Сергей Сеньчуков - Поп на мерсе [Забавные и поучительные истории священника-реаниматолога]

– О чем? – спросил Гарик.

– Хорошо, что не пришел медвежонок…

(из воспоминаний о старой скорой)

История эта очень старая, так что кое-кто ее, конечно, знает. Но не вспомнить ее нельзя.

В старые времена бичом скорой помощи были бабки. Не в смысле «деньги» и даже не просто старые женщины, а бабки как социальная группа. Так на скорой называли постоянно вызывающих старух, не имеющих никаких объективных поводов для вызова именно скорой. А вызывали они регулярно, иногда по несколько раз в день. Если учесть, что квартиры у них часто не благоухали розами, проживали они, как назло, на пятых этажах пятиэтажек без лифта, а любимым временем вызова было примерно полтретьего ночи, то отношение к ним сотрудников было сами понимаете какое.

Нет, конечно, не все бабки были так ужасны. Вот у нас напротив подстанции Вера Григорьевна жила. Душевнейший человек. Чаем напоит, про войну, как она начальником гаража была, расскажет. У нее можно было тихо отсидеться, спокойно написать карточки, а иногда и вздремнуть полчасика. И вызывала всегда до полуночи, ибо ночью надо спать.

Но та бабка, про которую я хочу рассказать, на Веру Григорьевну нашу была не похожа. Даже наоборот, была ей полной противоположностью, ибо вызывала несколько раз за день и за ночь по совершенно пустяковым поводам.

Но самое главное было то, что она постоянно жаловалась, и письменно, и устно. Жалобы летели в ГУЗМ (так называлось тогда медицинское ведомство Москвы), в Минздравы – и РСФСР и СССР, в прокуратуру, в Верховный Совет, во все партийные инстанции – от райкома до ЦК КПСС. А уж телефоны заведующего ближайшей подстанцией и старшего врача оперотдела она знала наизусть. Ночью разбудишь – тут же выпалит.

Вообще, для таких людей специальный термин есть – социопаты. Паразиты на теле общества. Они даже больными не считаются, в отличие от психопатов и энцефалопатов. Тех при благоприятных условиях можно в психушку сдать, а этих нет, все свои права они знают. И вызывают не потому, что плохо себя чувствуют, а потому что положено. Право имеют.

Долго подстанция воевала с той бабкой. Но бабка словно трехголовый дракон лишь крепла и закалялась в борьбе. Но как на каждого Ленского есть свой Онегин, так и на каждого дракона найдется свой Егорий Храбрый. Нашелся он и здесь.

Жил на подстанции кот. Обыкновенный серый кот по кличке Димедрол, в просторечии Димка. Как и любой подстанционный кот, был он толст и ленив, ибо кормили его с утра до ночи. Однако, будучи котом благовоспитанным, он считал своим долгом периодически кого-нибудь ловить. И вот поймал он обычную серую мышку. Но не съел, ибо был сыт, а притащил на подстанцию похвастаться добычей. Девчонки-фельдшерицы завизжали, и на визг вышел тот самый Егорий Храбрый. Как его звали на самом деле, история умалчивает, но это и не важно – миф в конкретике не нуждается. И вот Егорий, увидев мышку, внезапно понял, что мышке этой суждено стать избавительницей подстанции от зловредной бабки.

Отняв несчастного грызуна у кота, который, впрочем, не очень-то и сопротивлялся, он стал мышку дрессировать. Нет, он не натравливал мышку темными московскими ночами на гуляющих старушек. Он учил ее танцевать под звуки губной гармошки. Прошла пара месяцев, и вот уже мышка с успехом отплясывала на задних лапках. А Егорий ждал своего часа.

Пришел долгожданный вызов к бабке-социопатке. Егорий посадил мышку в майонезной банке во внутренний карман черной шинели, проверил губную гармошку и помчался совершать свой главный подвиг. Вся подстанция провожала его…

Поднявшись на пятый этаж, Егорий тщательно вытер ноги у входа и направился мыть руки. Бабка понимала: что-то тут не так (обычно бригады так себя не вели), рука сама тянулась к телефону, но повода для жалобы Егорий не давал.

– На что жалуетесь, глубокоуважаемая Клавдия Варсонофьевна? – спросил он сладким голосом.

– Ты мне давление померь и укол поставь!

– Зачем же вам укол, любезнейшая? Сейчас во всем мире очень популярны зоотерапия и арт-терапия. Вот, смотрите.

С этими словами Егорий вынул из кармана шинели майонезную банку с сидящей в ней мышкой.

Бабка от такой наглости оторопела. А Егорий продолжил подготовку и извлек из халата губную гармошку. После этого он аккуратно вынул мышку из банки и посадил ее на стол, поднес к губам гармонику и заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Мышка встала на задние лапки, вытянула мордочку кверху и закружилась в танце. Бабка, как завороженная, смотрела на действо.

Наконец она очухалась и набрала знакомый номер старшего врача оперотдела.

– Тут такое… Мышка на гармошке играет, а доктор пляшет. Тьфу! То есть наоборот – доктор играет, а мышка пляшет…

– Дайте трубочку доктору! – донеслось из трубки. Егорий приложил трубку к уху.

– Что там у вас?

– А вы что, сами не слышите? Вы посмотрите, она каждый день по нескольку раз вызывает, и сегодня уже третий. То у ней мышки пляшут, то тараканы маршируют.

– Ладно, я все поняла, ждите!

Психиатрическая бригада приехала на редкость быстро. Зоологические галлюцинации с фантастическим сюжетом, локализованные в реальном пространстве в экстрапроекции в сочетании с бредом сутяжничества (бабка пообещала написать жалобу и на психиатров, и на старшего врача), не вызвали никаких сомнений у доктора, и пациентка была препровождена в стационар соответствующего профиля. Когда через несколько месяцев она выписалась, скорую помощь ей беспокоить уже не хотелось.

Зато она завела кота. Не такого толстого, как Димка – Димедрол, но все равно очень милого. И склочничать ей больше не хотелось, ибо кот способствует пробуждению добрых чувств в даже самой сморщенной душе.

А героическая мышка доживала свой мышиный век в просторной клетке дома у Егория. Иногда Егорий брал губную гармошку, играл вальс «На сопках Маньчжурии», и постаревшая мышка вставала на задние лапки, вытягивала мордочку вверх и кружилась в танце, вновь и вновь переживая миг своего триумфа…

(из воспоминаний о старой скорой)

А вот эта история не имеет никакого назидательного оттенка и написана просто ради воспоминаний.