Монах Юкинага - Повесть о доме Тайра

К берегу Синомия [566] «К берегу Синомия...» — Этими словами начинается одно из первых в истории японской литературы лирических описаний путешествия на фоне сменяющихся пейзажей и памятных мест — особый жанр японской лирической поэзии, так наз. «странствие» (яп. митиюки), получивший впоследствии широкое распространение в японской литературе Средних веков и Нового времени.
вышел пленник, к заросшему яру,
В древние годы Энги
обитал здесь поэт Сэмимару [567] «...обитал здесь поэт Сэмимару...» — легендарный слепой поэт (X в.), о котором почти не сохранилось сведений. Единственное достоверно принадлежащее ему стихотворение помещено в поэтической антологии «Госэнсю» (951), в разделе «Разные песни». Легенда гласит, что поэт Сэмимару был также замечательным музыкантом, и вельможа Хиромаса Минамото (918—980), сам искуснейший музыкант, три года кряду ходил к хижине Сэмимару, чтобы, стоя на улице, за стеной, украдкой слушать его игру. Тронутый его настойчивостью, Сэмимару согласился научить его трем сокровенным мелодиям. Эта популярная легенда изложена в известном памятнике средневековой японской литературы «Стародавние повести» («Кондзяку-моногатари», XI в.). ,
Сын государя Дайго,
нелюбимый, четвертый по счету,
Внемля неистовству бурь,
здесь, бывало, играл он на кото.
Целых три года подряд
приходил сюда некий вельможа
В ясные летние дни
и ненастные зимние тоже.
Ветер ли, дождь или град,
к ветхой хижине шел Хиромаса
И, притаившись в саду,
слушал цитру до позднего часа.
Он же поведал друзьям
три напева, три чудных мотива,
И сохранилась в веках
эта музыка, дивное диво...
Вспомнил предание князь,
о поэте, в лачуге живущем [568] «...о поэте, в лачуге живущем...» — В известном стихотворении Сэмимару говорится: «В мире земном // живешь ли ты так или этак, // что во дворце, // что под соломенной кровлей, — // всех одна судьба ожидает...» , —
Снова взгрустнулось ему
о былом, настоящем, грядущем.
Холм Аусака давно
скрыли кручи, туманом одеты.
Гулко копыта гремят
по мосту Карахаси, что в Сэта.
«Жаворонок в вышину
над селением Нодзи взовьется...
Рябью подернута гладь
бухты Сига» [569] «...гладь бухты Сига...» — Бухта Сига — иносказательное название озера Бива, на берегу которого находилась в древности резиденция императоров. «Рябь на воде бухты Сига» неоднократно воспета в классической поэзии. , как в песнях поется...
Вот и Кагами-гора,
что прозвали в народе Зеркальной.
Хира, скалистый хребет,
замаячил над пустошью дальней.
К югу от Хиры свернув,
горных тропок минуя излуки,
Преодолели они
перевал через гребень Ифуки.
И лишь немного спустя
вышли к Фуве, дорожной заставе [570] «...вышли к Фу ее, дорожной заставе». — Застава Фува, устроенная в 673 г., находилась на рубеже между землей Ямасиро, входившей в число Пяти Ближних земель, и землей Оми. Здесь путники как бы прощались с обжитыми, привычными краями и начинали странствие в глухие, дальние земли. Застава играла важную роль в древности, но в конце VIII в., после перенесения столицы из Нары в Хэйан, утратила свое значение и была ликвидирована. Однако ее руины оставались еще долгое время и неоднократно служили темой для поэзии. В данном случае имеется в виду стихотворение поэта Ёсицунэ Фудзивары (1169— 1206): «Как безлюден и дик //вид заставы покинутой Фува, // где меж древних руин, // меж обломков рухнувшей крыши // только вихрь осенний витает!..» (Антология «Новое собрание старых и новых песен» («Син-кокин-вакасю»), 1206). .
Да, на заставе приют
каждый путник потребовать вправе,
Но бесприютна душа
на дворе постоялом, в харчевне.
Дело иное привал
у заставы заброшенной, древней.
Где и развалины стен,
и обломки затейливой крыши —
Все навевает печаль,
красотою изысканной дышит.
Будто свой жребий узнать
захотел он у моря Наруми [571] «Будто свой жребий узнать // захотел он у моря Наруми...» — Наруми — название участка морского побережья, залива Исэ, славившегося красотой пейзажа в краю Овари. Созвучие названия Наруми со словами «нару ми», означающими: «что будет со мной?» наводят пленника на мысль о предстоящей ему горькой участи. ,
Князь, утирая слезу,
предавался безрадостной думе.
Вот уж и Восемь мостов —
Яцухаси, что в землях Микава.
Здесь к Нарихире [572] «Здесь к Нарихире пришла // этих строчек крылатая слава...» — Поэт Нарихира из рода Аривары (IX в.) принадлежит к числу самых известных представителей классической японской поэзии. Его странствие в восточные земли Японии описано в «Повести Исэ» («Исэ-моногатари», X в.), в которой представлены стихи поэта. В данном случае имеется в виду знаменитый акростих, сложенный в краю Микава: «Любимую мою в одеждах // Изящных там, в столице, // Любя, оставил... // И думаю с тоской, насколько // Я от нее далек...» (Пер. Н. Конрада). пришла
этих строчек крылатая слава:
«В шелке китайских одежд...» —
вспомнил князь над бурлящим потоком
И сокрушенно вздохнул
о своем злоключенье жестоком:
«Нити реки меж камней [573] «Нити реки меж камней...» — В краю Микава, куда путники переходят по мере продвижения вдоль Восточной Приморской дороги, ведущей в восточные области Японии, славилась переправа через реку, образующая в этом месте множество рукавов. В данном случае стихи построены по ассоциации с нижеследующими строчками «Повести Исэ»;: «Зовут то место „восемь мостов“ потому, что воды, как лапки паука, текут раздельно, и восемь бревен перекинуто через них...», а также по ассоциации с анонимным стихотворением: «В любви беззаветной // Истерзано сердце мое // И рвутся на части, // Уподобясь „паучьим лапкам“, // у восьми мостов Яцухаси...» (Антология «Новое собрание старых и новых песен», «Син-кокин-вакасю»).
разрываются снова и снова.
Так же и сердце мое
разорваться от боли готово!»
Мост Хамана [574] Мост Хамана. — Мост, перекинутый через р. Тэнрю, в краю Тоотоми (современная префектура Сидзуока). Здесь, на западном берегу реки, находилось селение Икэда, где был постоялый двор; в то время постоялые дворы вдоль Приморской Восточной дороги выполняли также роль примитивных почтовых станций. перешли.
В шуме ветра меж кронами сосен
Ропот мятущихся волн
был под вечер уныл и несносен.
Ведь не случайно подчас
даже в дни тишины и покоя,
Сумерки душу томят
непонятной, тревожной тоскою...
Так, укоряя судьбу,
исчисляя несчастья и беды.
Прибыл под стражею князь
в небольшое селенье Икэда.