и алюторы!».
Втапоры Владимер-князь
Приказал наливать чару зелена вина в полтора ведра,
И турей рог меду сладкова в полтретья ведра,
50Подавали Добрыни Никитичу,
Принимает он, Добрыня, единой рукой,
Выпивает молодец едины́м духо́м
И турей рог меду сладкова.
И пошел он, Добрыня Никитич млад,
С княженецкова двора
Ко своей сударыни-матушки
Просить благословение великое:
«Благослови мене, матушка,
Матера вдова Афимья Александровна,
60Ехать в дальны орды немирныя,
Дай мне благословение на шесть лет,
Еще в запас || на двенадцать лет!».
Говорила ему матушка:
«На ково покидаешь молоду жену,
Молоду Настасью Никулишну?
Зачем же ты, дитетка, и брал за себе?
Что не прошли твои дни свадбенные,
Не успел ты отпраз(д)новати радости своей,
Да перед князем расхвастался в поход итить?».
70Говорил ей Добрынюшка Никитьевич:
«А ты гой еси, моя сударыня-матушка,
Честна вдова Афимья Александровна!
Что же мне делать и как же быть?
Из чево же нас, богатырей, князю и жаловати?»
И дает ему матушка свое благословение великое
На те годы уреченныя.
Прощается Добрыня Никитич млад
С молодой женой, с душой Настасьей Никулишной,
Сам молодой жене наказывает:
80«Жди мене, Настасья, шесть лет,
А естли бо не дождешься в шесть лет,
То жди мене в двенадцать лет.
Коли пройдет двенадцать лет,
Хоть за князя поди, хоть за боярина,
Не ходи только за брата названова,
За молода Алешу Поповича!».
И поехал Добрыня Никитич млад
В славныя орды немирныя.
А и ездит Добрыня неделю в них,
90В тех ордах немирныех,
А и ездит уже другую,
Рубит чудь белоглазую
И тое сорочину долгополую,
А и тех черкас петигорскиех,
А и тех калмык с татарами,
И чукши все и алюторы, —
Всяким языком спуску нет.
Очистил дорогу прямоезжую
До ево-та тестя любимова,
100До грознова короля Этмануила Этмануиловича.
А втапоры Настасьи шесть лет прошло,
И немало время замешкавши,
Прошло ей, Никулишне, все сполна двенадцать лет,
А некто́ уже на Настасьи не сватается,
Посватался Владимер-князь стольной киевской
А за молода Алешуньку Поповича.
А скоро эта свадьба учинилася,
И скоро ту свадьбу ко венцу повезли.
Втапоры Добрыня едет в Киев-град,
110Старые люди переговаривают:
«Знать-де полетка соколиная,
Видеть и пое(зд)ка молодецкая —
Что быть Добрыни Никитичу!».
И проехал молодец на вдовей двор,
Приехал к ней середи двора,
Скочил Добрыня со добра коня,
Привезал к дубову столбу,
Ко тому кольцу булатному.
Матушка ево старехунька,
120Некому Добрынюшку встретити.
Походил Добрыня во светлу гридню,
Он Спасову образу молится,
Матушке своей кланеется:
«А ты здравствуй, сударыня-матушка,
Матера вдова Афимья Александровна!
В доме ли женишка моя?».
Втапоры ево матушка заплакала,
Говорила таковы слова:
«Гой еси, мое чадо милая,
130А твоя ли жена замуж пошла
За молода Алешу Поповича,
Ныне оне у венца стоят».
И походит он, Добрыня Никитич млад,
Ко великому князю появитися.
Втапоры Владимер-князь
С тою свадьбою приехал от церкви
На свой княженецкой двор,
Пошли во светлы гридни,
Садилися за убраныя столы.
140Приходил же тут Добрыня Никитич млад,
Он молится Спасову образу,
Кланеется князю Владимеру и княгине Апраксевне,
На все четыре стороны:
«Здравствуй ты, асударь Владимер-князь
Со душою княгинею Апраксевною!
Сослужил я, Добрыня, тебе, князю, службу заочную,
Съездил в дальны орды немирныя
И сделал дорогу прямоезжую
До твоего тестя любимова,
150До грознова короля Этмануила Этмануиловича;
Вырубил чудь белоглазую,
Прекротил сорочину долгополую
И тех черкас петигорскиех,
А и тех калмыков с татарами,
Чукши все и алюторы!».
Втапоры за то князь похвалил:
«Исполать тебе, доброй молодец,
Что служишь князю верою и правдою!».
Говорил тут Добрыня Никитич млад:
160«Гой еси, сударь мой дядюшка,
Ласково со(л)нцо Владимер-князь!
Не диво Алеши || Поповичу,
Диво князю Владимеру —
Хочет у жива мужа жену отнять!».
Втапоры Настасья засавалася,
Хочет прямо скочить, избесчестить столы.
Говорил Добрыня Никитич млад:
«А и ты душка Настасья Никулишна!
Прямо не скачи, не бесчести столы, —
170Будет пора, кругом обойдешь!».
Взял за руку ее и вывел из-за убраных столов,
Поклонился князю Владимеру
Да и молоду Алеши Поповичу,
Говорил таково слово:
«Гой еси, мой названой брат
Алеша Попович млад!
Здравствуй женивши, да не с ким спать!».

Как из далеча было, из Галичья,
Из Волынца города из Галечья,
Как есён сокол вон вылетывал,
Как бы белой кречет вон выпархивал,
Выезжал удача доброй молодец,
Молоды Михайла Казаренин.
А и как конь под ним — как бы лютой зверь,
Он сам на коне — как есён сокол;
Крепки доспехи на могучих плечах:
10Куяк и панцырь чиста серебра,
А кольчуга на нем красна золота.
А куяку и панцырю цена стоит на́ сто тысячей,
А кольчуга на нем красна золота,
Кольчуги цена сорок тысячей;
Шелом на буйной голове замычется,
Шелому цена три тысячи;
Копье в руках марзамецкая, как свеча, горит;
Ко левой бедре припоясана сабля вострая,
В долину сабля сажень печатная,
20В ширину сабля осьми вершков;
Еще с ним тугой лук разрывчетой,
А цена тому луку три тысячи,
Потому цена лука три тысячи:
Полосы были булатныя,
А жилы слоны сохатныя,
И рога красна золота,
И титивочка шелковая,
Белова шолку шимаханскова;
И колчан с ним каленых стрел,
30А во колчане было полтораста стрел,
Всякая стрела по пяти рублев.
А конь под ним — как лютой зверь,
Цены коню сметы нет,
Почему коню цены-сметы нет?
Потому ему цены-сметы нет —
За реку броду не спрашивает,
Он скачет, конь, с берегу на́ берег,
Котора река шириною пятнадцать верст.
А и едет ко городу Киеву,
40Что ко ласкову князю Владимеру,
Чудотворцом в Киеве молитися,
И Владимеру-князю поклонитися,
Послужить верою и правдою,
Позаочью князю не изменою.
Как и будет он в городе Киеве,
Середи двора княженецкова,
Скочил Казаренин со добра коня,
Привезал коня к дубову столбу,
К дубову столбу, к кольцу булатному,
50Походил во гридню во светлую,
Ко великому князю Владимеру,
Молился Спасу со Пречистою,
Поклонился князю со княгинею
И на все четыре стороны.
Говорил ему ласковой Владимер-князь:
«Гой еси, удача доброй молодец!
Откуль приехал? Откуль тебе бог принес?
Еще как тебе, молодца, именем зовут?
А по именю тебе можно место дать,
60По изо(т)честву можно пожаловати».
И сказал удалой доброй молодец:
«А зовут мене Михайлою Казаренин,
А Казаренин душа Петрович млад».
А втапоры стольной Владимер-князь
Не имел у себя стольников и чашников,
Наливал сам чару зелена вина,
Не велика мера — в полтора ведра,
И проведовает могучева бога́тыря,
Чтобы выпил чару зелена вина
70И турей рог меду сладкова в полтретья ведра.
Принимает Казаренин единой рукой,
А и выпил единым духом
И турей рог меду сладкова.
Говорил ему ласковой Владимер-князь:
«Гой еси ты, молоды Михайла Казаренин!
Сослужи ты мне службу заочную,
Съезди ко морю синему,
Настреляй || гусей, белых лебедей,
Перелетных серых малых утачак
80Ко моему столу княженецкому, —
До́ люби я молодца пожалую».
Молоды Михайла Казаренин
Великова князя не ослушался,
Помолился богу, сам и вон пошел,
И садился он на добра коня,
И поехал ко морю синему,
Что на теплы тихи заводи.
Как и будет у моря синева,
На ево щаски великия
90Привалила птица к берегу.
Настрелял он гусей, лебедей,
Перелетных серых малых утачак
Ко ево столу княженецкому.
Обвезал он своего добра коня
По могучим плечам до сырой земли
И поехал от моря от синева
Ко стольному городу Киеву,
Ко ласкову князю Владимеру.
Наехал в поле сыр крековистой дуб,
100На дубу сидит тут черны ворон,
С ноги на ногу переступавает,
Он прави́льна перушка поправливает,
А и ноги, нос, что огонь, горят.
А и тут Казаренину за беду стало,
За великую досаду показалося,
Он, Казаренин, дивуется,
Говорил таково слово:
«Сколько по полю я езживал,
По ево государевой вотчине,
110Такова чуда не наезживал,
И наехал ныне черна ворона».
Втапоры Казаренин
Вынимал из налушна свой тугой лук,
Из колчана калену стрелу,
Хочет застрелить черна ворона,
А и тугой лук свой потягивает,
Калену стрелу поправливает,
И потянул свой тугой лук за ухо,
Калену стрелу семи четвертей.
120И завыли рага у туга́ лука́,
Заскрыпели полосы булатныя,
Чуть боло спустит калену стрелу, —
Провещится ему черны ворон:
«Гой еси ты, удача доброй молодец!
Не стреляй мене ты, черна ворона,
Моей крови тебе не пить будет,
Моево мяса не есть будет,
Надо мною сер(д)це не изнести.
Скажу я тебе добычу богатырскую:
130Поезжай на гору высокою,
Посмотри в раздолья широка
И увидешь в поле три бела шатра,
И стоит беседа дорог рыбей зуб,
На беседе сидят три татарина,
Как бы || три сабаки-наез(д)ники,
Перед ними ходит красна девица,
Русская девица-полоняночка,
Молода Марфа Петровична».
И за то слово Казарин спохватается,
140Не стрелял на дубу черна ворона,
Поехал на гору высокую,
Смотрил раздолья широкия
И увидел в поле три бела шатра,
Стоит беседа дорог рыбей зуб,
На беседе сидят три татарина,
Три сабаки-наез(д)ники,
Перед ними ходит красна девица,
Русская девица-полоняночка,
Молода Марфа Петровична,
150Во слезах не может слово молвити,
Добре жалобна причитаючи:
«О злочастная моя буйна голова,
Горе-горькая моя русая коса!
А вече́р тебе матушка расчесовала,
Расчесала, матушка, заплетала,
Я сама, девица, знаю-ведаю:
Росплетать будет моя руса коса
Трем татарам-наездником».
Оне те-та речи, татара, договаривают,
160А первой татарин проговорит:
«Не плачь, девица, душа красная!
Не скорби, девица, лица белова!
Азделу-татарину достанешься,
Не продам тебе, девицу, дешево,
Отдам за сына любимова,
За мирнова сына в Золотой орде».
Со тыя горы со высокия,
Как есён сокол напущается
На синем море на гуси и лебеди,
170Во чистом поле напущается
Молоды Михайла Казаренин,
А Казаренин душа Петрович млад.
Приправил он своего добра коня,
Принастегивал багатырскова,
И в руке копье морзамецкое —
Первова татарина копьем сколол,
Другова сабаку конем стоптал,
Третьева — о сыру землю.
Скочил Казаренин с добра коня,
180Сохватал девицу за белы ручки,
Русску девицу-полоняночку,
Повел девицу во бел шатер.
Как чуть с девицою ему грех творить,
А грех творить, с ней блуд блудить,
Росплачется || красная девица:
«А не честь твоя молодецкая богатырская,
Не спросил не дядины, не вотчины:
Княженецкая л(ь) дочь и боярская.
Была я дочи гостиная,
190Из Волынца города из Галичья,
Молода Марфа Петровична».
И за то слово Казаренин спохватается:
«Гой еси, душа красная девица,
Молода Марфа Петровична!
А ты по роду мне родна сестра,
И ты как татарам досталася,
Ты как трем сабакам-наез(д)никам?».
Говорит ему радная сестра:
«Я вече́р гуляла в зелено́м саду́
200Со своей сударынею-матушкою,
Как из далеча из чиста́ поля,
Как черны вороны налетывали,
Набегали тут три татарина-наез(д)ники,
Полонили мене, красну девицу,
Повезли мене во чисто поле,
А я так татарам досталася,
Трем сабакам-наез(д)никам».
Молоды Михайла Казаренин
Собирает в шатрах злата-серебра,
210Он кладет во те сумы переметныя,
Переметныя сыромятныя,
И берет беседу дорог рыбей зуб,
Посадил девицу на добра коня
На русскова богатырскова,
Сам садился на тотарскова,
Как бы двух коней в поводу повел
И поехал к городу Киеву.
Въезжает в стольной Киев-град,
А и стольники, приворотники
220Доложили князю Владимеру,
Что приехал Михайла Казаренин.
Поколь Михайла снял со добра коня
Свою сестрицу родимую
И привезал четырех коней к дубову столбу,
Идут послы от князя Владимера,
Велят итить Михайле во светлу гридню.
Приходил Казаренин во светлу гридню
Со своею сестрицею родимаю,
Молится Спасову образу,
230Кланеется князю Владимеру
И княгине Апраксевне:
«Здравствуй || ты, ласковой сударь Владимер-князь
Со душею княгинею Апраксевною!
Куда ты мене послал, то сослужил —
Настрелял гусей, белых лебедей
И перелетных серых малых утачак,
А и сам в добычи богатырския
Убил в поле трех татаринов,
Трех сабак-наез(д)ников
240И сестру родную у них выручил,
Молоду Марфу Петровичну».
Владимер-князь стольной киевской
Стал о том светел-радошен,
Наливал чару зелена вина в полтора ведра
И турей рог меду сладкова в полтретья ведра,
Подносил Михайлу Казарину.
Принимает он, Михайла, единой рукой
И выпил единым духом.
Втапоры пошли они на широкой двор,
250Пошел князь и со княгинею,
Смотрел ево добрых коней,
Добрых коней татарскиех,
Велел тут князь со добра коня птиц обрать
И велел снимать сумы сыромятныя,
Относить во светлы гридни,
Берет беседу дорог рыбей зуб,
А и коней поставить велел по стойлам своим,
Говорил тут ласковой Владимер-князь:
«Гой еси ты, удача доброй молодец,
260Молоды Михайла Казаренин,
А Казаренин душа Петрович млад!
У мене есть три ста жеребцов
И три любимы жеребца,
А нет такова единова жеребца.
Исполать тебе, добру молодцу,
Что служишь князю верою в правдою!»