Джон Ирвинг - Дорога тайн

– С вами все в порядке? – спросил Кларк Хуана Диего.

– Просто я немного запыхался – не привык хромать так быстро, – сказал Хуан Диего. – Или оттого, что одновременно хромал и разговаривал.

Они замедлили шаг, спускаясь по лестнице и направляясь к главному помещению «Энкантадора», где находился обеденный зал ресторана. Обеденный зал был под навесной крышей, и еще имелся сворачивающийся занавес из бамбука – его можно было опустить, чтобы защититься от дождя и ветра. Благодаря открытому виду на пальмы и море, обеденный зал походил на просторную веранду. На всех столах лежали бумажные праздничные шляпы.

В какую большую семью попал Кларк Френч, когда женился! – подумал Хуан Диего. У доктора Хосефы Кинтана было тридцать или сорок родственников, и более половины из них – дети или молодые люди.

– Никто не ждет, что вы запомните имена всех, – прошептал Кларк Хуану Диего.

– Насчет таинственной гостьи, – внезапно сказал Хуан Диего. – Она должна сесть рядом со мной.

– Рядом с вами? – спросил его Кларк.

– Конечно. Вы все ее ненавидите. А я, по крайней мере, нейтрален, – сказал Хуан Диего.

– Я не ненавижу ее – никто ее не знает! Она влезла в семью…

– Знаю, Кларк, знаю, – сказал Хуан Диего. – Она должна сесть рядом со мной. Мы оба незнакомцы. А вы все знакомы друг с другом.

– Я думал посадить ее за один из детских столов, – произнес Кларк. – Может быть, за столом с самыми буйными детьми.

– Вот видишь? Ты действительно ненавидишь ее, – бросил ему Хуан Диего.

– Я пошутил. Может быть, за стол с подростками – самыми угрюмыми, – продолжил Кларк.

– Ты определенно ее ненавидишь. Я нейтрален, – напомнил ему Хуан Диего. (Мириам может совратить подростков, подумал он.)

– Дядя Кларк! – Кларка потянул за руку маленький круглолицый мальчик.

– Да, Педро. Что случилось? – спросил Кларк.

– Там, за картиной в библиотеке, большой геккон. Он вылез из-за картины! – сказал Педро.

– Только не это – никаких гигантских гекконов! – воскликнул Кларк, изображая испуг.

– Да! Он гигантский! – закричал мальчик.

– Так уж случилось, Педро, что вот этот человек знает все о гекконах – он эксперт по гекконам. Он не только любит гекконов; он скучает по гекконам, – сказал Кларк. – Это мистер Герреро, – добавил Кларк, ускользая и оставляя Хуана Диего с Педро.

Мальчик тут же схватил пожилого романиста за руку.

– Вы их любите? – спросил мальчик и, прежде чем Хуан Диего успел ответить, спросил: – Почему вы по ним скучаете, мистер?

– А, ну… – начал Хуан Диего и замолчал, пытаясь выиграть время.

Когда он, прихрамывая, направился к лестнице, ведущей в библиотеку, его хромота привлекла к нему внимание дюжины детей – пятилетних или чуть постарше, как Педро.

– Он все знает о гекконах, он их любит, – говорил Педро детям. – Он скучает по гекконам. Почему? – снова спросил Педро Хуана Диего.

– Что случилось с вашей ногой, мистер? – спросила его девочка с косичками.

– Ребенком я жил на свалке. В лачуге недалеко от basurero Оахаки – basurero означает «свалка»; Оахака находится в Мексике. В хижине, где жили мы с сестрой, была только одна дверь. Каждое утро, когда я вставал, на сетке двери сидел геккон. Геккон был таким быстрым, что мог исчезнуть в мгновение ока, – сказал Хуан Диего детям, хлопнув в ладоши для пущего эффекта. Поднимаясь по лестнице, он все больше хромал. – Однажды утром грузовик переехал мне правую ногу. Боковое зеркало заднего вида было разбито, водитель меня не заметил. Он не виноват, он хороший человек. Он умер, и я скучаю по нему. Я скучаю по свалке и гекконам, – сказал Хуан Диего.

Он не знал, что несколько взрослых тоже последовали за ним наверх в библиотеку. Шел за своим бывшим учителем и Кларк Френч; все они, разумеется, потянулись за историей Хуана Диего.

Неужели хромой человек действительно сказал, что скучает по свалке? – переспрашивали друг друга дети.

– Если бы я жила на basurero , не думаю, что скучала бы по ней, – сказала Педро девочка с косичками. – Может, он скучает по сестре?

– Я могу понять, почему без гекконов скучно, – сказал Педро.

– Гекконы в основном ночные существа – они более активны в ночное время, когда насекомых больше. Они едят насекомых, гекконы для нас безобидны, – говорил Хуан Диего.

– А где ваша сестра? – спросила Хуана Диего девочка с косичками.

– Умерла, – ответил Хуан Диего; он готов был рассказать, как умерла Лупе, но не хотел, чтобы малышам снились кошмары.

– Смотрите! – воскликнул Педро.

Он указал на большую картину, висевшую над удобной с виду кушеткой в библиотеке «Энкантадора». Геккон был почти огромным, так что даже на расстоянии его было видно не хуже, чем картину. Геккон держался за стену рядом с картиной; когда Хуан Диего и дети приблизились, геккон забрался выше. Глядя на них, большая ящерица замерла в ожидании, до потолка ей оставалось ровно столько же, сколько и до картины. Это действительно был большой геккон, размером чуть ли не с домашнюю кошку.

– Человек на картине – святой, – говорил Хуан Диего детям. – Когда-то он был студентом Парижского университета; он был также солдатом, баскским солдатом, и он был ранен.

– Как ранен? – спросил Педро.

– Пушечным ядром, – ответил Хуан Диего.

– Разве пушечное ядро не убивает? – спросил Педро.

– Думаю, нет, если ты готовишься в святые, – ответил Хуан Диего.

– Как его звали? – спросила девочка с косичками; ее переполняли вопросы. – Кто этот святой?

– Твой дядя Кларк знает, кто он такой, – ответил Хуан Диего.

Он чувствовал, что Кларк Френч наблюдает за ним и слушает его – как навсегда преданный ученик. (Кларк был похож на человека, который может выжить, если в него выстрелят пушечным ядром.)

– Дядя Кларк! – раздался хор детских голосов.

– Как звали этого святого? – продолжала спрашивать девочка с косичками.

– Святой Игнатий Лойола, – услышал Хуан Диего голос Кларка Френча.

Гигантский геккон в скорости не уступал маленькому. Возможно, голос Кларка прозвучал слишком самоуверенно или слишком громко. Удивительно, что такая большая ящерица могла так расплющиться – ей удалось залезть под картину, хотя и слегка сдвинув ее. Теперь картина висела на стене чуть криво, но геккона как будто и не было за ней. Сам святой Игнатий Лойола не видел ящерицу, как не обращал внимания ни на детей, ни на взрослых.

Хуан Диего видел самые разные изображения Лойолы – в храме Общества Иисуса, в «Потерянных детях» и в других местах Оахаки (и в Мехико), – но не мог вспомнить, чтобы этот лысый, но бородатый святой хотя бы на одном из портретов смотрел на него. Глаза святого Игнатия всегда были устремлены вверх; Лойола с вечной мольбой взирал на небеса. Основатель ордена иезуитов был в поисках более высокого авторитета – Лойола не был склонен смотреть в глаза простому люду [36].